— Алевтина Георгиевна, голубушка, это еще что? Вы меня простите ради бога, ничего я понять не могу. Я же вижу, что с вами что-то произошло. Не волнуйтесь, я лишнего спрашивать не стану, я вам помочь хочу... Может, ноги кому выдернуть надо или еще что? (Гром аплодисментов и испуганные, но доверчивые глаза.) Простите... Не хотел вас напугать... Я же понимаю, раз мы с вами встретились здесь, то помощь моя может пригодиться.
«Умный мальчик, — подумала я. — И перевязал. Мужики пошли, одно загляденье, платочки стерильные, как у медсестер. И все меня вытирают. Не к добру...» Я покосилась на Сашу. Он ожидал ответа и меня разглядывал. Блондинкой то он меня в жизни не видел. Не могу понять, нравится или нет... Чего это я как-то раньше не замечала, какой Сашенька мужик видный. Орел-мужчина. А как смотрит...Умереть, не встать. Да-а..Ой, что это я? Как меня мужик платком вытрет, так у меня крыша едет. «Гормоны шалят, совсем развинтилась, — опять чувствуя близкие слезы, я всхлипнула. — И пауза чересчур затянулась...» Не удержалась, быстренько достала свой платок и вытерла нос. В отношении чистоты с Сашиным он и рядом не лежал.
Развернувшись к Саше, я подняла голову и с тоской во взоре уставилась ему в глаза. Я, конечно, не актриса и, чем занять сейчас мозги, не представляла. Поэтому принялась считать про себя: раз, два, три, четыре... надеясь, что до трехзначных чисел дело не дойдет.
Саша, пялясь на меня уже с отчаянием, наконец разлепил губы и выдохнул:
— Ну, Алевтина Георгиевна?!
«Готов!» Я была довольна, но радость не демонстрировала.
— Понимаете , Сашенька, не знаю даже, как вам и объяснить, в чем дело... Сама толком не могу понять... Но... За мной следят. Не могу появиться на работе... Звонят бывшему мужу (Саша удивленно приподнял бровь, об изменении моего семейного положения он ведь еще не знал), грубят Антону, его матери... От Антона я ушла... Слишком мы с ним разные люди...
Услышав это, Саша явно оживился. То ли решил, что я к Андрею Дмитриевичу могу вернуться, то ли на свой счет какие мысли появились, не знаю. Решив, что реагирует он не на то, на что надо, я продолжала:
— Я теперь боюсь дома у себя появиться... И обратиться не к кому. Разве что только к вам, Сашенька...
Я замолчала, предоставив Саше возможность ответить. Но Саша задумался и, похоже, слишком крепко. Молчал он минут пять, не меньше, потом спросил, медленно растягивая слова (видно боялся, что иначе до меня не дойдет):
— Ну, хоть какие-то предположения у вас есть, кто это?
Я отрицательно покачала головой.
— Может, это ваш второй... э-э... бывший муж?
При слове «второй» Саша пренебрежительно скривился. А я чуть не ляпнула: «Ага, звонит и сам себя обзывает!», но сдержалась. Пришлось уверять Сашу, что «второй бывший» муж на подобные действия просто не способен. Рыдать на чужой груди — пожалуйста, а чтоб вот так... Нет. Робко кашлянув и подняв чистые глаза на Александра (интересно, а как у него отчество?), стараясь не моргать, я спросила:
— Саша... Э-э... А не может быть, что это... Ну... — Глазки я опустила и, стараясь еще и не дышать, пролепетала: — Андрей...
Услышав подобную крамолу, Саша задохнулся от возмущения и, подозреваю, очень хотел бы закатить мне подзатыльник. Но нельзя... Совладав с эмоциями и отдышавшись, он изрек весомо:
— Алевтина Георгиевна, вы ошибаетесь. Как к вам относится Андрей Дмитриевич, вы сами знаете. И я знаю. Поэтому подозревать его в том, что он устроил за вами слежку или пытается помешать личной жизни — несерьезно. А если б такое могло случиться, я бы наверняка знал. Так что на этот счет голову не ломайте. Здесь, я думаю, ваш бизнес скорее затронут. Может, у вас какие сделки дорогостоящие, ну там картины или еще что-нибудь? Может, было что-нибудь необычное?
