— Я сегодня задержусь, не теряй.
— Снова факультатив? — Мало ему было учебы, он ещё и на всякие дополнительные курсы записался, оправдываясь тем, что я всё равно иногда до позднего вечера на работе, а в одиночку ему скучно. Я ещё спросил ехидно, как он раньше-то без меня жил, а Ильдар улыбнулся только. «Хуево, — говорит, — жил».
— Нет, с мамой встречусь, в кафе посидим.
— Ладно, — кивнул я. — Позвони, как освободишься, я тебя встречу, если не занят буду.
С Ильдаровой мамой я познакомился в конце сентября. Честно говоря, от встречи с ней я ожидал намного большего. Солнышко всегда отзывался о матери с теплотой, хотя ему было обидно, что она не приняла его ориентацию цвета неба, Владимир о бывшей жене тоже говорил только хорошее, так что я оказался малость не готов к тому, что мать моего Солнышка — злобная сука.
Про то, что на меня она глянула, как на грязь перед ногами, говорить и не стоит, я другого, в принципе, и не ждал. Но она проехалась катком недовольства и по Ильдару, который оказался вдруг не так одет, не так подстрижен и вообще, и по Владимиру, который много Ильдару позволяет и квартиру выбрал неудачно. А я-то, блять, думал, у меня проблемы в семье.
Несмотря на то, что за все время, что провела в гостях, эта мерзкая баба никому и слова доброго не сказала, Солнышко с Владимиром буквально рассыпались перед ней в любезностях. А после того, как она ушла, Ильдар, потупив взгляд, сказал, что у нее сложный характер, но вообще она очень хорошая. Я только кивнул — не могу же я осуждать Солнышко за то, что он свою маму любит. Очень мне за него обидно стало. Я тогда, наверное, впервые ему вслух в любви признался. Солнышко не подвел — распиздел о моем признании кому только мог, статус в социальных сетях поменял на «замужем» и вообще, издевался как мог. Но глаза его сияли, и от всяких дурацких мыслей он отвлекся, а это было самое главное.
Ещё бы самому от дурацких мыслей отвлечься. Близился суд. Чем он был ближе, тем меньше мне хотелось там появляться. Я хоть и понимал, что сейчас взять и опустить руки — последнее дело, все равно никак не мог отделаться от соблазнительной мысли от всего отказаться и не тратить попусту нервы. Хотя адвокат меня здорово обнадежил — сказал, что у меня есть неплохие шансы повернуть всё в свою сторону, если я докажу, что ухаживал за дедом сам, и чем больше свидетелей этому, тем лучше. О том, что я ухаживаю за больным дедом, знало не так много народу: Черный, Макс с Куколкой, Леха ещё, ну и Солнышко, само собой. Все они согласились дать свидетельские показания, а Куколка ещё посоветовал наведаться в больницу, куда неоднократно госпитализировали деда, и найти там кого-нибудь, кто мог бы подтвердить, что деда сопровождал я и навещал только я. В общем, я вроде как заимел все шансы на победу.
Правда, представлять, что будет твориться в зале заседаний, даже не хотелось, особенно в свете последних событий. Событие было так себе — отец, наконец, узнал, с кем я живу и почему именно там. Удивительно даже, что слухи докатились до него так поздно. И даже отчасти жаль, что не раньше — он подкараулил меня возле подъезда и начал так орать, что я думал, его сейчас кондратий хватит. Ну, сначала думал, потом надеялся, затем готов был этому поспособствовать. Ничего нового о себе, в принципе, я не услышал. И я ему не сын, и никогда он не позволит пидорасу ступить на порог квартиры его отца, да дед в гробу перевернулся от осознания, что его внук жопотрах, и так далее, и тому подобное. Я внимал этому с просто удивительным спокойствием. Ещё месяц назад я бы, наверное, уже в драку кинулся, а теперь мне было всё равно. Отец рявкал на меня, как озлобленная псина, а я уподобляться ему и гавкать в ответ не хотел. Не сдержался я только тогда, когда он начал сыпать угрозами в сторону Солнышка и его отца. Бить я не стал, просто схватил за грудки и негромко, но уверенно пообещал, что если у Ильдара и Владимира действительно начнутся проблемы, я сделаю так, что ему будет очень больно. Отец сразу понял, что я не шучу, вздрогнул даже. И слова больше не сказал, молча наблюдая за тем, как я вхожу в подъезд. Эту битву я выиграл.
