Быков со Спайком с любопытством наблюдали за всей этой сценой. Мало того, что Быкову это всё напомнило кое-что, так ещё очень злило, потому что Звеняшка, выслушав дамочку, с улыбкой в виде оскала, естественно, не смог промолчать и решил излить яду и показать себя во всей красе:
- Эта квартира моя! Можете сим фактом осчастливить своего мужа, так же как и удавиться со злости вместе со своим комком шерсти, потому как я буду держать у себя хоть бойцового монстра, хоть имбецила, хоть дауна, хоть…
Дамочка не обратила внимание на слова неформала и как шла, так и пошла вниз, только слышен был стук её каблучков. Туру же надоело слушать патлатого зарвавшегося мальчишку, даже стало где-то стыдно за эту паскуду, и он, подойдя к неформалу, просто взял того за руку и потянул к квартире, обрывая того на полуслове.
- Закрой рот! Если твой папаша не научил тебя держать язык за зубами, то научу я, - зло прохрипел Тур и почти впихнул патлатого в квартиру, по дороге специально приложив о дверь.
- Кто бы говорил о вежливости! Да ты… - начал, было, Антон, но Тур с такой силой толкнул его, что тот с грохотом упал на задницу в коридоре.
- Я тебе сказал закрыть пасть, пока я не закрыл её тебе! - надвигаясь на Антона, хрипел угрожающе Тур, сжимая кулаки, пока не вмешался Спайк, громко залаяв сзади.
Тур, громко сопя, остановился, глядя на сжавшегося и отползающего Антона. Алая пелена с глаз спала, так же резко, как и появилась. Отпустив поводок рота, пережимающий больную руку, Быков, всё ещё глядя на Звеняшку, брезгливо сморщился и, пройдя мимо него, свернул по широкому коридору направо - на кухню.
Разбалованная ядовитая дрянь! И как он сумел отравить собою жизнь Тура и Спайка за столь короткое время?
Быков, всё ещё сопя от ярости, стянул с себя байку. Рука болела и от поводка, и от того, что дёрнул байку. Бинт съехал, и сукровица с ран прилипла к ткани. Нужно промыть, обработать и перебинтовать.
Идя в поиске ванной комнаты, Тур краем глаза заметил всё ещё сидящего на полу засранца и Спайка, улёгшегося около него и теперь балдевшего от несмелых боязливых поглаживаний.
- Сними с него ошейник, - не удержался Тур, останавливаясь и наблюдая за парочкой.
Резко одернув руку от пса, словно его словили с поличным, красноволосый поднял голову, разглядывая Тура, будто впервые видя.
Что-то поменялось во взгляде неформала, но что, Тур не уловил.
- Это квартира моей матери, - проговорил медленно и устало Звеняшка, отвёл взгляд на Спайка и потянул к нему руку снова, собираясь погладить, но не донёс, опять резко одёрнул кисть и бесшабашно улыбнулся, поворачивая свою лохматую, растрёпанную голову к Туру. – Завещание было оформлено на меня сразу после смерти её матери, моей бабушки. Как оказалось, он сдавал её последний год моей учёбы и отсылал эти деньги мне…
Тур молчал. Взгляд Антона изменился. Он явно ожидал от Быкова реакции, но тому было плевать на эту сопливую историю, и на его лице не появилось никаких новых эмоций.
Тишину, как гром, разорвал упавший приглушённо на пол ошейник с поводком.
- Твоя неадекватная псина адекватнее тебя в сто раз, - вернув свою язвительность, проговорил, вставая с пола, неформал и через минуту скрылся на кухне.
- …тупой имбецил, - расслышал Тур и только тогда вопросительно приподнял бровь.
Кто бы говорил про адекватность!
Быков наклонился, погладил довольного Спайка и пошёл забирать вещи, которые до сих стояли около двери снаружи.
Мелкий ленивый засранец!
========== Глава 18 ==========
Антон.
Застыв в дверях кухни, я сжал кулаки и чуть ли не зарычал, как псина имбецила. Из былой стильной и дорогой роскоши не осталось ничего. Быстро развернувшись и чуть не наступив на ротвейлера, я, ругнувшись себе под нос и инстинктивно извинившись перед псом, понёсся смотреть квартиру. Я знал, что увижу. Знал - и всё равно не верил. Как он мог?
Как?! Ладно, сдавал квартиру, но мебель, вещи, картины?
Он всё продал! Всё! Всё что мама создавала своими руками! ВСЁ!
