— Шериф! — взволнованно выпаливает он. — Чёртовы орки убили Дасти и всю его грёбаную семью! А то, что осталось — развешали на деревьях за рекой!
Зеленокожие мародёры научились жрать ведьмин камень ещё в те времена, когда он в этих краях мог попасться разве что в горном ручье, вымытый из пустой породы. Но только с приходом цивилизации в дикие земли, они поняли, что проще нападать на тех, кто его добывает, чем искать по кусочку-другому, которые всё равно достанутся только шаманам. И появление орков поблизости означает только одно. Скоро будет жарко. Всем.
А пока что я и полдюжины добровольцев обшариваем место кровавой расправы. Занятие… дурнопахнущее. Во всех отношениях. Что Дасти, что его семья, умирали не то чтобы очень быстро.
Радует только одно. Если в такой ситуации вообще хоть что-то может радовать. После такого убитые уже не встанут. Ни зомби, ни призраками, ни кем бы то ни было ещё. Все четверо мертвее мёртвого.
Пока ребята под руководством Бадди предают земле останки, успеваю немного пройтись по следам. С моим ночным зрением при лунном свете это не очень сложно.
Увиденное угнетает.
К нам пожаловала не просто залётная орочья банда, или несколько юнцов, которые хотят доказать себе и остальным, что они мужчины. Нет. Это сплочённый разведывательный отряд, который не отказал себе в возможности развлечься, но остановился вовремя и продолжил своё движение.
Думаю, если хорошенько поискать вокруг города, удастся найти следы ещё нескольких таких же отрядов.
Орда решила вырваться из диких земель. И первая их цель — мы.
Если не повторять ругань, то Эл по этому поводу не сказал ничего. Сливки же нашего местного общества, привыкшие отвечать за слова делом, по красноречию его особо не превзошли.
Шансов у нас действительно не так уж и много. Или мы встретим орков где-то на полдороге, там, где их численное преимущество удастся свести до приемлемого значения, или город сожгут дотла.
Оборонять его просто нереально.
Укрепиться в шахтах можно, но провести там больше дюжины часов подряд осмелится только безнадёжно больной идиот. Добывалось бы там золото — чёрт с ним, с городом. Пересидели бы. Но там — первосортный ведьмин камень. Если же оборонять только город, то остановить орду, которая дорвалась до шахт и успела нажраться камня с опечатанных складов, смогут лишь пара полков синемундирников при поддержке артиллерии. Массированной поддержке. А ничего такого у нас нет, и вряд ли появится.
Военный совет мы держим в салуне Эла, разогнав всех посетителей. Пока я описываю наше печальное положение, лица достопочтенных горожан вытягиваются все больше и больше. Док сидит, вцепившись в свою врачебную сумку. У него там побулькивает фляжка медицинского спирта, и я готов поспорить, что он просто мечтает найти ему применение. Причём совсем не медицинское.
Смит и Смит отлично представили незавидную судьбу их магазинчика при любом раскладе, и, судя по их кислым рожам, сейчас мысленно подсчитывают убытки. Ну да, ничего удивительного. Любая скобяная лавка в случае войны оказывается почти бездонным источником самых разнообразных импровизированных видов оружия. «Товары Смита и Смита» — не исключение.
Бадди без своего карабина чувствует себя чертовски неуверенно. Он вообще не привык к таким собраниям, но он единственный, кто знает наши окрестности так же хорошо, как и я, так что без него тут не обойтись.
— Господа, прошу вашего внимания, — я расстилаю на столе карту.
Это лучшая карта, которая только у нас есть, потому что я когда-то убил больше недели, чтобы зарисовать всё то, что обошёл на своих двоих в нашей округе. Возможно, возьмись за то же самое горнопроходческая бригада гномов, результат был бы точнее, но для наших целей сойдёт и так.
Наш славный город находится у подножия горы, с двух сторон прикрытый её отрогами, а с третьей — самой горой. В этом отношении нам повезло — будь мы безымянным городком посреди степи, нас сровняли бы с землёй в мгновение ока. Но, к счастью, это не так, и мы ещё можем попробовать пару раз огрызнуться напоследок. Может быть, что и получится.
— Как вы видите, господа, — говорю я, указывая на карту, — наиболее вероятный путь наших… гм… гостей может пролегать только по долине Келли. Тем более что оба моста мы взорвём сегодня же.
