— Спать еще рано, — напомнил вернувшийся Снейп. Его кожа казалась прохладной и гладкой, а руки — напротив, горячими. Гарри, затаив дыхание, ждал, когда они, эти руки, дотронутся до особо чувствительных мест его тела, и ощущал, каждым граном своей магии, каждой клеткой объятого желанием тела нетерпение, тщательно взнузданное, укрощенное нетерпение, идущее от Снейпа.
Он потянулся навстречу, отдаваясь этим губам, стараясь ни о чем не думать, не вспоминать о том, во что ввязался, не давать себе запаниковать. Он просто был здесь, со Снейпом. С Северусом. Это его губы настойчиво терзали рот Гарри, его шею, грудь, соски, заставляя выгибаться и стонать, без слов давая понять, насколько он… желает ему принадлежать.
Когда распаленный умелыми чувственными ласками Гарри почти потерялся в пространстве и времени, Снейп… Северус скользнул ниже, покрывая короткими, жалящими поцелуями его живот, и наконец изнывающего от желания члена Гарри коснулся влажный язык. Все тело будто скрутило короткой судорогой. Казалось, в комнате закончился воздух, а все нервные окончания сосредоточились в члене, так умело ласкаемом сейчас Северусом. От остроты ощущений помутилось в голове, Гарри выгнулся дугой, колени сами разъехались в стороны, будто приглашая, требуя, умоляя.
— Боже, — густые, неожиданно мягкие волосы Северуса (Чистые! Какая глупость думать сейчас о такой ерунде!) скользили по бедрам и животу, усиливая и без того едва терпимое удовольствие. Из горла вырывались жалобные стоны, а руки комкали тонкую простыню. Казалось, еще немного — и он умрет. Просто умрет от удовольствия, почти болезненного, желанного, запретного. Украденного.
Тонкие пальцы как-то особенно чувствительно сжали его мошонку, и мир рухнул, сгорел, исчез. Остался только этот горячий рот, принимающий его, руки, сжавшие ягодицы, и оглушающий животный рык, вырвавшийся из его, Гарри, горла.
Гарри чувствовал себя легким, пустым и безобразно, бессовестно, абсолютно удовлетворенным.
— Мне нравится этот ритуал, — хрипло сказал он. — Но пить все равно хочется.
— Ничего, кроме воды нельзя, — напомнил Снейп, подавая стакан. Гарри мог поклясться, что в его темных глазах была жажда, и вода тут была ни при чем. Снейп… Северус хотел его. Твердый, будто раскаленный член, отчетливо ощущаемый бедром, был тому немым свидетелем. После двух пережитых оргазмов страх перед неизвестным немного притупился, а чувство самосохранения дало сбой. Как еще можно объяснить, что вскоре член Снейпа оказался в ладони у Гарри?
Раздался низкий чувственный стон, мир в который раз перевернулся, в нем стало жарко и тесно. Тяжелое жилистое тело Снейпа оказалось сверху, и Гарри задохнулся от ощущений — до этого его касались осторожно, почти бережно, теперь же реальность сжалась, как при аппарации. Снейп был везде: это его губы были такими настойчивыми и упоительно-властными, это его руки скользили по телу, это его пульсирующий толстый горячий член упирался ему в живот.
— Ты все помнишь? — хрипло прошептал Снейп в самое ухо.
— Да, — выдохнул Гарри, — да, черт…
Снейп на одно бесконечное мгновение прижался губами к суматошно бьющейся артерии на шее Гарри, и сел между его широко разведенными ногами.
— Терпение. Второго шанса у нас не будет. Нужно все сделать правильно, — он осторожно отвел руку, которой Гарри пытался прикрыть свой бесстыже торчащий член и усмехнулся. — Чего я там не видел, Марк?
Гарри вздрогнул от незнакомого имени, прозвучавшего из уст Снейпа, но тут же взял себя в руки, попытавшись улыбнуться.
— Третья порция «Эссенции жизни», верно?
— Именно, мистер Гаррисон, — подтвердил Снейп, поглаживая внутреннюю поверхность его бедра. — Вы готовы?
— А что, у меня есть выбор?
— Нет. Но ты должен помнить об условиях нашего… сотрудничества.
— Я помню. Не бояться, не сопротивляться, постараться получить удовольствие, пока вы… ты?
— Полагаю, обращение по имени и на «ты» будет выглядеть вполне логично, учитывая то, чем мы, — его тонкие, теплые пальцы скользнули выше и погладили между ягодицами, — занимаемся весь день. Так что там с краевыми условиями ритуала?
Гарри выдохнул, загоняя вглубь волнение и — чего греха таить — страх, и ответил:
— Не бояться, не сопротивляться, получить максимум удовольствия, пока… ты, Северус, будешь… черт, я не могу это произнести.