Рассуждал Саша скорее сам с собой, но на меня поглядывал, видимо ожидая какой-либо подсказки или версии. Но я только удрученно мычала, как телок на выпасе, да поджимала губы. Мне не нужны были Сашины предположения, но попробовать через него, вернее через Андрея, узнать, с кем это мы так неловко зацепились, пожалуй, можно. Сам Андрей вернется только через неделю, и Саша, я уверена, хозяину все доложит. Меня пока не будет, а Андрей всем этим непременно заинтересуется. Фамилия Сомов достаточно известна в Первопрестольной, трепать ее — занятие не для дилетантов-любителей. Поэтому Андрей Дмитриевич из кожи вон вылезет, чтобы узнать, кого же так интересует Сомова Алевтина Георгиевна. Но это наш, так сказать, резервный полк, и выступит он через неделю. А пока наша задача эту неделю прожить и при своем остаться. А этого «своего» у нас сейчас стало немного больше, чем раньше.
Наше с Сашей совместное гадание о происхождении напасти немного затянулось, и я решила,чтo самое время ненавязчиво объяснить ему истинную цель встречи. Долгое сидение на жесткой скамье порядком утомило, поэтому я встала и, глядя на Сашу сверху вниз, спросила:
— Сашенька, а у вас пистолет есть?
Саша, как истинный джентльмен, начавший подниматься со скамейки вместе cо мной, плюхнулся на нее обратно, вытаращив глаза и хлопнув ртом. Видимо, он хотел что-то сказать, но теперь забыл, что именно.
Саша неопределенно мотнул головой и вздохнул. Мне, в общем-то, было понятно, что слишком уж много разных вещей, не вязавшихся в Сашином представлении с моим обликом, довелось ему сегодня увидеть и услышать. Но что поделаешь? Надо было брать его тепленьким, и я добавила:
— Я имею в в виду, с собой?
Это понравилось ему еще меньше, но он молча кивнул головой и отвернулся. Я снова села.
— Вы не подумайте чего, Саша. Я так спросила, просто. Мне домой нужно попасть, а я идти боюсь, понимаете?
Конечно, он понимал, что маленькая бедная лань не может одна войти в дом, где ее могут поджидать злодеи, но чего ей в голову стукнуло об оружии расспрашивать, взять в толк не мог.
«Ну, ничего, подумай пока, время еще есть».
Я решила наконец вывести на сцену Ленку с Юлькой. После моего отъезда им может понадобиться помощь, а Саша, судя по всему, помочь готов. Мне или не мне, какая разница? У него сердце большое и доброе, на всех хватит, к тому же профессионал. Но так как рассказ о моих бедствиях Саша услышал в очень и очень усеченном виде и не знал ни
о камнях, ни о любимых подругах, следовало обставить встречу с ними как случайность. И чтобы они совершенно «случайно» зашли сейчас в этот скверик, от меня требовалось одно — закурить. Похлопав себя по карманам и выпотрошив сумку, я с досадой вспомнила, что сигарет у меня с собой нет. Саша с интересом наблюдал за моими действиями, видимо удивляясь, какой же бабы неприспособленный к жизни народ. Пришлось, стыдливо затрепетав ресницами, спросить сигарету у Саши. Он, в очередной раз удивившись, ответил:
— Алевтина Георгиевна, я же не курю!
«Ах, ну да! Не пью, не курю, и цветы всегда дарю, и к футболу равнодушен... наверное... чего не знаю, того... Старая корова, диверсантка недоделанная, хоть ветку от куста прикуривай...» Я завертела во все стороны головой, пытаясь разглядеть, где же маскируются на моей машине дорогие подружки. Половину горизонта закрывал собой шкафообразный Саша, я снова вскочила на ноги, но лучше от этого не стало. Сумерки надежно замаскировали темно-зеленую «Вольво», мою ласточку. Саша тоже поднялся, но глядел настороженно. Делать нечего, надо выбираться из сквера и купить или стрельнуть сигарету. Пока мои девочки думают, что они лишние, они не покажутся, а по части маскировки Ленка с Юлькой дадут сто очков вперед любому хамелеону. Я, с печалью в сгорбленной спине, побрела к выходу, Саша за мной. «Может, просто зажигалкой почиркать? Как они на это отреагируют? — Я покосилась на телохранителя и от затеи отказалась. — Если сейчас начну огоньком зажигалки махать, трудно представить его реакцию. В дурдом не сдаст, конечно, но волноваться будет».
