— А вот теперь я тебя накажу, — облизнув губы, заявил Амир ехидно и, наклонившись к нему, легонько поцеловал в подбородок.
Раб резко отвернул голову, поджимая губы.
— Все еще брыкаешься, — усмехнулся калиф. — Ничего, сейчас ты запоешь у меня по-другому, шоколадка моя.
Узкие ладони калифа неторопливо огладили широкую грудь и подтянутый живот мужчины, нарочито задев соски, затем он наклонился и вобрал один из них в рот. Невольник лишь сильнее сжал зубы. Калиф неспешно ласкал его, покрывая поцелуями тело, потом, взяв со столика вазочку с кубиками льда, достал один из них и положил на живот. Мужчина вздрогнул, а Амир, широко ухмыльнувшись, принялся водить этим кубиком по его соскам и мышцам пресса, резко выделявшимся на животе. Поскольку мужчина все еще не издавал ни звука, он лизнул один сосок и взял в рот. После обжигающего холода льда рот калифа показался рабу почти горячим, и он невольно выдохнул.
Но калиф не собирался останавливаться на этом. Следующий кубик льда он взял в рот и, наклонившись, захватил в плен второй сосок раба, заставив того шумно втянуть в себя воздух через нос.
— Нравится? — промурлыкал донельзя довольный Амир. Его игривый тон, впрочем, как и взгляд темно-зеленых глаз, не обещал мужчине легкой расправы. Наказание должно было быть очень «жестоким».
— Прекрати, — процедил он.
— О, ты уже осмеливаешься приказывать самому калифу? — Откинув голову, Амир звонко рассмеялся.
Третий кубик льда опустился на напряженный живот раба. Калиф медленно провел им вдоль полоски кожи над поясом его шаровар, и ему пришлось втянуть живот. Он все еще молчал, но когда калиф проследил этот же путь горячим языком, выдохнул громче прежнего.
— Я дам тебе этот кусочек льда… — Амир поднял почти растаявший кубик и поднес к своим губам, медленно облизнув. Капелька воды стекла по его подбородку вниз, прочертив влажную дорожку вдоль шеи, — …если ты назовешь мне свое имя.
— Неужели могущественного калифа Джавахир Абаля интересуют мелочи, подобные этой? — чуть хрипло ответил мужчина, вскидывая бровь.
— Вопрос в том, насколько сильно ты хочешь пить, — усмехнулся Амир и, подавшись вперед, также медленно провел прохладным после льда языком по губам раба. Когда он отстранился, мужчина невольно облизнул влажные губы. Он действительно очень хотел пить. — Ну вот видишь…
Взяв из вазочки новый кубик льда, Амир скользнул им по его губам, и снова раб облизнулся, инстинктивно потянувшись за ним. Но коварный калиф отстранил руку с живительной влагой.
— Нет, нет, нет. Не так быстро, сладкий мой, — пропел он и сам лизнул кубик. — Сначала имя…
— Нет, — упрямо поджав губы, ответил раб.
— Ну что же, тогда мне ничего не остается, кроме как продолжить экзекуцию.
Амир опустил тающий лед на его грудь и провел им вдоль живота вниз. Затем проследил этот путь языком. Раб ощутимо вздрогнул и задышал чаще. Улыбнувшись уголком губ, калиф потянул вниз его шаровары, и хотя мужчина даже не подумал помочь ему раздеть его, он справился сам. Раб уже был наполовину возбужден, что весьма порадовало тщеславного калифа. Он снова взял в рот тающие остатки кубика — кожа невольника была горяча — и, подождав, пока тот совсем растает во рту, вдруг наклонился и взял в рот его член. Воздух со свистом сорвался с губ мужчины, и он дернулся, кажется, с трудом удержав свои бедра на месте. Калиф плотно обхватил головку крупного и разгоряченного члена губами, натянулся своим ротиком почти до самого основания, даже не подавившись. Глаза мужчины невольно слегка расширились, казалось, он был впечатлен такими умениями.
Амир поймал взгляд черных глаз. Он бы ухмыльнулся, но рот был занят. Поэтому он так же медленно поднял голову, выпуская его член изо рта, и лизнул головку. По-женски полноватых, весьма чувственных губ юноши коснулась издевательски-ехидная усмешка. Он скользнул вверх по телу невольника и поцеловал его в губы.