— Но… — пытается встрять Смит.
— Сегодня же, — повторяю я. — Как только закончится наш совет. И взрывать будете так, чтоб единственным способом возобновить переправу было строительство нового моста.
— Теперь о самой долине, — мой палец движется над картой. — Вот здесь, у Холмов-Близнецов, найдётся отличное местечко для того, чтобы устроить засеку. А на самих холмах мы разместим стрелков и мясорубку Эла.
— Мясорубку? — головы поворачиваются в сторону гнома, невозмутимо пыхающего сигарой.
— Трикси! — кричит он.
Дверь в задние помещения распахивается. В зал неспешно выдвигается главная гордость Эла. Мясорубка Гатлинга. Водружённая на массивный лафет многоствольная скорострельная картечница. Непроницаемо чёрная. Любовно отполированная. С блестящими медными маховичками, сменными патронными коробами на поворотном диске над стволом и приводной ручкой с накладками красного дерева.
— Господа, — гордо говорит Трикси. — Перед вами мясорубка!
— Будь я проклят, — бормочет Бадди.
— Остаётся только найти кого-то, способного справиться с этой штукой, — задумчиво говорит один из Смитов.
— Не думаю, что с этим возникнут проблемы, — говорю я.
— Совершенно верно, шериф, — Трикси хихикает, наслаждаясь произведённым впечатлением. — У меня много талантов, надеюсь, вы не побрезгуете хотя бы этим?
— Остерегусь, — отвечаю я, — потому что если тебя там случайно пристрелят — Эл с меня голову снимет. И потом — я предпочту пару парней покрепче, которые смогут не только стрелять, но ещё и тащить его без помощи лошадей, если приспичит.
Девушка обиженно надувается.
При всём моём уважении к суфражисткам, пытающимся добиться того, что всегда было у женской половины нашей расы, некоторые человеческие женщины, на мой взгляд, просто не имеют права самостоятельно принимать решения. Аттракцион «женщина-стрелок» прекрасно смотрится в цирке, но в нём нет ничего хорошего, когда от неё зависит выживание целого города. Чёрта с два я выпущу Трикси за порог салуна с оружием, тем более таким.
— Эл, у тебя есть кто-то более подходящий для этой работы? — спрашиваю я.
— Коротышка Хедж должен справиться, — говорит он.
Я вспоминаю мрачного громилу девяти футов ростом, в роду которого явно не обошлось без крови великанов, и киваю. Этот, пожалуй, «мясорубку» и один унесёт.
Как бы там ни было, после принятия решения за работу берутся все. Уж чего-чего, а свою шкуру в наших краях ценить умеют. И пока Смиты, разделившись, взрывают мосты с группой помощников, я руковожу устройством укреплений в долине Келли. Конечно, укрепления — занятие не для эльфа. Нашим уделом во все века была исключительно хитрость или удар в спину, но только её тут будет мало.
Именно поэтому мне помогает Эл. Не то, чтобы результат нашего с ним совместного творчества оказался таким уж непреодолимым, но если кто-то и может выжать максимум из тех скудных ресурсов и времени, что у нас есть, так это гном, который боится за свой кошелёк.
На работу уходит пара дней, но это время у нас есть — орда движется не очень быстро, да и её разведчики — тоже.
А на третий день у нас появляется преподобный.
Его заметили конные патрули, объезжающие окрестности в поисках передовых отрядов орды. Он вышел туда, где должен был быть мост, но вместо него наткнулся на бурную реку с гор и вооружённый патруль, который его поначалу чуть было не пристрелил.
Не самое тёплое приветствие, согласен. Но что поделать?
При ближайшем рассмотрении доставленный к нашим укреплениям преподобный Николас Локвуд оказывается вполне симпатичным парнем. Высокий, худощавый, темноволосый, слегка небритый, он куда больше похож на кого-нибудь из тех парней с мексиканской границы, к кому имеет смысл поворачиваться спиной только в том случае, если они, не кривя душой, назвали тебя товарищем.
Массивные кобуры только дополняют это впечатление. Ну да, святым словом и револьвером можно добиться куда большего, чем одним святым словом. Узнав, что Локвуд прорвался к нам после того, как все его сопровождающие полегли от пуль Орды, начинаю смотреть на него совсем по-другому. Он и сам довольно прямой человек, этот Локвуд.