Квартиру-студию, где мама работала и рисовала, теперь было не узнать: аляповатая, неуместная, дешёвая, местами поюзанная мебель как уродливое бельмо на глазу смотрелась на светлом, спокойном, молочно-песочном фоне стен. Мне даже не стоило труда узнать, кто купил такое. Наша квартира превратилась в такую же безвкусицу. Шлюха папаши постаралась. Единственное, что осталось из бывшего интерьера, - ламинат, цвета выбеленного дуба, светлого, а местами оттенка топлёного молока стены и сложный, многоуровневый, сделанный по маминому проекту потолок, создававший ранее иллюзию огромного пространства и воздушности, а теперь превратившись в какую-то неуместную конструкцию.
Трясущейся от переизбытка эмоций рукой я достал мобильный и набрал номер этой гниды, называвшей меня некогда сыном. Гудки, длинные, нудные, бесили ещё больше, но я с упорством осла продолжал нажимать повтор вызова. В комнату зашёл рот и, будто рассматривая интерьер, начал крутить башкой, усевшись почти посередине комнаты.
- Бери трубку, сука! - тихо ругнулся я, но меня никто не услышал, кроме пса.
Дверь квартиры хлопнула. Наверное, имбецил принёс вещи, – отметил я автоматически, подходя к окну и рассматривая небольшой кованый балкон. Взгляд зацепился за белое полотно, валяющееся на балконе, но злость на папашу сбивала и не давала сосредоточиться, пока чуть поднявшийся ветер не задрал край полотна.
Открыв балкон, я бросился поднимать полотно. Холст – мамина последняя работа, оставшаяся недописанной из-за того, что рак прогрессировал и разрастался по всему организму намного быстрее, чем предрекали врачи. Опухоль в желудке удалили, но метастазы уже были везде, поедая и убивая организм. Врачи разводили руками. Боли были ужасные. За пару месяцев из красивой женщины она превратилась в живой гниющий изнутри труп с такими адскими болями, что даже уже морфий не помогал. Папаша тогда, урод, дома почти не появлялся, проводя время со своей шлюхой и отбрехиваясь работой. Бабушка ухаживала за мамой, хоть папаша и настаивал на больнице, но бабушка была непреклонна, и ему ничего не оставалось делать, как молчать, скрипя зубами. Я тоже старался появляться дома редко, да и мама в бреду часто кричала чтобы я убирался и не видел того, что с ней происходит. В квартире тогда было невыносимо. Приторный, сладковато-гнилостный запах смерти и лекарств был удушающим и тяжёлым, как каменные глыбы. Я на тот момент учился в школе, и как сейчас помню тот день, когда мне позвонила рыдающая бабушка и сказала, что мамы больше с нами нет. Папаша после её смерти чуть ли не светился от радости, прикрываясь хилой ширмой скорби вдовца, а вскорости, через пару месяцев, привёл свою блядь к нам в дом.
Мразь.
Разложив на полу недописанный, смятый, облупленный, покорёженный холст, который использовали в роли ковра на балконе, я рассматривал еле проступающие, но чёткие линии городского пейзажа Праги, вспоминая, как этот холст был некогда натянут на подрамник и стоял у окна.
Зря я решил использовать свой козырь потом. Сейчас. Я отомщу своему папаше, а его шлюху пущу по миру с их типа наследником. Чтобы они вдвоём загнулись!
Погрузившись в свои мысли и планы, я не понял, когда ко мне подошёл ротвейлер и лизнул в щёку, горячо дыша и обдавая запахом псины. Я шарахнулся от него в сторону, а сердце от испуга и неожиданности забилось. Рот, виляя задом, облизнулся и сел. Отодвинувшись от него, я достал телефон и снова набрал последний вызов слегка подрагивающей рукой. Наконец сука-папаша снял грёбаный телефон.
- Я думал, мы всё решили, - спокойно и мягко раздалось в трубке, настолько, что человек, незнающий моего папашу, не заметил бы ноток недовольства.
- Мы? Ты что-то перепутал, папочка! – проговорил деланно спокойно я, выделяя слово «Папочка», хотя в душе всё кипело и бурлило. – Ты, может, и решил, а я вот с тобой нет. Решил отмазаться ключами, и думаешь, мне хватит? Я знаю, что ты сдавал квартиру и позволил своей шлюхе продать мамины картины и мебель, поэтому ты вернёшь мне за это все деньги.
В трубке раздался мерзкий, издевательский смешок.
- Ты ничего не получишь сопляк, - уже не скрывая злости, ответил папаша. – Так что прикрой рот, щенок, и не смей называть мою жену шлюхой!
