Новые россы - Андрей Захаров 10 стр.

В алых петлицах сержанта-гэбиста были такие же два кубика, как и у Андрея, простого армейского лейтенанта, но по своему статусу сержант ГБ получал денежное содержание вдвое больше, чем армейский старший лейтенант, а также имел ряд других привилегий. Звание сержанта ГБ относилось к среднему командному звену.

У Андрея похолодело на душе, спина покрылась потом, быстро застучало сердце, шум от этого стука бил по ушам. В дивизии много ходило слухов об особом отделе НКВД армии: кто к ним попадал, назад в свои подразделения уже не возвращался. «Что я такое сделал, кто на меня написал и что теперь со мной будет?» – быстро задавал себе вопросы Андрей. Почему-то вспомнилась мама, прощание с ней и отцом на вокзале, когда он сразу же после окончания училища заехал домой на пару дней похвастаться новенькими лейтенантскими кубиками в петлицах. «У нее и так здоровье слабенькое, если узнает об этом, не выдержит… Эх, лучше бы я геройски погиб в последнем бою, чем такое».

Глядя на внезапно побледневшего лейтенанта, сержант ГБ усмехнулся и протянул руку:

– Сержант государственной безопасности Синяков Виталий Иосифович, особый отдел армии. Да не переживай так, лейтенант. Я не за тобой. Воюй спокойно. У меня к тебе всего пара вопросов имеется.

Услышав, что особист приехал не за ним, Андрей перевел дух и немного успокоился.

Выждав минуту и поняв, что собеседник пришел в себя, Синяков продолжил:

– В твоем подразделении служит старший сержант Левченко Григорий Васильевич? Как он тебе?

– Да, в моем взводе, товарищ сержант госбезопасности. Командир второго орудия. Я с ним с первого дня службы в батарее. Грамотный, опытный сержант, отличный младший командир. Бойцы его уважают, командование ценит. А что случилось, если не секрет?

– А рассказывал он тебе, откуда родом, о своей семье, не вел ли антисоветской агитации?

– Да нет вообще-то. Так, говорил, что один остался, а семья от тифа в Гражданскую умерла. А насчет агитации, такого не слышал, – стараясь сохранить уверенность в голосе, проговорил Андрей. – Так что случилось-то?

– Плохи у него дела, лейтенант. Не знаю что да как, но мне его надо доставить в особый отдел армии. Вот ордер, почитай.

С этими словами Синяков показал Григорову лист бумаги с печатями, на котором было написано:

Прочитав это, Андрей с недоумением посмотрел на Синякова:

– Но ведь он ничего такого не совершал, товарищ сержант госбезопасности! Воюет отлично, немцев бьет лучше всех, сегодня в бою немецкий танк уничтожил и кучу пехоты! Разве можно так?!

– Можно, лейтенант. У нас все можно, – с железом в голосе отчеканил Синяков, особо выделив последнюю фразу. Затем, смягчившись, произнес: – Пока не вышли в расположение наших войск, ты ему ничего не говори. Особенно при других бойцах.

– А зачем вы мне тогда это сказали и показали?

– А затем, лейтенант, чтобы ты за ним лучше присматривал. Да остановил вовремя. С этой минуты ты лично несешь за него ответственность. Если он убежит, ты отвечать будешь перед трибуналом по всей строгости закона военного времени. Вам понятно, лейтенант Григоров? Если понятно, можете идти.

Ошеломленный, Андрей машинально отдал честь, развернулся и на ватных ногах побрел в направлении бронетранспортера.

В себя он пришел только тогда, когда к нему подошел офицер-пограничник и протянул руку:

– Бажин, Иван.

– Григоров, Андрей. Командир противотанковой батареи. Правда, у меня осталось всего-то два орудия.

– Ничего. Для нас и это сила. У меня из маневренной группы в сто пятьдесят человек всего восемь осталось. Остальные полегли смертью храбрых, или война разбросала, кого куда… Вот такие дела, брат… Ну что, пошли к тебе, артиллерия…

Подойдя к бронетранспортеру вместе с Бажиным, Григоров увидел, что Левченко со своими бойцами отцепил орудие от «Ханомага» и прицепил к нему передок с зарядным ящиком, а затем к передку и пушку. Таким образом, лошадь от второго орудия оказалась свободной.

– Вот, товарищ лейтенант. Решили лошадке дать отдохнуть. Я с водителем зенитного ЗИСа договорился. Первое орудие тоже с передком к нему прицепим. Пусть Мамедов отдыхает. А то у него лошади еле идут.

