— Нет, Василий Степанович, я по закону, я подожду еще полгода... А об этом нужно в милицию сообщать!
— По закону! По какому закону? Где ты читала такой закон, чтоб человек два года бесплатно работал, лишь бы квартиру без очереди получить! Нет такого закона! Все это делается в обход закона!
— Я не знала... — пролепетала Вера.
— Там ты не знала, тут ты не знала... — начал резко Василий Степанович и вдруг оборвал себя, замолчал, задумался, потом вздохнул и заговорил совсем другим, каким-то доверительным тоном: — Как мы еще невнимательны друг к другу! В суете, в заботе не думаем о сотрудниках: чем живут? Как живут? Молодая девчонка, ей бы жить да жить, веселиться, гулять, одеваться! А ей приходится бесплатно работать, и ни разу мне в голову не пришло, на какие шиши человек живет. Да! — потер он лоб. — А ей вон уборщицей приходится трубить! В грязи возиться! Сколько тебе там платят?
— Восемьдесят... — тихо ответила девушка.
— Восемьдесят рублей в городе только на еду, — вздохнул Артамонов. — А девушке тряпок сколько надо! Да и дороги они сейчас — ужас! Раньше надо было мне об этом подумать! Извини уж! — улыбнулся он виновато. — Закрутился!
Артамонов достал толстый кошелек, вытащил пачку десяток и положил перед девушкой:
— Это авансик! В понедельник раза в три больше получишь. Только забудь ты об этом списке! — обнял он Веру за плечи. — К черту его!
Вера отодвинула деньги и повела плечом, освобождаясь от руки Артамонова.
— Вы что? Зачем это? — указала она на деньги и встала. — Нет! О жуликах я молчать не буду! — Вера поняла, что-то здесь не то, раз начальник предлагает деньги. А может быть, он просто боится, что теперь его не возьмут в облисполком?
— Ну, ладно, ладно! — Артамонов быстро сунул деньги в карман. — Будь по-твоему! Не хотелось сор из избы выносить! Ладно. Оставляй список! Сейчас уже поздно, — глянул он на часы. — Милиция тоже до шести работает... В понедельник прямо с утра вместе отправимся туда... Только молчи пока, не распространяйся, а то черт их знает, что это за мошенники и на что пойти могут, если узнают! Их надо разом и быстро прихлопнуть! Поняла? До свидания! Будь осторожна, — улыбнулся он девушке на прощанье, думая: «Дура! Дура!.. Что делать-то? Что?» А сердце у него ныло, ныло, ныло.
Вера шла по улице и думала: «Может, все-таки Василий Степанович ничего не знал, просто не хочет скандала. Ведь его могут и не взять в инструкторы... Завтра надо непременно все Лиде рассказать, посоветоваться».
Артамонов постоял у окна, проводил Веру глазами до угла дома и подошел к телефону. Трубку взял Маркелов.
— Срочно нужно встретиться! — жестко сказал Василий Степанович. — Срочно! Я жду!
Встретились они в парке. Сели на лавочку. Артамонов рассказал о разговоре с Верой.
— Влипли мы с тобой! Крепко влипли! — закончил он. — Слышал, наверно, что недавно директора гастронома шлепнули! Исключительная мера наказания! И конфискация имущества...
— А как же быть?! — прошептал Маркелов.
— Как быть? Думай! Ты же глава фирмы, — усмехнулся зло Артамонов. — Ты договаривался с клиентами, ты доставал фальшивые документы, ты брал деньги... Сколько ты брал, я не знаю, я лишь принимал от тебя подачку!
— Ты знаешь! Все ты знаешь! — яростно зашептал Маркелов, стуча кулаком по скамейке.
— Ну ладно, ладно! Успокойся! — прикрикнул Артамонов. — Оба хороши! Думать надо, как выкрутиться... Я к ней уж по-всякому подходил... Выход тут один! И ты его знаешь, — взглянул он на Маркелова.
— Нет, только не я... Она же племянница... Я не могу! — зашептал Маркелов.
— Деньги брать ты мог... И племянница она не твоя...
— Не могу! Не могу! — качнул головой Маркелов.
— Ладно! Рядиться не будем!.. Она вроде завтра на дачу к вам собиралась? Вы как туда ездите — вместе?
— Нет... Она попозже приезжает...
— А если вы на дачу не поедете, она все равно туда приедет?
— Она звонит... если нас нет, значит, мы там!
— Это уже полегче... Сейчас мне ключи принесешь от дачи... Туда завтра вы не поедете, поеду я. Ты приедешь к вечеру, поможешь мне... Там у вас лес рядом?