— Орда будет здесь завтра в полдень, шериф, — говорит он, и я ему верю. — Они знают, что вы добываете ведьмин камень, кто-то из колдунов навёл их на вас и сделал это чертовски точно. Несколько сотен бойцов. Я отправил своих провожатых к Купер-тауну, чтобы они вызвали подмогу, но боюсь, они не успеют.
Эл начинает выплёвывать какое-то проклятье, слово за словом, как гвозди забивает, но, наткнувшись на осуждающий взгляд преподобного, замолкает.
— Почему вы не отправились к Купер-тауну сами, преподобный? — спрашивает он, чтобы замять смущение.
— Признаться, я понял, что мои шансы вряд ли будут велики даже с божьей помощью, — говорит Локвуд. — А здесь меня ждут несколько сотен вооружёных до зубов прихожан. Не самая сложная математика, не правда ли?
— Эх, если бы все священники вели себя так, как вы, преподобный, — вздыхает Эл.
— Меня сложно назвать образцовым священником, шериф, — Локвуд улыбается. — Но мне приятно ваше мнение.
— Да уж, — говорю я. — Не каждый священник будет столь тороплив, когда речь идёт о проклятой церкви и неупокоенном кладбище в его новом приходе. Извините, Николас, я не хотел вас обидеть.
— Нет, я всё понимаю, — говорит Локвуд. — До того, как надеть эту одежду, я много где побывал, и отлично представляю, что вы или остановите их здесь или не остановите вообще.
— Чертовски точное замечание, преподобный, — Эл сплёвывает. — Или шериф и ребята перебьют тут достаточное количество этих ублюдков, или с посёлком можно распрощаться, равно как и с нашими жалкими задницами!
— У нас есть ещё одна возможность их остановить, — говорит Локвуд. — Даже в том маловероятном случае, если шериф не справится.
— Какая? — быстро спрашивает гном. — Может быть…
— Не думаю, Эл, — я качаю головой. — Полагаю, преподобный просто пытался намекнуть на то, что его сил хватит, чтобы сжечь весь добытый ведьмин камень.
— Сжечь? — Эл запинается. — Но преподобный, если вы действительно это сделаете, пламя до неба достанет!
— Город не пострадает, — Локвуд усмехается. — На это меня хватит.
— А вы?
— А я, скорей всего, даже не замечу, как всё случится. Не успею. Но орда после этого гарантированно распадётся. Та её часть, которая уцелеет после взрыва, конечно. Такого болевого шока их общее сознание не переживёт. Это же всего лишь орки.
— Будем надеяться, до этого не дойдёт, — говорю я. — Потому что, потеряв месячную выработку рудника, горожане забудут даже о том, что только это и спасло им жизнь.
— А какой привлекательный вариант, — бормочет Эл. — Жаль только, неосуществимый.
— Удачи вам, шериф, — говорит Локвуд. — . Полагаю, вам она понадобится вся, без остатка.
— Да, пожалуй, — соглашаюсь я.
Надеюсь, под шляпой не видно, как дрожит моё ухо. Шерифу не пристало казаться трусом, когда он отправляется на самую крупную перестрелку десятилетия.
— Эл, — говорю я. — Ещё одно. Тебе придётся отправиться в город с преподобным. Не думаю, что шахтёры согласятся доверить ему ведьмин камень без твоего авторитета. И потом — ты единственный, кто сможет организовать сопротивление, если я не справлюсь, и дело дойдёт до подрыва проклятой зелени.
— Твою мать, длинноухий! — говорит Эл. — Да чтоб тебя конь поимел!
— А придётся, — вздыхаю я. — Ты же всё понимаешь…
— Понимаю, — угрюмо соглашается гном и разворачивается, уводя за собой преподобного.
Честно говоря, я не знаю, что тяжелее. Остановить зеленокожих, или же объяснить шахтёрам, что ради своих жизней они должны расстаться со своими кошельками. Этой парочке предстоит тот ещё бой, и уже сейчас.