– Не получится, Григорий Васильевич, нашим лошадкам отдыхать. Через десять минут выступаем. Отдайте двух лошадей товарищу старшему лейтенанту. Он будет идти в голове колонны как разведка. Мы сразу же за ним, прикрывать будем. А за нами все остальные. Понятно?

– Понятно, – с досадой ответил Левченко, привыкший всегда заботиться о своих, хоть людях, хоть лошадях. – Только вы лошадок наших, товарищ старший лейтенант, не очень-то гоните, уставшие они больно.

– Хорошо, старший сержант. Не буду. У меня у самого люди еле идут. А сколько еще топать придется…

О своем разговоре с особистом Андрей решил Левченко не говорить. «Скажу потом», – подумал он.

Бажин подозвал из группы отдыхающих пограничников своего старшину, и они вдвоем, сев на лошадей, шагом поехали вперед по лесной дороге, переговариваясь. Следом за ними двинулся и «Ханомаг», за которым потянулась вся колонна, состоявшая из военных и гражданских беженцев. В конце колонны к роте Попова присоединились разведчики, доложившие, что немцы прошли мимо.

Миновали несколько километров. С наступлением сумерек в лесу уже ничего не было видно. Только по просвету между верхушками деревьев можно было определить, где петляла дорога. Два всадника периодически освещали ее фонариком. Впереди показался большой старый дуб с развесистыми ветками.

– Кажись, здесь был поворот, товарищ старший лейтенант.

– Сейчас узнаем. Пока еще Григоров подъедет, засвети-ка фонариком. Посмотрим.

– Стой! Кто идет? Стой! Стрелять буду! – раздалось из кустов.

– Стою. Но я не иду, а еду. Старший лейтенант Бажин. А ну выходи, часовой! – крикнул в темноту Иван Михайлович. – Мы свои. На склад едем. За боеприпасами.

– Пароль называйте! Тогда выйду.

Бажин шепотом обратился к своему старшине:

– Егорыч, ты помнишь пароль-то, а то неизвестно, какой там придурок сидит. Вдруг со страху стрельбу откроет.

– А хрен его знает, Иван Михайлович. Сейчас попробую вспомнить… – Старшина-пограничник почесал затылок, выпрямился в седле и, выдвинув из-за спины автомат ППД и направив его в сторону кустов, крикнул в темноту: – Пароль «Мушка». Отзыв говори.

– «Курок», – отозвались из кустов, и к ним вышел пожилой красноармеец с большими пшеничными усами, с винтовкой в руках, одетый в гимнастерку, с буденовкой на голове, но в гражданских брюках, заправленных в короткие сапожки. С левого боку висела противогазная сумка.

– Вот, товарищ старший лейтенант, двадцать лет служу, а пароль все не меняется. Здорово, служивый! Кто таков?

Вышедший из кустов красноармеец приставил к ноге винтовку с примкнутым штыком и доложил:

– Красногвардеец Хомутенко Федор Семенович. Призванный из запаса. Охрана склада. А вы чьих будете?

– Сводный отряд доблестной Рабоче-крестьянской Красной армии. Идем за пополнением боеприпасов и продовольствия. Старший лейтенант Бажин. Где склад-то, товарищ красногвардеец?

– Извините, товарищ командир. Я пост покидать не имею права. Часовой. Сейчас по телефону начальника склада вызову. Эй, Макарка! А ну покрути аппарат та вызови Никиту Савельича. Скажи, шо тут хлопцы за боеприпасами прибулы, а дороги дальше не знайдут. Хай приедет. А вы почикайте трохи, будь ласка.

Пограничники переглянулись между собой. В кустах было слышно, как кто-то со скрипом крутит ручку полевого телефонного аппарата, и затем молодой голос прокричал:

– Склад? Склад! Это первый пост. Докладываем. Приехали наши, за боеприпасами, но дальше дороги не знают. Просят подъехать Никиту Савельича. Да. Будут тута ждать. – Из кустов выбежал невысокий парнишка лет четырнадцати-пятнадцати, одетый в гражданку, но с карабином за спиной, и обратился к пожилому: – Доложился я, деда. Сейчас начальник склада сам выезжает. Погодьте пяток минут.

В это время дорога осветилась светом фар и к ним, урча мотором, начал приближаться бронетранспортер Григорова. За ним светились автомобильные фары других машин.

Два местных бойца, перепугавшись, начали метаться из стороны в сторону, но при этом оставались практически на месте.

– Немцы! Немцы! Спасайся кто может!