Время шло, а в таком обычно оживленном месте никто не появлялся. Наконец на тротуаре показались трое мужиков довольно мерзкого вида, и я, глотая подступающие от отвращения слезы, попросила у них закурить. Сражены были
все четверо: и Саша, и мужики, но рта никто не раскрыл. Мужики молчали, косясь на внушительную Сашину комплекцию, а Саша просто потерял дар речи. Самый мерзкий из них, помятый рыжий мужик, торопливо протянул мне сигарету и, не переставая коситься на Сашу, бросился догонять товарищей. Сигарета была без фильтра, выглядела ужасно, а пахла еще хуже. Прохрипев вдогонку щедрому человеку:
— Спасибо... — я даже немножечко взвыла от отвращения и бессилия, но делать было нечего.
Каруселью завертелась единственная мысль: «Только бы они увидели, только бы увидели...»
Тошнота тугим комком обосновалась в горле и покидать его не собиралась, в голове гудело и звенело. Я закрыла глаза и почувствовала, как ко мне подошел Саша, одной рукой крепко обхватил за плечи, а другой вырвал из моих пальцев сигарету. Хрюкнув, я благодарно уткнулась носом в Сашину грудь и немного обмякла.
Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы вдруг за спиной я не услышала тихое шуршание. С трудом отстранившись от Саши, я оглянулась и увидела, как к тротуару плавно подкатила моя ласточка, а из окна на нас таращится, улыбаясь до ушей, счастливая Ленка. Водительская дверь открылась, оттуда материализовалась Юлька. Стараясь не лопнуть со смеху и тряся головой, словно припадочная, она спросила:
— Извините, мы вам не помешали?
— Ехали мимо, смотрим — Алевтина. А! Это же Саша! Здравствуйте, Саша! Не узнали, богатым будете, — это уже резвилась Ленка. — Вот, Аля, забрали твою машину, как просила. Хорошо, на полдороги встретились, не надо к дому гнать!
Безмерная радость, написанная на лицах дорогих подруг, объяснялась исключительно счастьем от неожиданной встречи со мной. Саша это понял, поэтому хмурился и смотрел подозрительно. Я растянула губы в улыбке:
—Какая неожиданная встреча!
Квартира, в которую я сейчас намеревалась попасть, досталась мне от моей родной тети Юли, умершей почти три года назад, вскоре после гибели моих родителей. Еще смолоду тетя Юля маялась слабым сердцем, перенеся первый инфаркт в тридцать лет, когда умер ее муж. Учась в старших классах, я сама вменила себе в обязанность заходить к ней после школы, помогать по дому и бегать в магазин. Жила она всего в пятнадцати минутах ходу от нас, что очень облегчало мою задачу. Она была старшей сестрой моей мамы, они всегда очень дружили, и я не припомню случая, чтобы они поссорились. С самого детства, если родители уезжали в экспедицию, я переселялась к тете Юле. Для меня это было вроде праздника: своих детей у нее не было, поэтому меня она обожала и ужасно баловала. Выйдя в сорок лет на инвалидность, тетя Юля не стала сидеть сложа руки. Ее кипучая и деятельная натура требовала применения, поэтому она
со всей страстью предалась своему любимому занятию — рукоделию. Хотя как именно назвать то, что она делала, я не знаю. Обычно под рукоделием мы подразумеваем вышивку или вязание, а тетя Юля делала все. Из всего, что попадало ей в руки, она могла сотворить шедевр. В дело шли нитки, пуговицы, гипс, глина, пластилин, проволока, бисер, старые ключи, перья... Одним словом, перечислить все просто невозможно. Она могла сделать панно или вазу, коврик или статуэтку, но, несмотря на то что пользовалась простейшими инструментами, ни одна ее работа не выглядела поделкой. Сколько ни пытались ей втолковать, что за свои работы она может получать неплохие деньги, тетя Юля только смеялась и раздаривала их друзьям и знакомым на праздники и просто так. Не надо, думаю, объяснять, что своим энтузиазмом она заразила и меня. Множество долгих вечеров провели мы с ней вдвоем, изобретая вместе или по отдельности, стараясь перещеголять друг друга в оригинальности и мастерстве. Мое рвение, правда, иногда ослабевало. Я училась в институте, ходила в спортивную секцию или проводила время в компании друзей, но никогда не забывала заглянуть к тетке. А когда мы собирались всей семьей, мама смеялась и говорила, что мое воспитание — теткиных рук дело, от чего тетя всегда открещивалась.
Мама приносила свои знаменитые пельмени, которые делала лучше всех в мире, мы рассаживались за огромным круглым столом. Отец рассказывал что-нибудь интересное про последнюю экспедицию, а мама смеялась и «выводила его на чистую воду», когда он пытался приврать ради красного словца... Потом я вышла замуж и долго не могла понять, куда же пропало это ощущение легкого, безмятежного счастья.