— Кажется, нам нужно немного остудить твой пыл… Пока еще рано.
В вазочке оставалось еще много ледяных кубиков, и раб прикрыл глаза, сжимая зубы и моля всех богов дать ему сил выдержать «экзекуцию» калифа. Он был уверен, что так его еще точно никто не наказывал, хотя у него и напрочь отшибло память. Коварный калиф долго сжимал в ладонях лед, пока тот не растаял, и затем обхватил холодными мокрыми пальцами его обжигающе горячий член и сжал, сделав несколько резких движений вверх и вниз.
На этот раз мужчине с трудом удалось сдержать стон.
— О, тебе это нравится? — засмеялся Амир. — А не подскажешь, что больше? Может, все-таки мой рот?
Не дождавшись никакого ответа, он взял в рот еще один кубик льда и, наклонившись, обхватил губами член мужчины. Холод и жар смешались в тесном пространстве, и раб не выдержал: с губ его сорвался низкий хриплый стон. Он двинул бедрами навстречу калифу, пытаясь погрузить член между его губами как можно глубже, и Амир позволил ему это. Лед у него во рту стремительно таял, холодными каплями стекая по стволу члена. Несколько минут Амир старательно доставлял рабу удовольствие, но когда его бедра почти вошли в ритм — отстранился.
— Ты же не думаешь, что я позволю тебе кончить просто так? — спросил он с усмешкой.
Мужчина с тихим стоном отвернулся, сжимая зубы так, что по смуглым скулам заходили желваки. И все же не сказал своего имени и не попросил продолжить.
— Я люблю упрямцев, — выдохнул калиф ему на ухо, скользнув острым язычком в раковину.
Раб вздрогнул, невольно пытаясь прижаться к нему. Что и говорить, юный калиф оказался довольно искусен в постельных играх.
— Поцелуй меня, — приказал Амир.
И он подчинился, но когда потянулся к нему за поцелуем, жадно глядя в восхитительные чарующие зеленые глаза калифа, Амир приложил к его губам указательный палец.
— Что я говорил тебе утром? — спросил он шепотом.
Раб поджал губы, ладони его сжались в кулаки, Амир выжидающе замер. Подчинится ли он на этот раз? Колебание невольника длилось всего несколько секунд, и вот черные ресницы покорно опустились, он поднял голову. Тогда Амир убрал палец от его губ и наклонился ниже, прижимаясь к ним своими. Тут же язык мужчины решительно раздвинул их, буквально врываясь в его рот. Он целовал его яростно, слегка прикусывая его губы, жестко, почти до боли, но калифу нравилось именно так, и он с упоением отдавался этому поцелую. Не прерывая его, Амир заскользил ладонью вдоль живота мужчины и снова обхватил его член рукой, начиная двигать по нему сжатой ладонью. Когда раб застонал ему в рот, сладкое чувство торжества охватило калифа. Сам он был уже возбужден до предела, ему не терпелось ощутить в себе член, что он ласкал сейчас рукой, но он все еще выжидал.
С трудом отстранившись от губ невольника, Амир жарко выдохнул и прикрыл глаза.
— Скажи мне, — произнес он мягко, и это было почти похоже на просьбу.
— Нет.
Калиф поджал губы, удивленный таким ответом, но не разозлился, а лишь хмыкнул. Его ладонь сильнее сжалась вокруг члена раба, заставляя его шумно выдохнуть сквозь крепко стиснутые зубы. Он отстранился на несколько секунд, снимая свои шаровары, и снова оседлал бедра мужчины, почти распластавшись на его груди так, чтобы его член терся о горячую расселину между ягодиц.
— Ты уверен, что не хочешь сказать мне, как тебя зовут? — мягко спросил Амир.
Раб ничего не ответил, приподнимая бедра так, чтобы теснее прижаться к входу в его тело своим пылающим естеством, и тут уже калиф сам едва не застонал, прогнувшись в пояснице и закусив нижнюю губу.
— Ты уверен, что сам не кончишь первым? — насмешливо спросил мужчина в тон ему. — Может, все-таки еще не поздно применить обычное наказание старыми добрыми плетьми?
— Нет… — выдохнул калиф.