- Шлюха - она и в Африке шлюха! Перед таким старым кобелём только такая и раздвинет ноги! – меня понесло, и останавливаться я не собирался. – Хотя и ненадолго, ведь старость не радость, а мужиков богатых в твоём окружении полным-полно!
- Закрой рот, выблядок! – рявкнули мне в трубку, срывая маску и оголяя настоящую уродливую сущность.
- Выблядок родился у тебя совсем недавно, папочка! – довольно пропел я, просто упиваясь своим ядом. – Думаешь, мама не знала, что ты ей изменял с этой потаскухой? Знала, именно поэтому оставила мне завещание на эту квартиру и свои работы, которые ты продал без моего согласия! Удивлён?! Да у меня есть копия завещания…
Очередной смешок и вновь мягкий, приторно сладкий, ядовитый голос:
- Выблядок как раз-таки ты. Моя покойная супруга нагуляла тебя и призналась мне только перед смертью, в бреду. Я не верил, но анализ ДНК подтвердился. Если интересно приезжай - покажу.
Меня словно обухом по голове ударили. Это не может быть правдой.
- …Я пообещал ей и твоей бабке не говорить тебе это до твоего поступления в институт, но ты ведь уже взрослый мальчик, всё решил сам, даже поступил. – Прозвучало с сарказмом, но я не обратил внимания.
- Ты врёшь! – прошипел я, не выдержав этот бред. – Это неправда!
- Правда–правда! Видишь, я даже как благородный человек обеспечивал тебя все эти годы, поэтому пришлось продать картины и сдавать студию. Твои, знаешь ли, поездки за границу, репетиторы, гулянки, и отмазы в ментовках стоили мне немалых денег. – Голос папаши становился всё жестче. - Так что можешь забыть про какие-либо деньги, также, как и про звонки мне, иначе я сделаю так, что ты и эту квартиру не увидишь, неблагодарный нагуляный сученыш!
- Только попробуй! Я тебя вместе с твоей блядью…
Договорить мне не дали: мобильный с силой вырвал из рук подошедший сзади имбецил и, нажав на отбой, спрятал его себе в карман.
- Какого хрена творишь, урод?! – подорвался я, сжимая кулаки и пытаясь кинуться на имбецила, но он пресёк мои прыжки, толкнув меня с силой в грудь.
Псина, сидевшая до этого смирно, подорвалась и стала лаять на Тура.
Я даже не понял, что произошло, и почему ротвейлер рычит и лает на имбецила.
- Место! – хрипло, жёстко осадил пса Тур, но тот даже не думал останавливаться, скалясь ещё больше, рыча и приподнимаясь с задних лап, словно пытаясь броситься.
Тур зыркнул на меня, а затем медленно повернулся к псу.
- Спайк, к ноге, - спокойно, но добавив в голос стали, приказал Тур, глядя на пса.
У Спайка уши только прижались к голове, но рычать и скалиться он не перестал, зато стал двигаться ко мне, причём так, чтобы держать в поле зрения и нападения Тура.
Я бы, наверное, так и стоял, пока не понял, что псина пришла ко мне, прислонила свой черный бок к моей ноге, и она в неадеквате!
Все мысли из головы выветрились вмиг. Даже разговор с папашей ушёл куда-то на задний план, перекрываясь сложившейся ситуацией.
- Спайк, я сказал к ноге… – проговорил медленно имбецил, и я наконец увидел, что он с голым торсом, без бинтов и в капельках воды.
Раны, оставленные клыками рота - уродливые, глубокие, словно от ножа маньяка, кривые, воспалённые, ярко-бордовые с чуть желтоватым гноем кое-где, стянутые тёмными швами, украшали руки и предплечья Быкова. Я чувствовал, как по ноге от чёрного бока проходит вибрация от рыка пса. Неадекватного ротвейлера, который стал бросаться на хозяина уже второй раз. И не факт, что Спайк сейчас не развернётся и не набросится на меня. Моё воображение плюс рычание - и вот мой привычный страх лёгкой волной поднялся и прокатился по всему организму, начиная скручиваться в тугой узел внизу живота, и острыми иголками на кончиках пальцев, сбивая дыхание, заставляя увеличить скорость работы сердца. И пока меня не приковало к полу, я сделал самый дебильный поступок – шагнул сначала в сторону, а затем к нахмурившемуся Туру. Рот смотрел на всё это, недоумевая. Я тоже недоумевал, какого хера я делаю. С псиной мы в этом сошлись.
- Встань и не дёргайся, - прохрипел мне Быков и одной рукой почти задвинул меня себе за широкую спину, в то время, как рот снова залаял.