Телеграмму о смерти родителей принесли домой к тетке. Мне позвонила заикающаяся соседка и сообщила о том, что тетю Юлю увезли в больницу с инфарктом. А о телеграмме я узнала только на другой день... Тетя пришла в себя через неделю после похорон, и я забрала ее домой. Перевезти ее мне помогал Саша, уже работавший у Андрея Дмитриевича. Муж уехал в то время в командировку почти на целый месяц, я поселилась у тетки, она была очень плоха. Худела, бледнела и почти все время молчала. Затем случился еще один инфаркт, и ее не стало.
Загрузившись в машины: я — к подозрительно настроенному Саше, а девчонки — в мою, мы тронулись к дому.
Ехали молча. Метров за пятьсот до дома Саша остановился, посмотрел на меня и спросил:
— Алевтина Георгиевна, вы точно не хотите мне ничего сказать?
— Хочу, — ответила я. — Вытащите, пожалуйста, пистолет... И скажите мне, как ваше отчество?
Саша крякнул, покрутил головой и, тронув машину, ответил:
— Васильевич.
Мы остановились в соседнем дворике. Девчонки вышли из машины и подошли к нам.
— Ладно, ждите, — буркнул Саша. — Сейчас приду. И... не валяйте здесь дурака!
— Александр Васильевич! — Я серьезно смотрела на Сашу. Пистолет!
Он нехотя кивнул, взял у меня ключи и исчез в темноте.
Забившись втроем в мою машину, мы некоторое время сидели молча, только вздыхали. Во дворе, как всегда, не горел ни один фонарь, лишь огромная луна висела над нами, а черные деревья отбрасывали причудливые зловещие тени. Было тихо, нормальные люди уже готовились ко сну, а шпана еще только одевалась на прогулку. Наконец тишину в машине нарушила Юлька. Она завздыхала чаще и громче, хрюкнула и сказала:
-Да-а...
— Да-а... — тут же согласилась Ленка. — Нет, ну надо же так нервы накрутить! Сижу и трясусь как малахольная, а из-за чего, сама не пойму.
— И мне, девочки, что-то маетно, — честно призналась я. — Выйти, что ли, покурить?
— Сиди, курилка. Чего это ты раздымилась? То месяц не курит, а тут — одна за одной, одна за одной! Гляди у меня!—-Елена Борисовна сурово сдвинула соболиные брови.
— Да когда курила-то? —возмутилась я таким тиранством. — Я и не помню, когда последний раз сигарету в руки брала!
— Да? А кто Александру Васильевичу костюм облизывал? — Я поняла, что сделала промашку и меня заманили в ловушку.
Безусловно, этим любопытным воронам захотелось узнать подробности увиденной ими пикантной сцены, вот меня и подловили. Ну, Ленка!
— Это все ради дела, — отрезала я. — Ради общего дела страдала и ваших недостаточных намеков не понимаю!
— Да-да-да! — писклявым голосом пропела Юлька. — Видели мы это дело. А Александр Васильевич, ну что за душка, не мужчина, а мечта. А комплектация...
Как ее на работе держат, никак не пойму...
— Комплекция! — не выдержав, я покатилась со смеху, девчонки за мной.
Хохотали мы до слез, забыв, что десять минут назад тряслись со страху.
— Комплекция комплекцией, но и комплектацию не мешало бы проверить, мало ли что. Только Альке нельзя поручать, она сразу замуж выйдет. Так что ты, Ленка, или я, больше некому! Все, Ленка, на наших плечах, как всегда. Ну, проверим?
— Проверим, раз плюнуть! Гляди, мы девки какие видные, враз в оборот возьмем!
— Сейчас вернется...
Обычный, в общем, разговор в ситуации, когда из машины вышел мужик, а в ней остались три запуганные молодые женщины.
— Ладно, видные девки, давайте о нашем, о девичьем, — предложила я, когда веселье стихло.
Решено было следующее: Юлия Геннадьевна, как убывшая в законный отпуск, уезжает завтра к матери в славный город Клин. Клавдия Олеговна, Юлькина мама, год назад вышла замуж и переехала к мужу. Так что проживала теперь в пригороде Клина, по словам Юльки, в очень и очень симпатичном особнячке. Так что все абсолютно естественно. Она и так туда собиралась, только не завтра, а через три дня.