Их маленькое противостояние полностью захватило его. Он чувствовал настоящий восторг и экстаз от того, что сейчас происходило. Двинув бедрами несколько раз так, чтобы тереться своей дырочкой о член раба, он подался вперед и прильнул к его губам, запуская пальцы в роскошное черное золото его волос.
Неожиданно Амир перестал хотеть нагнуть его под себя, сломить его волю, победить. Теперь он твердо был уверен, что хочет, чтобы этот пылкий яркий огонь никогда не угасал в его новом наложнике. Ведь именно это самое пламя делало его таким привлекательным для калифа. В глазах цвета темной арабской ночи он видел стальную волю, читал холодную насмешку и вызов. И ему хотелось принять этот вызов, но Амир не желал, чтобы погасла его воля.
— А если я попрошу? — вдруг спросил он, приподнимаясь над рабом и заводя руку себе за спину, чтобы направить член в себя.
Но насадился калиф не полностью, позволив ему войти в себя лишь головкой и сжав коленями бедра мужчины, чтобы тот не смог приподнять их. И все это время он наблюдал за выражением его лица.
Раб приподнял бровь, и уголок его губ тронула скептическая усмешка.
— Я слышал, что калиф Джвахир Абаля не идет на уступки.
— Это не уступка.
— Тогда почему ты предпочитаешь попросить меня, а не приказать?
— Потому что сейчас мне не хочется тебе приказывать, — лукаво ответил Амир, упираясь в его грудь ладонями, чтобы сохранить равновесие, и опустился на его член еще на несколько сантиметров, словно дразня. — Но я уверен… — наклонившись вперед, выдохнул он ему в губы, — что тебе очень хочется мне подчиниться.
— Я не могу тебе лгать, калиф, — глядя Амиру в глаза, ответил мужчина. — Очень хочется.
— Тогда пойдем на компромисс? — улыбнулся калиф, неторопливо целуя его в губы. — Ну скажи мне, пожалуйста…
Теплые, чуть влажные губы мягко прикасались к губам невольника, целовали его подбородок, шею, скулы, — сейчас калиф был почти нежен. И прекрасен. Черные, словно ночь, длинные волосы рассыпались по его плечам и изящной спине, щекоча кончиками грудь раба, мягкая улыбка на красивых губах вызывала желание целовать ее бесконечно, и этот призывный блеск в малахитовых глазах…
— Касим, — наконец выдохнул раб. — Меня зовут Касим.
В ответ калиф приник к его губам, по-хозяйски скользнув юрким язычком в его рот, и полностью насадился на его член. Их поцелуй был страстным и почти свирепым, но в то же время нежным, — они теперь не пытались перехватить друг у друга инициативу, калиф не хотел наказать его, а раб не защищал свою гордость.
— Отвяжи меня, — хрипло произнес Касим, когда калиф наконец оторвался от его губ.
— Нет, — чарующе мурлыкнул Амир, плавно двигаясь на нем. — Еще рано.
Касим стиснул зубы, не имея возможности обнять, задать ритм, хоть как-то отреагировать на происходящее, и это злило. Но постепенно Амир сам стал двигаться быстрее, почти до конца снимаясь с его члена и тут же резко насаживаясь. С губ его срывались вздохи и стоны, он запрокинул голову, прикрывая глаза длинными пушистыми ресницами. Зрелища прекраснее в своей жизни Касим не видел, а если и видел, то не помнил. Больше всего завораживало то, что калиф совсем не стеснялся демонстрировать свою бешеную и неутолимую страсть, не сдерживал себя, он брал и отдавал одинаково. И Касим был готов кончить уже просто оттого, что имел возможность смотреть, как меняется лицо его любовника по мере приближения оргазма. Это был словно танец, и с последней завершающей нотой их мелодии страсти калиф рухнул на его грудь, выплеснувшись ему на живот струей семени. Мышцы его прохода судорожно сжимались вокруг члена раба, горячо пульсируя, и Касим кончил почти одновременно с ним.
Более или менее придя в себя, Амир отвязал своего наложника. Насытившись их любовным поединком, калиф разомлел и захотел спать. Но ведь нужно было позаботиться о своем рабе, который целый день пролежал на кровати и теперь наверняка хотел есть, пить… Поэтому Амир позвонил в колокольчик и вызвал стражу.
— Отведите его в верхний гарем, пусть о нем позаботятся, — велел он сонным голосом.