Бажин, спешившись, подошел к ним и спокойно произнес:

– Федор Семенович! Макарка! Да не мечитесь вы так и не бойтесь. Это наши. Советские. Просто немецкий бронетранспортер в плен захватили. Сейчас товарищи подойдут, сами все увидите.

Услышав такие слова, часовые остановились, прикрывая руками лица от света. Но, наверное, до конца еще не поверили, так как стояли на полусогнутых ногах.

Из подъехавшего «Ханомага» выскочил Григоров:

– Ну что, нашли склад? А это кто?

– Нашли. Это часовые. Сейчас сам начальник склада обещал подъехать.

От остановившейся колонны приблизились капитан Бондарев и особист Синяков.

– В чем задержка? Почему стоим? Кто такие?

– Да вот, товарищ капитан. Часовые со склада обнаружились. Склад рядом, сейчас начальник приедет.

Григоров подбежал к бронетранспортеру, стукнув по броне кулаком, крикнул:

– Оксана! Скажи Гансу, чтобы двигатель выключил и свет уменьшил, а то по глазам бьет.

В ответ раздался звонкий девичий голос, быстро проговоривший что-то по-немецки, после чего двигатель «Ханомага» заглох, а свет фар уменьшился в два раза.

Пожилой часовой боязливо спросил у Бажина:

– Так вы точно не немцы, а то там по-немецки говорят?

– Да свои мы, отец, свои. Просто водитель там немец. По-нашему плохо понимает. А так все свои. Не бойся.

При свете фар удалось разглядеть хорошо укатанную лесную дорогу, забирающую влево от дуба. Из-за кустов, прикрывавших ее, показалась лошадь, запряженная в телегу. Лошадью управлял средних лет красноармеец, а рядом с ним сидел полный пожилой мужчина, также одетый в красноармейскую форму, но с гражданской фуражкой на голове. Подкатив к группе командиров, телега остановилась. Мужчина в фуражке важно слез с нее и подошел к командирам.

– Начальник склада Ярцев Никита Савельевич. Э-э-э… – Видно что-то забыв, но потом вспомнив, приставил правую ладонь к своей фуражке и произнес: – Младший лейтенант я. Извините, товарищи, что не по форме докладываю. Я ведь до войны снабженцем на предприятии был, в армии не служил. А вы кто будете?

Внимательно посмотрев на начальника склада, Бондарев отдал ему честь и, улыбнувшись, ответил за всех:

– Начальник штаба стрелкового полка капитан Бондарев Игорь Саввич. Это мои подчиненные. Вот документ. Нам необходимо пополниться боеприпасами, продовольствием и переночевать. У нас много раненых и гражданских беженцев с детьми. Ваш склад располагает такими возможностями?

– Ну я не знаю… А много ли вас? Есть ли нужные бумаги? – поинтересовался Ярцев, повертев в руках удостоверение Бондарева. Затем он посмотрел на бронетранспортер и стоящие за ним автомобили. – А транспорт тоже будете заправлять, а то бензина у нас мало?

– Сейчас трудно сказать, сколько нас осталось, да и гражданских сколько, точно мы не знаем. Посчитать еще не успели. Мы из боев только сегодня вышли. Еле от немцев оторвались…

Ярцев удивленно посмотрел на Бондарева:

– Каких таких немцев? Мы ведь в нашем тылу!

– Вы что, обстановки не знаете? Где вы живете, черт возьми! Немцы уже Горностайполь и переправу через Днепр захватили! Мы с вами в окружении, у немцев в тылу! У вас тут что, колхоз «Тихе життя»?

Ярцев и три его подчиненных от удивления открыли рты и посмотрели друг на друга ничего не понимающими глазами. Первым в себя пришел начальник склада. Он, немного прокашлявшись, снял с головы фуражку и начал мять ее в руках. Затем, как будто извиняясь, тихо заговорил:

– Понимаете, дорогие товарищи, наш склад образовался чуть больше месяца назад. Сначала завезли сюда много имущества разного, но потом проходящим частям выдавали, да и тем, что рядом стояли. Нового ничего не подвозили. Последний раз я накладные на выдачу выписывал неделю назад. Больше к нам никто не приезжал. А связи никакой нет. Мы тут в лесу одни находимся, я и восемь моих работников, извиняюсь, красноармейцев. Мы ведь все – гражданские люди, в армии толком никто не служил, не годные к строевой службе, только в тылу. – Ярцев вытащил из кармана галифе большой платок и вытер вспотевший лоб. – Из имущества почти ничего не осталось. Все выдали, согласно документов. Я, честно говоря, начал думать, что про нас забыли. Никто не приезжает. А сегодня днем слышали звуки боя недалеко. Да и воздушный бой пришлось понаблюдать. Видели, как наши летчики с немцами дрались. Один немецкий парашютист приземлился на той стороне озера, я туда посылал своих людей, но они его не нашли. Спрятался, видно, сволочь немецкая. А наш самолет сел на озеро и в болоте застрял.