Оставалась ещё одна.
========== Часть 15 ==========
В день судебного заседания я решил, что оно нахуй мне не надо, и малодушно попытался сбежать. Изловили меня Ильдар и кровожадный Куколка, жадный до хлеба и зрелищ. Куколка вообще обожал скандалы, интриги, расследования и с тех пор, как перестал сраться со своим обожаемым Максом, стал искать всё это в своем окружении. А тут такой образцово-показательный случай.
— Всё будет хорошо, — сказал Ильдар, поправляя мне галстук. Костюм пришлось купить специально для суда. Я так и не понял, что страшного случилось бы, припрись я в джинсах, тем более, что в нашем-то районном суде это вообще никого ни разу не удивило бы, но Солнышко, насмотревшийся своих ебанутых сериалов про всяких там американских белых воротничков, буквально затащил меня в магазин. Я в таких магазинах до этого и не был ни разу, и всё там пугало почти до истерики — и освещение, и пластиковые манекены в неестественных позах, и нарочито дружелюбные девочки-консультанты с фальшивыми улыбками на почти одинаковых еблах. Я пока костюм мерил, раз пятьсот себя проституткой почувствовал, но Ильдар был непреклонен. Положительные стороны были: в костюме я смотрелся полным ботаном и классическим хорошим мальчиком. Я, конечно, сильно сомневался, что я даже в понтовом костюме буду чем-то выгодно отличаться от отца в форме, но спорить с Ильдаром не стал, с ним спорить себе дороже.
Солнышко уже который раз взял ситуацию в свои руки и развел такую бурную деятельность, что я только диву давался. К началу судебного заседания оказалось, что Ильдар умудрился собрать всех, кто ранее согласился дать показания в мою пользу. Сам я ещё напомнить им о заседании так и не решился, переступить через свою ебучую гордость даже тогда, когда это крайне необходимо, было очень сложно. Зато уже перед зданием суда, в окружении близких мне людей, которые от меня несмотря ни на что не отвернулись и вполголоса обсуждали, как устроят грандиозную пьянку в отсуженной мною квартире, у меня сердце сжималось просто. Ещё немножко — и я бы, наверное, скупую мужскую слезу обронил. Осознавать, что ты кому-то нужен, что многим на тебя не плевать — дорогого стоит. И хотя бы ради этого стоило бороться.
***
Оказалось, что все это время мои страхи были необоснованны. Отец, хоть и вел себя как распоследнее мудло, устраивать в зале заседаний цирк не стал, так что криков в стиле «не получит этот пидорас квартиру!» я так и не дождался. Я, конечно, понимал, что все это потому, что он боялся очернить свою репутацию, ведь у такого со всех сторон положительно сотрудника правоохранительных органов сына-гея никак не может быть, но все равно испытал огромное облегчение от того, что мои сексуальные предпочтения на всеобщий обзор не выставили. Обвинений в том, что я безответственный, неблагодарный потенциальный нарушитель закона, избежать не удалось, но я так к ним привык, что никак на это не отреагировал, что в конечном итоге пошло мне даже на пользу: я со стороны казался спокойным, уравновешенным и уверенным, а отец нервным и дерганым, особенно когда дело дошло до показаний свидетелей.
Этот бой я тоже выиграл. Мы.
Я, Солнышко, Макс с Куколкой, Черный и даже Леха.
***
Мысль о том, что мне нужно отблагодарить Ильдара за всё, что он для меня сделал, пришла в мою голову не без помощи алкоголя. Нажраться я успел как раз до такой степени, чтоб чувствовать острое чувство вины за такого неидеального себя и огромное чувство благодарности к Солнышку, который меня не бросил, который помогал, который любил.
Был бы я трезвый, ни за что бы на это не решился, но вдатый, я решил, что лучшая благодарность Ильдару — это дать то, что он хочет.
То есть дать.
Подумаешь, жопа. Ничего ей не будет. И вообще, никто от этого ещё не умирал. А может, Макс был прав, и Ильдару самое главное не сам процесс, а осознание, что этот самый процесс он может осуществить.
Солнышко был ещё в универе, сдавал какой-то зачет и должен был вернуться только через пару часов, так что времени, чтобы подготовиться, было достаточно.