*
В гареме было много мужчин, и когда стража вела его в одну из комнат для наложников, что располагались в правом крыле дворца, Касим ловил на себе их изучающие взгляды. В свою очередь он сам рассматривал их, привыкая к обстановке и запоминая на будущее расположение комнат и коридоров во дворце. Касим уже был здесь вчера, когда его только привезли во дворец. Снова рабыни его накормили, напоили, натерли всякими ароматными маслами, подготавливая к следующей встрече с калифом, которая, судя по всему, должна была произойти очень скоро. И затем ему наконец дали отдохнуть, оставив наедине с самим собой. Первым делом он обследовал свои покои, которые вчера осмотреть ему не удалось. В комнате имелся выход в сад, но он был заперт. В соседнем помещении была купальня. И еще одна дверь вела в коридор, который выводил в общую залу. Эту дверь вообще-то никто не должен был сторожить, чтобы наложники могли спокойно передвигаться по коридору в свои комнаты или ходить в гости друг к другу, если у них возникало такое желание. Но вот лично двери в покои Касима стерегли двое дюжих рабов. Наверное, это должно было польстить ему. Калиф всерьез им заинтересовался?
Но Касим не особо радовался подобной «удаче». Оставшись один, он сел на кушетку и принялся обдумывать свое положение. Впервые у него появились мысли о побеге, но особого желания сбегать он у себя пока не наблюдал. Что ждало его на свободе? Он ведь даже не знал, кто он и откуда. Что же так отшибло ему память? Странно, очень странно. К тому же пойманных рабов либо казнили, либо ослепляли, либо кидали в голодную яму, названную так потому, что в ней обычно умирали голодной смертью под палящими лучами беспощадного восточного солнца.
Но и быть игрушкой калифа ему не улыбалось. Касим не желал для себя подобной участи, однако что-то зацепило его сегодня в этом надменном, высокомерном, избалованном, капризном и беспощадном мальчишке. Юнец был жесток, в этом Касим не сомневался. Он был наслышан о калифе, ведь месяц в плену у работорговца не прошел даром — слухи доходили и до него. Что было до того, как он очнулся у жирдяя, он не знал.
Может ли он выйти? Стоило бы поговорить с кем-нибудь из здешних наложников и рабов, может быть, узнает какие-нибудь ценные сведения. Касим поднялся и прошелся по комнате, начиная машинально разминаться, и только через десять минут остановился, осознав, что выполняет комплекс боевых упражнений. Причем он знал наверняка, что эти упражнения не входили в обучение городской или дворцовой стражи. Основы рукопашного боя? Откуда он мог знать их?
Касим озадачился еще больше. Вопросов только прибавлялось и прибавлялось… А ответов — ни одного. Он открыл дверь, собираясь выйти. И стражники, к его удивлению, не стали ему мешать. Тогда зачем они тут стоят? Может быть, чтобы наложники не могли входить в его комнату? Причина была достаточно очевидна — чтобы не тревожить его. Мужчина иронично хмыкнул, выходя в большую светлую залу, по которой эхом разливалась приятная мелодичная музыка. Повсюду были разбросаны цветные кушетки, столики с различными яствами, журчал фонтан, раздавалось пение птиц из золотых клеток.
Почти все наложники, по крайней мере большинство, имели крепкое телосложение. Для Касима давно уже не являлись загадкой вкусы калифа. Тот определенно предпочитал пассивную роль в постели, — слухи об этом ходили по всему городу уже давно. Тем не менее Амир вряд ли давал своим наложникам забывать, кто тут господин и повелитель.
Касим огляделся, ища свободное место, чтобы присесть. Он нашел неподалеку у стены не занятую никем кушетку и попытался быть как можно более незаметным, надеясь узнать местные сплетни.
Какое-то время это ему вполне удавалось. Никто не подходил, не донимал вопросами, зато он отовсюду слышал чьи-то разговоры. Тренированный слух зацепился за пару слов, и вот он выделил речь каких-то двоих наложников, находившихся почти рядом, за кадками с пышными растениями, что скрывали самого Касима от взора говорящих. Их не было видно, но зато отлично слышно.
— Я понятия не имею, когда он в следующий раз соизволит явиться сюда и выбрать себе шлюху, — проворчал низкий мужской голос.