Она споткнулась в полумраке, спеша к чулану с костюмами. Миа, худощавая, веснушчатая Осенняя женщина, уже натянула свой красный костюм и нетерпеливо закрепляла зубами защитный бандаж на своём запястье.
— Давай я сделаю! — Саммер подпрыгнула к ней. Руки Мии были мускулистыми, а ладони в мозолях. Она была единственной, кто играла свою роль, вися на канатах в воздухе — ветреная Осенняя возлюбленная, танцующая в небесах с листвой.
Саммер разрешили оставаться на земле, но зато её костюм был самым дорогостоящим из всех: зелёным и роскошным как само лето. Листья из бархата сомкнулись вокруг плеч и груди, шёлковая юбка цвета воды струилась по её ногам. Дорогое украшение в виде стрекоз нужно было вплести сложным узором в волосы. Подскочили две помощницы и дёргали, и тянули волосы Саммер, причёсывали светло-рыжие волны в гладкие пряди, плели и завивали до тех пор, пока каждое из металлических насекомых не нашло своё место. Время начало стремительно бежать — и пока Саммер ещё была занята тем, чтобы завязать последние узлы на рукавах и юбке, уже было время выхода Спринг, Весенней возлюбленной.
Тихий свист Морта, и все замерли — только Ана открыла клетку со змеями, присела на корточки и забарабанила ногтями по полу в быстром такте. Огромная гадюка — символ пробуждающейся в тепле весны — почуяла след и скользнула из клетки на руку Аны. Юная актриса бережно несла рептилию на своих руках и плечах, спеша на сцену. Над ней загрохотало, когда маленьких змей выпустили из коробок. С помощью каната Морт открыл контейнеры под сценой.
— Мой отец король Свет, но моя мать слепая жестокая леди Смерть, которая проглатывает своих детей, — говорил Финн. — С чёрными когтями она стремится к тому, чтобы уничтожить всю эту красоту…
— Давай, надевай пальто! — прошипела Миа Саммер. Тяжёлый предмет одежды состоял из деревянных прутьев и веток, которые словно воротник возвышались за головой Саммер. Тяжесть в ту же секунду пригнула её к земле. Саммер выпрямила колени, стараясь принять вертикальное положение. Ей не нравилось это пальто — оно делало её неподвижной, но к счастью, ей не нужно было носить его долго. Вокруг неё мельтешили помощницы, закрепляли, завязывали узлы, и, наконец, все зафиксированные полотна были собраны вместе на запястьях Саммер. Один рывок, и ткань снова свободна.
Раздался свист и аплодисменты, когда начала танцевать Весна. Саммер ощущала вибрацию от прыжков Аны под своими ногами и видела перед глазами сцену, будто она могла смотреть сквозь кулисы: танец Аны со змеями, заставляющий мужчин молчать в оцепенении, а некоторых и вовсе бросало в пот лишь от одного вида на эту ядовитую змею. И всё-таки мужчинам, которые испытывали страх, женщины, казались особенно прекрасными, а их любовь — особенно ценной. Это не было простым совпадением, что именно Ану и Черисс, выступавших с самыми опасными животными, буквально преследовали поклонники.
Саммер считала шаги Аны, до тех пор, пока та снова не остановилась после вращения и не замерла.
Это был знак.
Морт открыл ящики, и щелчок услышали лишь посвящённые. В этот же миг погасли все огни. Послышались крики удивления и ужаса, когда четыре дюжины змей попадали со сцены — в темноте замерцали рисунки на их спинах. Они были заблудившимися падающими звёздами, которые приземлялись на лысины, плечи и колени, молниеносно сползали под ножки стульев и скользили по дрожащим носкам ботинок. Другие змеи выползали из-под сцены. Теперь зал начинал закипать. Один мужчина закричал как резаный. Раздавался грохот, падали стулья, тяжелые убегающие шаги заставляли пол содрогаться, двери с грохотом захлопывались.
Миа встретила Саммер, скаля зубы. Саммер тоже не сдержала смеха, когда она услышала испуганный вой мужчин. Теперь точно всем стало ясно, что большая часть зрителей были иностранцами. Каждый житель Маймары знал, что у маленьких гадюк, которых Морт выпускал в публику, больше не было ядовитых клыков.
— Да будет ночь, любимый, — невозмутимо продекламировала Ана. — Змеи тянутся к небу. Я следую за их сиянием.