— Да... — нервно вздрагивая, ответил Маркелов.
— Лопаты на даче есть?
— Да...
— Не дрожи ты! Я, может, еще уломаю ее. Не совсем же она дура! Значит, договорились! Приедешь к вечеру... И телефон утром не забудь отключить...
15
Маркелов обещал Лиде прийти пораньше, чтобы ехать на дачу. Деркачев смотрел с девочкой по телевизору «Утреннюю почту». Потом пришла из магазина Лида, и Лена убежала к ней на кухню, а Деркачев ушел в свою комнату. Ему было грустно, хотелось поскорей увидеть Веру. Завтра он получал документы у Штрохина и мучился теперь, не зная, как быть. Уехать, сбежать втихомолку он уже не мог. Открыться, сказать, чтобы она уезжала с ним? Но как она поведет себя, когда все узнает? Деркачев прилег на кровать и начал растирать грудь ладонью. Ему вспомнились недавние слова Веры, ее шепот: «Я столько тебя ждала, столько ждала!» Деркачев стал вспоминать последние встречи с девушкой. Потом представилось ему, как они идут по солнечному парку. Кругом празднично одетые люди, яркие цветы вдоль дорожки. Играет духовой оркестр. Вера держит его под руку и что-то рассказывает. Он слушает, улыбается, тоже что-то говорит. Она смеется, возможно, не от его остроумных слов, а просто так, оттого, что так хорошо жить на земле, бродить среди цветов под звуки оркестра. Он обнимает девушку за плечи и прижимает к себе. Она вдруг вырывается и бежит к мороженщице. Берет эскимо и протягивает Леночке, которую он ведет за руку. Девочка начинает разворачивать обертку.
«Леночка, а что нужно сказать мамке?» — спрашивает Деркачев.
Лена поднимает голову и говорит Вере:
«Спасибо!»
Он поправляет платье дочери, берет девочку за руку, и они идут к фонтану.
«Мама, давай сфотографируемся!» — просит Леночка Веру, увидев фотографа возле фонтана.
«Давай!» — поддерживает дочь Деркачев.
Он осторожно берет Леночку под мышки и сажает в самолет, а сам встает рядом с Верой у нее за спиной.
И вот эта фотография в рамке висит на стене в комнате. На полу на ковре сидит Деркачев уже с пятилетним сыном. Они что-то мастерят. Вокруг них разбросаны разные детали и лежит коробка с надписью «Конструктор». В комнату входит Вера. Она чем-то озабочена.
«Дима! — говорит она. — У Леночки температура!»
Деркачев быстро поднимается с пола и торопливо идет в детскую, где в кроватке разметалась на подушке девочка.
«Может, врача вызвать?» — тревожно шепчет Вера...
Деркачев отогнал видение и решительно вскочил с кровати, быстро заправил выбившуюся сорочку в брюки и направился к двери. Но вдруг остановился, медленно вернулся назад и сел на кровать. За окном, в парке, духовой оркестр играл вальс «Синий платочек». Музыка звучала томительно-грустно, то замирала, то вновь возвышалась. Деркачев нагнулся, вытянул из-под кровати свою спортивную сумку. Расстегнул. В сумке аккуратными стопками лежат пачки денег. Он взял одну, покрутил в руке, резко сжал, швырнул в сумку и ногой загнал ее назад, под кровать. «Если бы не эти деньги, как было бы просто!» Деркачев сидел неподвижно довольно долго. Потом встал, поправил сорочку перед зеркалом и вышел в коридор.
— Лида! — сказал он громко. — Я пойду прогуляюсь. Поезжайте на дачу без меня... Я один туда приеду... Потом... А может быть, вместе с Верой!
— Хорошо! — ответила из кухни Лида. — Ступай! Мы вас ждем! Долго не задерживайтесь!
Минут через пять после ухода Деркачева пришел с работы Маркелов, пришел, сильно прихрамывая.
— Что с тобой? — тревожно встретила его жена.
— Черт, ногу подвернул! Ступить нельзя, ой! — стонал он, снимая туфли.
Лида помогла ему разуться, отвела в комнату на софу, сняла носок и начала растирать ступню. На ней не было видно ни синяка, ни опухоли. Маркелов охал, кряхтел. Лида хотела вызвать врача, но Виталий Трофимович отказался:
— Часа два полежу — пройдет, опухоли-то нет! Лучше водочный компресс сделай... А Дима где?
— Прогуляться вышел... — суетилась возле него жена.