Если уж совсем честно, то с того самого раза, как Солнышко однажды во время секса палец в меня сунул, я нет-нет да и да. Представлял, в общем, всякое… Рассуждал. Вроде как я уже опидорасился до такой степени, что потеря жопной невинности уже и не засчитается. Короче, было любопытно и интересно. Я вообще от природы любопытный. Никогда, правда, не думал, что мое любопытство приведет меня к члену в заднице.
В общем, на самом деле всё складывалось очень удачно. Так что со стороны я казался благородным и внимательным к желаниям Солнышка, а не грязным извращенцем со странными желаниями. То есть, конечно, желания-то вполне себе нормальные были, но я к ним как-то ещё не привык.
Как к этому готовятся, я представлял себе слабо, решил спросить у интернета. Зря. Бегло пробежавшись глазами по первой же попавшейся статье, с благодарностью Солнышку решил обождать.
Место клизмы изменить нельзя.
***
— Ты какой-то странный, хорошо себя чувствуешь? — насторожился Солнышко сразу после моего приветствия. Видно, шибко уж неестественная улыбка у меня была. Честно говоря, улыбаться после клизмы не хотелось вообще, хотелось поджать под себя ноги, скорчившись в позе эмбриона, и никогда больше об этом не вспоминать. — Устал?
— Угу, — невнятно буркнул я.
— На работу-то пойдешь сегодня?
— Нет, отпросился, взял на завтра смену.
— Отлично, — обрадовался Ильдар. — Побудем вдвоем, я по тебе жутко соскучился!
Ильдар подарил мне многообещающую улыбку и хлопнул по заднице, как будто заранее догадывался о моих намерениях.
— А Владимир?
— Папа у Юлии Валентиновны останется.
Я хмыкнул. О том, что у отца Ильдара есть дама сердца, мы узнали совершенно случайно — гуляли вечером в парке и узрели, как Владимир, полыхая ушами, как факелами во тьме, идет под руку с маленькой хрупкой блондинкой, с которой не сводит влюбленных глаз.
Оказалось, что они встречаются уже пару месяцев, а Владимир побоялся рассказывать о наладившейся личной жизни сыну, дабы не ранить его чувства. Прям даже и не знаю, точно ли он хорошо своего сыночку знает — Ильдаровой нервной системой гвозди ломать можно. Солнышко, естественно, тут же начал доказывать, что с его чувствами все в порядке и он очень рад. Осчастливленный Владимир не придумал ничего лучше, чем сказать своей даме:
— Познакомься, Юленька, это мой сын, Ильдар, и его партнер Денис.
Партнер, блядь.
Я думал, эта трепетная барышня в обморок хлопнется от того, что перед ней живые педики, это ж какой срам, но явно недооценил Юленьку. Она широко улыбнулась, сказала, что ей приятно познакомиться и что, раз уж так всё сложилось, нам всем вместе нужно познакомиться поближе.
Короче, в хорошие руки попал Владимир. Юленька, пусть маленькая и трепетная, строила всех только так. Я, например, не сразу осознал, что обращаюсь к ней только «Юлия Валентиновна». И званый ужин вышел занятный, маленький ураганчик пронесся по кухне и через двадцать минут Ильдар обнаружился чистящим картошку, Владимир разделывающим курицу, а меня припахали к ремонту болтающейся дверцы у шкафа. Удивительная, в общем, женщина. Солнышку она очень понравилась, да и я был доволен — лучшей партии для Владимира и представить нельзя было.
— Как думаешь, они поженятся? — спросил я.
— Я думаю, что это Юлия Валентиновна решать будет, — фыркнул Солнышко и тут же заискивающе поинтересовался: — А хочешь, я тебе массаж сделаю?
— Давай! — обрадовался я. — А то спину ломит пиздец как, позавчера на работе потянул, так не согнуться, не разогнуться… Или ты другой массаж имел в виду? — спохватился я, глядя на вытянувшееся Ильдарово лицо.
— Ну, — улыбнулся он, — совместим приятное с полезным, да?
— Раздевайся, — кивнул я.
***
Предлагать себя было очень страшно и стремно. Я даже не знал, как это предложить. Как это вообще предлагают: «го ебацца?», «сегодня побудь моим господином?», «я готов ступить на заднеприводную тропу?», «возьми меня, я вся горю?».