Новая волна стона прошлась по толпе, когда Ана спрыгнула со сцены с гадюкой на плечах и закружила среди публики. В этот момент даже Саммер, затаив дыхание, надеялась, что никто из зрителей не пахнет крольчатиной или не испугает змею в неподходящий момент. Она была единственной, у кого ещё были ядовитые клыки.
— Не уходи! — жалобно кричал Герон сын Солнца вслед своей возлюбленной Спринг. — Зачем поцеловала ты меня, чтобы снова покинуть? Ты вырываешь моё сердце из груди!
На этом месте у Саммер всегда бегали мурашки по коже. Она не могла испытывать ничего другого, как действительно любить Финна за печаль и боль в его голосе. Пьеса была напыщенной, а история преувеличенной и яркой как ярмарочное представление, а актёры — лишь живыми украшениями для животных. Всё же Финн играл свою роль Герона, словно не существовало ничего другого. Каждое слово было настоящим. «Драгоценный камень среди стекляшек, — подумала Саммер. — Ты растрачиваешь свой талант впустую на Морта».
— Зачем нужно мне твоё сердце? — ответила Весна с насмешливой улыбкой. — Оставь себе, оно принадлежало мне достаточно долго. Ты всё ещё не узнаёшь меня, Герон? Я твоя юность. Обладать мной ты можешь лишь раз в своей жизни, во второй раз я не буду на твоей стороне.
В темноте Морт легонько постучал тростью по полу — сложная команда из азбуки Морзе, которую понимали лишь его рептилии. Не позднее чем через десять секунд на этот зов из зрительного зала последовала первая змея и скользнула под кулисы — движущийся сверкающий узор, похожий на ожившую цепочку, заполз в клетку. Вторая и третья змеи также вернулись из зрительного зала. Потом ещё с десяток собрались за решёткой клетки. Наконец-то и Ана скользнула за сцену.
— Сплошные пьяницы, — прошептала она, задыхаясь, и сняла серебряную маску с лица. Гадюка, которая, как и маленькие змеи, была покрыта светящимся порошком, заставляла щёки и волосы Аны светиться в темноте. — Два стула сломаны. И, по меньшей мере, тридцать человек убежало.
Снова заиграла музыка, сопровождаемая топотом копыт на боковой сцене, куда второй дрессировщик направил тигровую кобылу.
— Деньги приходят, деньги уходят — я жду лишь того, чтобы эти приезжие идиоты не затоптали всех моих змей, — проворчал Морт, забирая змею у Анны, и осторожно поместил её в клетку.
Свет мигнул, когда кинопроектор снова заработал. Саммер услышала, как некоторые зрители втянули воздух, и была уверена, что многие вцепились в свои стулья. Перед экраном на месте гарцевала тигровая лошадь с Финном на спине, но перед движущимся фоном для зрителей это выглядело так, словно она вместе с Героном неслась по небу с невероятной скоростью.
Морт принялся спешно освобождать птиц. Это был знак для Саммер. Осторожно она двинулась в своём пальто из веток к сцене. Она играла свою роль уже больше пятидесяти раз, но каждый этот раз незадолго до выступления её руки начинали дрожать. «Пусть львы будут сегодня спокойны», — безмолвно молила она. Саммер не знала почему, но ни хищные звери, ни лошади не любили её. Только птицы не проявляли себя агрессивно или испуганно в её присутствии.
В зеркале, которое стояло напротив кулис, Саммер могла видеть отражение зрительного зала. Длинные пробелы и отдельно пустующие места свидетельствовали о выходе Аны. Даже стул рядом с Батором Сэлом был пуст.
Морт выпустил из авиария ласточек и иволог. В следующий миг Саммер стояла среди стаи. Кончики их крыльев касались её щёк. Поток воздуха вздымал шёлковые ленты её юбки. Отрывистый свет прожекторов отбрасывал дрожащие полосы света на птиц и схватывал их полёт в сотне моментальных снимков.
— Пять… шесть… семь… — отсчитывал ей Морт. Саммер быстро надела медную маску-бабочку и сделала глубокий вздох. Это был короткий, сверкающий миг счастья, ради которого она жила: секунда, когда она могла позволить себе забыться. — … И пошла!