О поездке на дачу теперь и думать было нечего. Лида полила чистую тряпку водкой и перевязала. Маркелов улегся на софу, вытянул «больную» ногу и попросил включить телевизор. Леночка осталась с отцом.
Расстроенная Лида разобрала на кухне сумки с продуктами, приготовленными к поездке на дачу, и решила убрать квартиру. Уборку начала с комнаты Деркачева, Вытерла всюду пыль, принесла швабру и ведро с водой. Взяла «дипломат» Деркачева и положила на стул, потом потянула за ручку сумку из-под кровати. Тяжелая сумка была расстегнута, и в ней видны были пачки денег. Сверху лежала одна с порванной упаковкой. Лида, увидев деньги, испуганно выпрямилась и закричала, сжимая ладонями щеки:
— Витя! Витя!
Маркелов вбежал в комнату, не забывая прихрамывать.
— Смотри! — указала ему Лида на сумку.
Виталий Трофимович растерянно уставился на деньги, затем наклонился, вытянул одну красную пачку, повертел в руке и осторожно, будто опасаясь, что она взорвется, опустил назад.
— Откуда они? — прошептала Лида.
— А я знаю? — так же шепотом ответил Маркелов.
— Что же делать?
— Придет — пусть выметается отсюда! — заявил Виталий Трофимович.
— Может, в милицию сообщить... — нерешительно предложила Лида. — А вдруг он их украл?
— Украл? Где он мог украсть?
— А где ж он взял столько?
— А если украл, заявишь, а ночью дружки придут и придушат... Или сам... когда вернется оттуда! На черта он нам нужен, пусть убирается!
— Ну да! Ну да! — охала Лида. — Забирай ты его вещи! Отнеси от греха подальше... Ой, а нога-то у тебя!
— Ничего, она уже прошла почти! — потопал ногой по полу Маркелов. — Куда он направился?
— Сказал, погуляет, потом с Верой на дачу поедет...
— С Верой? На дачу? — сел на кровать Виталий Трофимович.
— Ну да!
— Я... Я иду... — засуетился Маркелов, перестав хромать. — Собери-ка быстренько его вещички!
Через пять минут он уже спускался по лестнице, лихорадочно соображая, что делать, если Деркачев с Верой приедут на дачу и встретят там Артамонова. Что делать? И вдруг обожгла мысль: «А что, если... их там... вместе, деньги-то мне останутся!» Надо бы только успеть на дачу раньше их. Маркелов поймал такси.
16
Деркачев, выйдя из дому, перешел улицу и направился мимо высоких колонн у входа в парк, мимо памятника Горькому, неподалеку от которого под старым дубом сидели полукругом музыканты духового оркестра. Они отдыхали, опустив инструменты, и о чем-то тихо переговаривались между собой. Возле них в тени под деревьями на скамейках сидели слушатели. Вокруг одной из скамеек толпились мужчины. Там играли в шахматы. Было жарко. Деркачев медленно брел по широкой аллее к фонтану. Откуда-то издалека, из глубины парка, по-видимому от Зеленого театра, доносилась песня:
«Где же ты, счастье? Где светлый твой лик? Где же ты, счастье?»
От этих слов, от мучительно тоскливого голоса Деркачеву стало невыносимо грустно, и казалось, что не певец спрашивает, а он:
«Где же ты, счастье? Я тысячу рек переплыл! Где же ты, счастье?»
Около фонтана Деркачева обдало прохладной водяной пылью. Он сел на скамейку напротив. При сильном порыве ветра водяная пыль достигала его и на мгновение освежала. Рядом с фонтаном играли две маленькие девочки. Они были в одинаковых платьицах и босоножках. Девочки забегали в то место, где оседала водяная пыль, и замирали, сжавшись и широко раскрыв глаза. Когда их осыпало брызгами, они с радостным визгом выскакивали на сухое место.
«Где ты, я песню тебе посвятил? Где же ты, счастье?» Мальчик лет семи стоял, прислонившись боком к парапету фонтана, ел мороженое, доставая его палочкой из бумажного стакана, и смотрел на девочек. Покончив с мороженым, он наклонился через парапет, попытался достать стаканом воду. Мать мальчика позвала его к себе и что-то долго и сердито говорила ему. Мальчик тихо стоял, перед ней, опустив голову, и теребил бумажный стакан. Потом послушно побрел к урне, бросил в нее стакан, вернулся на свое место к парапету и продолжал наблюдать за девочками печальными глазами.