Лаял, но не бросался, перебирая лапами по полу, будто танцуя или решая, когда стоит напасть.
- Хозяин хренов, - тихо, чуть запинаясь, быстро проговорил я в спину этого имбецила, скорее для отвлечения самого себя, пока не получил тычок локтём в живот.
- Закройся, а ты к ноге! – почти так же, как и его пёс, рыкнул Тур нам с псом, и как ни странно, я закрылся, а псина заткнулась и наклонила морду к земле, всё ещё огрызаясь и демонстрируя свои огромные клыки.
Пару минут ничего не происходило, все замерли, пока пёс не успокоился и нехотя не улёгся на живот, начиная тихо скулить.
- И что это было? – спросил я вслух, сглотнув.
- Ко мне, мальчик, - уже мягче, но всё ещё властным тоном позвал пса Тур, и псина, покочевряжившись, послушалась и поползла к нему на пузе, виновато ворча.
Одеревеневшие мышцы стало отпускать, а колотящее где-то в ушах сердце начало стучать ровнее.
- Он оспаривал моё право вожака и моё право на тебя, - погладив пса по голове, произнёс зло Тур,
выпрямившись и неуклюже обернувшись ко мне.
- Чего? – лениво, всё ещё пребывая от всего в лёгком шоке, возмутился я, отходя от этого имбецила.
- Право на тебя как сучки, - добавил с ехидцей имбецил на полном серьёзе, и я заметил, как на его лбу выступили капли пота, а сам он весь слегка побледнел.
- Верни телефон, – потребовал я, всё ещё успокаивая дыхание, проигнорировав его «сучку».
Под острым как лезвие, тяжёлым, хмурым и потемневшим взглядом хотелось поёжиться, но я не нервная барышня, поэтому скрипнув зубами, приподнял подбородок, смотря прямо в темнеющие своей пустой безэмоциональностью провалы.
- Перебинтуешь руки и обработаешь мне раны, - прохрипел мне имбецил и, ссутулившись больше, чем обычно, направился тяжёлым шагом вон из комнаты.
- Сам себе обрабатывай! – прошипел я, следуя за ним. – Также, как можешь и валить из моей квартиры, пока я не вызвал ментов.
Хватит. Заебал.
Резко остановившись, что я чуть не врезался в спину этого урода, Тур схватил меня за горло своей лапой, чуть сдавливая, и прижал к стене. На его лбу выступило ещё больше испарины, а синие вены на шее вздулись, как у быка.
- Если ты забыл, благодаря кому я весь заштопанный, то я напомню, - тихо и жутко проговорил Быков мне в лицо, а затем врезал свободной рукой совсем слабо под дых, чтобы я не рыпался, хотя я уже сам пожалел, что сразу не согласился на перебинтовку. За всё время нашего милого знакомства я видел его таким только на живодёрне, и как-то верю, что он сможет что-то сделать. Особенно сейчас.
- Я понял, - выдавил я, хватая ртом воздух.
Отпустил он меня сразу же, смерив своими черными глазищами.
Огрызаться и что-то говорить я перехотел. Наверное, устал, будто из меня враз вытянули все силы. И да, стало страшно, как ни стыдно это признавать. Только теперь я понял, почему эта парочка: угрюмый имбецил и ротвейлер с нарушенной психикой - существуют вместе – они одинаковые, хоть один из них человек, а другой пёс.
- Сумка в багажнике, - совсем тихо, делая глубокие вздохи, пересохшими губами проговорил Тур и, достав из кармана ключи, всунул их мне в дрожащую, потную руку.
К машине я спускался, как зомби апокалипсиса. Ноги чуть отрывались от земли. В голове сейчас была каша.
Имбецил, псина, договор, папаша с мега-новостью, что я не его сын…
Опять жутко захотелось курить. Пошарив по карманам косухи и нащупав деньги, я пошёл за сигаретами, иначе сейчас сдохну от этого всего дурдома.
Глубокая затяжка мягко обволокла лёгкие, опаляя изнутри, принося нереальное удовольствие, успокоение и горечь во рту. Дым, выпущенный тонкой струйкой, рассеивался и истаивал в воздухе. Руки стали не так заметно трястись, но каша из мыслей и всего произошедшего в голове оставалась. Если папаша и не шутил, что я не его сын, то я всё равно использую на него компромат. Теперь легально. На правах НЕ СЫНА. Его слова усилили мою ненависть к нему и убедили, что я правильно поступаю, только и всего. Да и если раньше я хотел просто выцыганить у него побольше бабла, то теперь кроме бабла я хочу посадить эту мразь.