– А летчики живы?

– Один живой остался. Мы его спасли. Как увидели, что горящий самолет в озеро падает, думали, все, утонет. Здесь же глубоко. У нас лодки-то нет. Мы, для разнообразия рациона, плот себе соорудили и рыбку с него ловили. – Ярцев уже полностью пришел в себя и рассказывал более уверенно. – Ох и хороша здесь рыба, я в других местах такой большой никогда не видел! О чем это я? Ах да. Так вот. Самолет в болотце на краю озера оказался. Если бы ближе к центру, точно бы затонул. Мы на плоту к самолету подплыли, он прямо в болотце лежит, осмотрели его. Вон Макарка, он мал ростом и заглянул в кабины…

Тут, не выдержав слов о себе, выскочив вперед, парнишка решил похвастаться перед командирами:

– Да, да! Я сначала в кабину стрелка заглянул, но он убитый был, вся голова и грудь в крови. Затем перелез к летчикам в кабину и одного живого нашел…

– Не встревай, внучок, когда старшие разговаривают, – перебил его Хомутенко-старший. – Звиняйте мальца, Никита Савельевич!

– Ничего, ничего, Федор Семенович, – успокоил того Ярцев и продолжил: – В общем, вытащили всех троих наших летчиков. Три раза плавали. Плот-то небольшой, зараз всех не отвезешь… Двоих мы похоронили в лесу, возле склада нашего, а третьего – живого, видно, командир – я в свою землянку положил. Без сознания он, еле дышит. Врача бы ему…

– Нет врача у нас, товарищ Ярцев. Медсанбат немцы разбомбили. Самим нужен, раненых много.

– Так что же мы стоим-то? Милости просим к нам. Расположитесь, отдохнете, покушаете, а там и думать будем, как быть.

Бондарев согласно кивнул и обратился к Бажину:

– Товарищ старший лейтенант, поручаю вам организовать охрану лагеря. Возьмете людей у Попова и вместе с ним выставьте охрану. Проследите, чтобы никто не отстал: ни бойцы, ни беженцы. Всем остальным – двигаемся на склад. Григоров, давай на своем бронетранспортере за начальником склада, мы все за тобой!

– Слушаюсь, товарищ капитан, – козырнул Андрей.

Вернувшись к бронетранспортеру, он приказал Гансу трогаться за телегой Ярцева в глубь леса.

Колонна потихоньку, машина за машиной, подвода за подводой, а также пешие красноармейцы и беженцы, подгонявшие свою животинку, прошла мимо дуба. Последним на мотоцикле проехал лейтенант Попов. На посту остались только двое часовых склада – дед и внук Хомутенко, – а также старшина-пограничник, пограничник с собакой и два бойца роты Попова, один из которых был вооружен немецким пулеметом.

Проехав несколько сот метров вдоль берега озера, «Ханомаг» осветил фарами территорию армейского промежуточного склада и самодельный шлагбаум перед ним. Склад был со всех сторон окружен густо растущими кустами и деревьями.

Назвать это место «складом» в привычном понимании слова – со складскими помещениями, сараями, колючей проволокой и часовыми на вышках – было нельзя. Склад представлял из себя немного прореженный участок леса, где между деревьями была проложена кольцевая дорожка, по которой мог проехать только один автомобиль и только в одном направлении. Дорожка начиналась и заканчивалась у импровизированного шлагбаума, изготовленного из обычного бревна на двух крестовинах. По внешней стороне дорожки в разных местах между деревьями была натянута маскировочная сеть, прикрывающая с воздуха расположение склада. Под этой сетью натянули брезент от дождя. Большая часть места под брезентом пустовала, но кое-где на деревянных помостах, а где и прямо на земле, были положены штабелями различного размера деревянные ящики и металлические бочки. Также в некоторых местах были вырыты землянки и рвы под деревянными настилами, покрытые дерном. Естественные овражки были углублены и прикрыты срубленными небольшими деревцами с ветками. В центре автомобильного кольца было вырыто несколько землянок, вход в которые прикрывали плащ-палатки. Склад располагался на берегу озера. От крайней маскировочной сетки до берега было не больше десяти метров.