К скамейке Деркачева приближался малыш, вероятно месяца два назад научившийся ходить. Он катил перед собой свою коляску, крепко держась за борт и усердно упираясь в асфальт слабыми еще ножками. Временами малыш останавливался и рассматривал человека, сидевшего напротив, умными и любопытными глазами. Сделав какой-то вывод о человеке, он поворачивался и катил коляску дальше, медленно переступая пухлыми ножками. Малыш, видимо, заметил, что Деркачев наблюдает за ним, остановился возле и, держась одной рукой за борт, стал смотреть на Деркачева. И непонятно отчего противным до омерзения показался себе Деркачев, словно сделал он что-то гадкое этому мальчику и тот знает и смотрит на него без всякого укора, будто от Деркачева иного и ждать нельзя. «Уйди, мальчик!» — захотелось крикнуть Деркачеву, но он поднялся сам и быстрым шагом пошел по аллее. Деркачев не мог ни на кого смотреть. Он чувствовал себя виноватым перед людьми, и в то же время озлобление на всех вскипало в нем. Так ходил он по парку долго, переходя с одной аллеи на другую, пока не оказался возле летнего кафе. Несмотря на жаркий день, внутри было прохладно и полутемно. Продавец наливала вино в стакан. Деркачев встал в очередь за парнями и окинул взглядом парочки, сидевшие за столами. Взглянув на одну, он усмехнулся. Здесь все ясно! Девушка с сожженными перекисью волосами держала в отставленной назад руке сигарету, в ее позе чувствовалось какое-то бесстыдство. Парень был чересчур вежлив, чересчур внимателен к ней, и это ей нравилось, а он все подливал и подливал вина в ее стакан. Деркачев перевел взгляд на другую пару. Они тоже сидели напротив друг друга. Между ними стояли две бутылки «Фанты» да два стакана и тарелка с несколькими конфетами. Парень и девушка наклонились друг к другу так близко, что едва не касались головами. Он что-то тихо говорил, а девушка теребила в руках конфетную обертку и изредка вскидывала глаза на парня. И такая нежность чувствовалась во взгляде, что казалось, будто каждый ее русый волосок, каждая прядь излучали любовь. И такой показалась эта пара трогательной, что Деркачев сам почувствовал нежность и ревность. Ревность не к парню, нет, а вообще, к любви, почему этот парень и эта девушка могут переживать такое чувство, что даже среди людей они в уединении. А почему он обделен? Почему? Никто не виноват в этом. Никто! Он сам себе отрезал путь к любви. Деркачев понял, что напрасно думал, что приближает настоящую жизнь, он сам отдалял ее, уходил дальше и дальше.
— Молодой человек, ты что, заснул? Что брать-то будешь?
Деркачев не сразу понял, что это относится к нему.
— Молодой человек, не задерживай людей! — сердито повторила продавец.
— Три бокала шампанского, — неожиданно для самого себя торопливо заказал Деркачев.
Он расплатился, подошел к парню с девушкой и поставил перед ними два бокала,
— За ваше счастье! — улыбнулся он грустно. — Я прошу вас! За ваше!
Парень с девушкой удивленно подняли головы, переглянулись и смущенно заулыбались:
— Ну что вы! Зачем?
— Я прошу вас! — повторил Деркачев.
— И за ваше счастье! — поднял парень бокал.
Девушка тоже робко коснулась своего.
— Спасибо, мальчик! Но счастье, видно, мне не по карману!
Деркачев выпил, поставил бокал на соседний стол и направился к выходу. На улице он поймал такси.
— Фестивальная, сорок три, — буркнул Деркачев, опускаясь на заднее сиденье.
Таксист подождал, пока он захлопнет дверь, и молча включил сцепление. Он сразу определил, что пассажир чем-то расстроен, и сам почувствовал какое-то беспокойство, непонятную тревогу. Машина прошла вдоль парка и вышла на Сумскую улицу. Тревога не уходила. Таксист взглянул в зеркало на пассажира. Деркачев хмуро смотрел в окно, закинув руку на спинку сиденья. «На кого он так похож?» — подумал таксист и вспомнил одноклассника жены, которого они вчера случайно встретили в кинотеатре. Ночью жена рассказала, как одноклассник ухаживал за ней в школе, как целовались они на диване в ее комнате, когда родителей не было дома. «Мужу такие вещи не рассказывают», — сказал таксист. «Почему? — спросила жена. — Детская любовь! У нас все было чисто...» — «Чисто... как у трубочиста», — буркнул он. Жена обиделась всерьез и утром хмурилась, а он чувствовал себя виноватым, пытался развеселить ее, загладить вину.