Под свист от мягких взмахов крыльев она переступила границу к другому существованию. Мерцающее течение унесло её с собой, слой, за слоем освобождая жизнь, пока от неё самой ничего не осталось. Саммер улыбнулась, и прохладная маска прижалась к её щекам, за секунду нагревшись и став частью неё.
Ласточки низко порхали по залу над головами зрителей, когда королева Лета вышла на большую поляну леса — леса, который кишел жизнью: сотни птиц, реагирующие на каждый её знак, летали кругами и меняли своё направление. На фоне нарисованных деревьев собрались все летние животные: два льва и дюжина разношёрстны обезьян, тигры с далёких островов, древесные жабы и попугаи. Среди этого изобилия Герон сын Солнца выглядел ещё более одиноким. Летняя женщина приказала ему своим повелительным голосом покинуть её лес. В глубине души Саммер задавалась вопросом, неужели когда-то она была другим человеком, неужели страх заставлял бежать её с места на место.
Пальто надавило на её плечи, когда больше пятидесяти иволог опустились на его ветви. Ещё пять, шесть шагов она с достоинством пронесла этот груз, потом сняла его с себя одним рывком за разрывную верёвку, оставив пальто стоять как место для сбора птиц, и подошла к воину. Вмиг всё стало так легко, каждый шаг был как полёт, каждый вздох как смех. Здесь она не вздрагивала от прикосновений, и вид на руки не вызывал неприязни. Она флиртовала с Героном сыном Солнца, снова и снова ускользая из его рук.
— Победи меня, если сможешь, — кричала она. — Но я предупреждаю: рабов ты можешь захватить, но лето не будет твоим вечно. Кто обладает мной, тот учится терять!
Из публики донеслись выкрики, когда большой лев бросился на Герона. Борьба с диким зверем выглядела пугающе правдоподобно. Летняя женщина смеялась, а время бежало дальше.
Она и Герон жили своей историей: было время борьбы и вражды, время споров и уважения. Спустя один танцевальный шаг — первая улыбка. Когда они, наконец, встретились глазами, взгляд Герона был настолько искренним, что Саммер ни секунды не сомневалась в его любви.
До тех пор… пока он внезапно не притянул её к себе, крепче, чем это требовалось в постановке, взял её в свои руки и склонился к ней слишком близко.
— Что ты делаешь, чёрт возьми! — прошипела она, но даже под гримом она узнавала дьявольскую ухмылку Финна.
— Ставки один к десяти, — прошептал он ей неслышно для зрителей и… действительно попытался её поцеловать! Последние чары рассеялись. Теперь она была всего лишь девушкой в маске посреди сценического хлама и достойных сожаления животных. Ярость была как холодная струя воды — резкой и отрезвляющей. Молниеносно она отвернула голову в сторону и со всей силы ударила Финна по голени. Он ахнул и сразу отпустил её, но хорошо смог обыграть свою боль. Широкая юбка Саммер скрыла удар. Тем не менее, в зале кто-то радостно рассмеялся, и обезьяны, воспользовавшись этой возможностью, начали кричать. Теперь львы становились по-настоящему беспокойными, словно чувствуя гнев Саммер. За кулисами Саммер могла слышать шёпот Морта. Она взяла себя в руки и попыталась отвлечься на короткую паузу, за которую она отдалилась от Герона, и подозвала стаю птиц. Прежде чем она продолжила говорить свои слова, Саммер бросила косой взгляд на зрителей. Батор отклонился, скрестив руки, на спинку стула. На его губах играла улыбка. Он разглядывал Саммер с таким интересом, словно она была одной из хищных кошек, которым он оплачивал корм. Но это ощущение не было похоже на то, когда, несмотря на маску и костюм вдруг ощущаешь себя абсолютно голой. Когда Саммер посмотрела на пустеющий стул левее от Батора, сценическое освещение вдруг превратилось в ледяной свет, который заставил её мёрзнуть.
На спинке стула: перчатки. Пальцы, которые глубоко впивались в кожаную обивку.
«Возьми себя в руки! — отругала она саму себя. — Повсюду есть мужчины, которые носят перчатки». Но сегодня её сердце не слушало голову. И то, чего она боялась больше, чем всех хищных кошек вместе взятых, настигло её в мгновение ока. Театр поблёк, и реальность её ночных кошмаров приближалась к ней пугающе близко, так что она начала задыхаться. Её учащённый пульс выстукивал с каждым ударом картину, от которой она думала, что убежала: Он.