— Пока я буду брать тебя впервые. Полученное именно таким способом семя… эссенция жизни, пойдет в зелье.
— Чувствую себя дойной коро… ой! Что ты…
— Не крутись. Это только пальцы. Больно?
— Нет. Не то чтобы очень. Неприятно.
— Терпи. Очень больно быть не должно.
Снейп, казавшийся сейчас очень сосредоточенным, как на лекциях, снова обмакнул пальцы в сперму, собравшуюся на животе Гарри («Никаких посторонних субстанций, ничего, кроме воды и естественных жидкостей — слюны и спермы. Этого, конечно, недостаточно, но придется потерпеть»), и его пальцы снова скользнули внутрь, заставляя зашипеть сквозь зубы.
Возбуждение куда-то пропало, но ровно до того момента, как Снейп обхватил поникший член Гарри ладонью, снова заставляя желать. Пальцы в заднице мешали, казались слишком твердыми и беспокойными, они растягивали, шевелились, растирали. Но все эти новые, странные ощущения отчасти компенсировались острым удовольствием, даримым второй рукой. И губами. И снова рукой.
Гарри потерялся. Он вцепился в кованное изголовье вычурного ложа, желая одновременно, чтобы эта пытка скорее закончилась… и длилась как можно дольше, даря то ни с чем не сравнимое удовольствие, мучительное, непостоянное, то отзывавшееся где-то внутри короткими спазмами, почти оргазмом, то снова превращавшееся в мучительное, тянущееся ожидание чего-то нового и неизведанного.
Наконец Снейп осторожно приподнял его задницу и просунул под нее подушку. Его большой член качнулся при этом из стороны в сторону, тяжело, влажно коснувшись бедра Гарри, и от этого внутри у него все сжалось от жуткого, сладостного предвкушения, и он закрыл глаза, отдаваясь невероятным ощущениям, испытываемым впервые. Твердая головка, осторожно, но неумолимо надавившая на узкий вход, тяжелое, загнанное дыхание Снейпа, его чуть подрагивающая рука, ласкающая член, ладонь, сильно сжавшая бедро, странное, непривычное неудобство, заполненность, едва ощутимая резь в поддающихся мышцах, собственный тоненький скулеж, за который было стыдно, но замолчать не получалось, запах… Северуса, пряно-острый и сладкий одновременно. Проникновение. Медленное, осторожное и чувственное.
Гарри открыл глаза и жадно следил за каждой эмоцией, отражавшейся на обычно бесстрастном лице Снейпа. Глаза его, обычно пустые и холодные, сейчас были жаркими и живыми, прикрытыми дрожащими, неожиданно длинными ресницами. Щеки чуть покраснели, тонкие губы стали яркими, как у насытившегося вампира. По лицу проходили короткие судороги, будто Снейп испытывал боль. Но, судя по коротким выдохам сквозь плотно сжатые зубы, он наоборот едва удерживался от того, чтобы сорваться. Потерять сосредоточенность и контроль. Делать молодому невинному супругу больно было нельзя — удовольствие должно быть обоюдным, давая требуемому ингредиенту больше жизненной силы.
Гарри почувствовал странное желание — чтобы Снейп обнял его. Чтобы все было совсем по-другому. Как-то менее… вынужденно. Обстоятельства, которые могли привести к тому, чтобы Поттер и Снейп добровольно оказались в одной постели, ему придумать не удалось, но его… муж будто почувствовал что-то. В следующее мгновение Гарри буквально задохнулся, встретив чуть затуманенный взгляд темных глаз, и пылко ответил на поцелуй, обняв супруга за шею.
«Снейп — мой муж. Какая ерунда», — пронеслось в голове, но тут член Снейпа, на который был плотно натянут Гарри, медленно погрузился до самого основания, и Гарри жалобно всхлипнул в терзающие его губы. Больно не было, но все вместе: легкое жжение, тяжесть тела Снейпа, его запах, щекотное ощущение там, где задницы коснулись его крупные яйца, боль в напряженных ногах, которыми хотелось обхватить Снейпа за талию, желание Гарри… принадлежать кому-то, быть по-настоящему нужным, — всего этого было слишком много. Эмоции зашкаливали. Хотелось дать им выход. Взорваться фейерверком, поглотить такого же напряженного супруга, стать ему еще ближе, хотя, казалось бы — куда еще ближе? Они в постели, и член Снейпа достает почти до печени.