— Да что с тобой сегодня такое, — раздраженно отозвался лобызающий мою грудь Солнышко. Я обычно откровенным бревном не лежал и какую-никакую реакцию выдавал, а тут, погруженный в свои думы, завис, вот он и возмущался.
— Это… — я тяжело вздохнул, — может, ты меня того?
— Чего «того»? — подозрительно уточнил Ильдар.
— Ну, того, — я продемонстрировал предполагаемое действо жестами.
Ильдар даже отшатнулся:
— Да ну нафиг, я не буду!
— В смысле? — я даже иррациональным образом как-то оскорбился. — Я тут, может, пытаюсь продемонстрировать свою любовь, твою значимость, я, может, пиздец как мечтаю, чтоб мы были равны во всем!
— Дэн, я очень это ценю, для меня это очень важно, спасибо тебе…
— Мне что, раком встать? Ты же хочешь, я вижу.
— Хочу, — не стал спорить Ильдар. — Но не буду.
— Почему?
— Я к тебе полезу, а ты мне инстинктивно как пропишешь с локтя!
— Есть такая вероятность, — не стал отрицать я. — Но всё-таки я себя контролирую.
— Мне кажется, или от тебя пивом пахнет? — насторожился Ильдар.
— Это для контроля.
***
Если б я знал, что это такое, я бы так радостно свою задницу не предлагал. Сначала мне всё нравилось, потому что, в принципе, всё было как обычно: поцелуи там, ласки — Ильдар в постели вообще много времени этому уделяет, нежный очень, ну я и постепенно к этому привык, тем более это всё очень приятно, а позже, когда мы обычно переходили к главному, внизу оказался не Ильдар, а я. Он, зараза, ещё и, явно издеваясь, с маньячной улыбкой потребовал:
— Раздвинь ножки, детка.
Я еле сдержался, чтоб этими самими ножками ему не ебануть по ухмыляющемуся еблу. Лыбится он, довольный.
— Ну, чего ты зажимаешься, расслабься, всё хорошо, — ворковал Ильдар. Хотя, по-моему, не со мной он разговаривал, а с моей жопой, которая, почуяв неладное, расслабляться ну никак не хотела. Умела б разговаривать, выдала б пафосное «ты не пройдешь!»
— Ну, давай же, — продолжал пыхтеть Ильдар.
Я понял, что бежать мне некуда — Солнышко завелся до крайней степени, алел ушами, они у него всегда краснели, когда он был очень возбужден, и отступать явно не собирался. Да и мне теперь было поздняк метаться. Взялся за гуж…
Палец в заднице меня испугал не сильно. Это мы уже проходили, это было даже приятно, потому что Солнышко прекрасно знал, как оным орудовать, чтоб сделать особенно хорошо. Но когда он добавил второй палец, всё стало не так радужно, а когда попытался ещё и третий сунуть, мне захотелось заорать как дурному, плюнуть на все принципы и сбежать. Любопытства во мне резко поубавилось, да и благодарить таким неоднозначным способом тоже расхотелось.
А ведь это всего лишь пальцы! Я с ужасом глянул на Ильдаров член. Вообще, он был небольшой, вполне среднестатического размера, но теперь он показался мне здоровенной елдой, которая ни за что в меня не влезет.
— Солнышко, давай, может, в другой раз? — заюлил я. Хоть это было и не по-пацански совсем.
Куда там! Ильдар, по-моему, меня даже не слышал, не отрывая взгляда от своих двигающихся в моей дырке пальцев. Извращенец, ей-богу. Правда, походу, он отлично знал, что делает. Спустя некоторое время неприятное тянущее ощущение исчезло и трех пальцев стало как-то даже маловато. Хотелось большего. Сильнее хотелось, резче. У меня дыханье сбилось и пульс зашкаливал, перед глазами плыло всё — я такого никогда ещё не чувствовал.
Надо сказать, что лучше бы мы ограничились только этим. И лучше бы я свои желания, блядь, при себе держал. Больше мне, еблану, захотелось. Не терпелось. Ну и получил — такое ощущение, что в задницу раскаленной кочергой тыкнули с размаху. Я заорал, как резаный, задергался, Ильдар заорал тоже, то ли восторженно, то ли от ужаса, я не разобрал.
— Чтоб я, да ещё раз… — зашипел я, но тут Солнышко обхватил ладонью мой член и как-то так очень удачно двинулся внутри, что с громким заявлением «никогда больше!» я решил обождать.