Нам, впрочем, ничуть не легче. Всё совсем как на древних свитках, которых в достатке осталось с прошлых эпох. Зелёный прилив, готовый захлестнуть немногих избранных, храбрые сердца, замершие в ожидании и прочая романтическая чушь. Почему никто ни в одной из этих летописей ни полслова не писал о том, как солнце печёт уши, а?
Бедные мои ушки. Сгорят. Как пить дать, сгорят. И подвиг этот останется совершенно незамеченным.
Орда приходит в движение. Над размалёванными во все цвета радуги всадниками дрожит зелёное марево. Настойка грибов на ведьмином камне. То, что позволяет ораве злобных и неутомимых кочевников стать единым организмом. Злобным и неутомимым. Движущимся прямиком в расставленную ловушку.
А затем всё идёт наперекосяк.
Оба холма, на которых мы разместили стрелков, оказываются под огнём. Орда, разделившись на три части, движется и на нас и на засады, так, словно знает, где они находятся.
Слышен захлёбывающийся треск гатлинга. Над ордой гремит боевой клич. Ужасающий полувой-полувизг, от которого кровь стынет в жилах. Любой Джонни-реб, доведись ему услышать подобное, обделался бы от страха. Хотя уж кто-кто, а конфедераты умели навести на врага страх боевым кличем.
Ловлю в прицел лицо несущегося на меня всадника и стреляю. Он падает. Повторить несколько сотен раз, и мы победили.
Первый приступ увязает в засеке. Беспорядочное нагромождение веток делает своё дело. Пока защитники засеки отходят, остальные прикрывают их огнём. Всё идёт почти так, как мы планировали… за одним единственным исключением. Обе наши засады отчаянно сражаются за свои жизни, вместо того, чтобы расстрелять увязшую в заграждениях Орду.
Зеленокожая масса прорывается через заграждения и несётся на нас. Частая пальба делает своё дело — орки слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, где именно они бегут.
А зря. Дымные разрывы встают посреди зелёного прилива, обращая его вспять. Ящик лучшего динамита, который только можно найти, несколько фунтов двухдюймовых гвоздей скобяной лавки Смита и Смита на каждую связку шашек и сделанный Доком шнур скоростного горения творят настоящее чудо. Во всех направлениях со свистом разлетаются дымящиеся гвозди.
После разрывов становится почти тихо. Земля усеяна зелёными телами. Некоторые из них ещё шевелятся. Орда перегруппировывается. Я снимаю ещё двух или трёх неосторожных орков. Засада на западном холме молчит. На восточном внезапно просыпается гатлинг. Прерывистые очереди полосуют позиции Орды. Кто бы ни крутил ручку картечницы, надолго его не хватит. Выстрелы следуют с задержками, паузы между сменами патронных коробок всё дольше. Орки засыпают холм настоящим градом свинца. На нас они внимания почти не обращают, а зря — это стоит им ещё нескольких слишком азартных стрелков. Наконец гатлинг смолкает совсем. Некоторое время слышатся отдельные выстрелы из винчестера, но затем смолкают и они.
— Горячей денёк сегодня выдался, а, шериф? — Бадди перезаряжает свой карабин.
— Да, пожалуй, — Я смотрю, как орда вновь приходит в движение. Солнце печёт немилосердно. Бедные мои ушки. Не видать им сегодня покоя. Что ж, будем надеяться, что они только обгорят. Не хотелось бы мне, чтобы их ещё и подкоптили над костром на праздничной пирушке.
А всё идёт к этому. Орда перегруппировывается. Её коллективный разум, столкнувшись с организованным отпором, как я и надеялся, не выдерживает. Единая сущность распадается на несколько крупных независимых отрядов. Один остаётся позади, составленный преимущественно из пострадавших. Раненые, оглушённые, запуганные… про них можно забыть. Впрочем, есть и другие. Те, что движутся на нас… снова.
Бой сливается в суматошное мелькание сумбурных образов. Вот кто-то падает, сражённый моей пулей, вот чья-то пуля убивает одного из моих товарищей, рвётся вторая закладка динамитных шашек, ненадолго задерживая второй приступ, кто-то ползает между телами, собирая патроны, но падает, подстреленный сразу несколькими пулями, полыхает зелёное сияние над рвущейся вперёд группой обожравшихся ведьминым камнем берсерков, кувыркается в воздухе горящая динамитная шашка, а затем… затем становится темно.