Гарри осторожно, чтобы не потревожить едва начавшую привыкать к вторжению задницу, обхватил любовника… мужа ногами, запустил ладони в его густые гладкие волосы и выдохнул, ответив на поцелуй. Ему было хорошо. Ему хорошо со Снейпом, кто бы мог подумать? В каком странном, больном кошмаре могло привидеться такое — он и Снейп? Но разве этот страстно целующий его незнакомец — Снейп? С горящими глазами, внимательно следящими за каждым выражением неудовольствия, появляющимся на лице Гарри. Разве могут руки Снейпа быть такими ласковыми?
— Как ты? — шепот в самое ухо, и тут же — на шее появляется длинная влажная дорожка, оставленная горячим языком.
— Н… нгх… нормально. Северус?
— Да?
— Я… мне не больно.
— Это упрек?
— Предложение.
Снейп тихо фыркнул, посылая по спине сотни мурашек, и начал осторожно, мучительно медленно двигаться. Гарри жадно следил за тем, как запрокинулось его лицо, как он закусывает губу, сдерживая стон.
Гарри стало жарко, но ослаблять хватку он не собирался — плененный Снейп ощущался частью его самого, источником невероятных новых ощущений. Удовольствие, которого он, признаться, не ждал, учитывая испытанное ранее неудобство, зарождалось глубоко внутри, разливаясь теплом, заставляя задыхаться и подаваться навстречу. Магия вырывалась из него как пламя. Гарри казалось, что оба его рода — Поттеров и Блэков, сотни поколений не обделенных силой волшебников подталкивали навстречу этому безумию. Он ощущал себя сильным. Сопричастным. Будто этот вынужденный, заключенный под давлением обстоятельств союз был принят и одобрен, будто все происходящее было правильным, приятным и желанным.
Подчиняясь какому-то темному инстинкту, подстегнутому магическим вихрем, Гарри резко перевернулся, не выпуская члена Северуса из себя, уселся сверху, наплевав на недостаток опыта и боязнь показаться смешным, и…
Снейп низко хрипло застонал, сжал ладонями его ягодицы, ничуть не протестуя против смены позиции, и понеслось. Чуть наклонившись вперед, Гарри удалось добиться того, чтобы он при каждом быстром сладком толчке попадал по внутреннему центру удовольствия, заставляя забыть обо всем на свете. Был только Снейп, хватающий воздух пересохшими губами, жадно глядящий своими горящими полубезумными глазами, сжимающий жесткими ладонями его ягодицы. И он сам, Гарри. И пожар внутри него, бушующее пламя из магии, эмоций и животного, почти невыносимого удовольствия.
Положенных слов катрена, завершившего ритуал, Гарри почти не слышал, лишь в положенном месте выкрикнул: «согласен», и просто исчез, растворяясь в яркой вспышке оргазма, остро ощущая свою принадлежность, целостность и удовлетворенность. Страха не было. Не было отвращения, боли и ощущения несправедливости. Все было правильно. Прекрасно до потери сознания, до самого дна глубокой воронки, засосавшей его, заставившей захлебнуться сумасшествием, разделенным на двоих.
***
Очнулся Гарри от того, что кто-то теребил его за плечо. С трудом оторвав голову от мягкой подушки, он уставился на полностью одетого Снейпа.
— Марк, — очень ровным голосом сказал тот, присаживаясь на корточки у кровати. — Марк, не время спать. Поднимайся, я пойду варить зелье, а тебе нужно исчезнуть, помнишь?
Гарри помотал головой, пытаясь понять чего от него хочет Снейп. Наконец реальность рухнула на него, будто он шагнул под ледяные струи мощного водопада, заставляя проснуться.
— Черт, прости. Я отрубился, да? Получилось?
Снейп чуть поморщился, услышав сленг, и продемонстрировал небольшой фиал.
— Думаю, да. Одевайся. Вот тебе порт-ключ, — он протянул Гарри брелок, очень похожий на миниатюрные часы, — оденешься и нажмешь сюда, — он указал на едва заметное колесико. — Там ты будешь в безопасности. Я вернусь, как только закончу все дела здесь. Дождись меня. Я знаю, как ослабить нашу нежелательную связь, но сейчас на это нет времени.
Сердце Гарри болезненно сжалось, и он поспешно отвел взгляд от холодного, равнодушного лица Снейпа, превратившегося в маску.
— Конечно, — деревянным голосом произнес он. — Я помню.
— Мне нужно идти. Поторопись, времени мало.
Гарри быстро поднялся, пережидая короткое головокружение, стараясь не думать сейчас ни о чем, кроме самых простых действий: одеться, стараясь ничего не забыть, пригладить короткие чужие волосы, стараясь не выдавать нервозности, не думать, не думать, не думать. Он жив, и это главное. Главное, да. Выжить — вот цель его идиотского существования, не так ли?