— Саммер? — прошептал Финн на ухо. Его руки крепко лежали на её талии. Должно быть, она сделала один-два больших шага, словно хотела удариться в бегство. В какой момент она попыталась покинуть сцену? Птицы всё ещё со свистом кружили, а зрители начали переговариваться.
— Смерть… — нашёптывала ей слова Миа из-за кулис. — Смерть и любовь…
Саммер моргнула, пытаясь узнать мужчину, который носил перчатки. Но он сидел в тени на следующем ряду. Она разглядела лишь его очертания. Прежде чем Саммер смогла приглядеться более внимательно, свет повернулся в её сторону и ослепил её.
— Смерть… — с ещё большим надрывом прошептала Миа.
Саммер сглотнула. Ей пришлось прочистить своё горло, чтобы наконец продолжить своё предложение.
— Смерть и любовь — соседи, — закончила она поспешно, без огня, без глубины, так жалко, что зрительница в первом ряду захихикала. — Но всё же… всё же разлука живёт в обоих домах.
Пока Саммер вырывалась из рук Финна и убегала со сцены, не договорив своих слов, она бросила взгляд в зрительный зал. Никаких рук, никакого Кровавого Мужчины. Никто не касался стула рядом с Батором, так же как и позади стула было пусто.
...
Морт кричал уже с тех самых пор, как последний зритель покинул театр. И Саммер не могла винить его за это.
— Именно сегодня так оплошать! — гремел он. — Что, если Батор остался не доволен пьесой? Ты почти всё испортила! Ты…
— Почти, — перебила его Черисс. — Но этого никто не заметил.
— Я это заметил! — разбушевался Морт и забил себя кулаком в грудь. — Я!
— Ладно тебе, Морт, — теперь подключился Финн. — Батору пьеса понравилась, он даже оставил нам деньги на вино. Кроме того, это была моя вина. Я изменил слова.
— И проиграл спор, — пробормотала Ана, освобождая крепления на костюме Саммер. В её голосе слышалась язвительная улыбка.
Морт пренебрежительно фыркнул.
— Слова туда, слова сюда, Саммер должна была среагировать. Если я захочу, чтобы кто-нибудь беспомощно пролепетал свои пару предложений, я с таким же успехом могу выпустить на сцену любого из портового квартала города.
Миа нервно закатила глаза. Это его изречение все знали наизусть.
— Так найди уже себе кого-нибудь из портового квартала, — сорвалась Саммер. — Тогда, по крайней мере, пьяным идиотам будет на что поглазеть. Ведь как раз об этом идёт речь в пьесе, не так ли?
В некоторые дни ей было легко играть свою роль: чересчур гордая девушка с южных островов, которая никому не позволяла ничего себе предлагать. Но сегодня даже этот навык давался ей бесконечно тяжело. Она всё ещё была сбита с толку. «Это ничего не значит, — повторяла она себе, словно молитву. — Это всего лишь были перчатки. И короткая раздражительная реакция на них». Тем не менее, она была поражена, как ей удалось довести свой выход до конца. Во время заключительного поклона она не надела маску и лихорадочно обыскивала глазами каждый ряд. Но мужчина исчез. «Конечно. Это был какой-то зритель, который ушёл. Вероятно, он схватился за спинку стула, когда вставал, и тебе не повезло посмотреть на него именно в этот момент». Звучало неплохо. Разумно. Но почему это не успокаивало её?
— Она ещё наглее! — кричал Морт. — Я вообще не понимаю, за что тебе плачу! Это ты должна возместить мне ущерб, за то, что испортила мою пьесу!
— Чаевыми тоже возьмёшь? С тем, сколько ты мне платишь, компенсация окажется весьма незначительной.
— Если это всё, чему ты научилась в театре в Кандуране, то я ещё слишком много тебе плачу!
Саммер фыркнула.
— В Кандуране, по крайней мере, следили за тем, чтобы в переднем ряду не сидели всякие сумасшедшие. Только не говори, что не видел того толстого рыжеволосого парня, который пялился на меня, словно обезумевший. И знаешь, что? Он прятал нож под своей курткой! У вас бы тоже слова застряли в горле!
Ухмылка Аны исчезла с лица, и даже Морт побледнел. Финн выглядел так испуганно, что Саммер пришлось опустить глаза. «Ложь удаётся мне всё так же хорошо». Иногда для неё это было загадкой, как легко она могла заслужить доверие людей.