— Да ладно, — обиделся каган, — мы рядовым не наливаем!
— Так это вы втроем надышали? Добре, я с вами вожусь!
Венгр, наконец, спрыгнул с коня и добрался до друзей. После десятиминутного похлопывания по плечам («Потише, майор, что-то ты больно здоров стал»), ласковых объятий («Мишка, медведь, кто тебя так раскормил!») и пожимания рук («Иштван, аккуратней, я же старый человек»), а также трех порций укрепляющего, венгр горестно вздохнул:
— Все. Пора ехать подданных успокаивать. Продолжим в Буде. Там и расскажете, кого воюем.
— А что тут рассказывать? Оттона.
— Готлибыча?
— Не, если это Мейстер, то братаемся. А если нет — то на фиг. Последний серьезный противник на континенте.
— Майор, — спросил Иштван, — у тебя сколько жен?
— Восемнадцать.
— Ага! Тогда понятно, с чего ты такой агрессивный. Мой тебе совет — раздари две трети дружине. Сразу станет легче жить.
— У тебя самого сколько?
— Шестнадцать, — вздохнул венгр, — я тоже агрессивный.
— Не переживай так. У Мишки тридцать семь! Из них двадцать две — восточные красавицы…
Глава седьмая
Эпистолярная
— Иштван, ты кто здесь?
— Человека, однака, нацальника!
— А должность твоя как называется?
— Нáдьфейеделем, однака!
— Надфиль… Ты издеваешься? Это же нормальный человек выговорить ни в жизнь не сможет!
— Миша! Нормальный человек по-венгерски ни одного слова выговорить не может. По определению. Само слово «нормальный» у моего народа считается тяжелейшим оскорблением.
— Твой народ может быть каким ему нравится! Мне в письме надо титул твой указать! У Игоря всё коротко и понятно: «Великий Князь Земли Русской, на Большую, Малую и Белую неделимой, Царь болгарский, Басилевс византийский…» ну и так далее. У меня еще проще: «Великий каган-бек хазар, арабов, ясов, касогов…» и простое перечисление племен на трех страницах. А у тебя — язык сломаешь!
— Да ладно, всего-то одно слово!
— Одно, зато какое! Хрен выговоришь!
— А зачем тебе его выговаривать? Ты его напиши по буквам. На, списывай!
Иштван взял со стола лист белой арабской бумаги, повертел его в руках, положил на место, достал кинжал и вырезал на столе: «Nagyfejedelem».
— И зачем ты испортил мебель? — спросил Миша, внимательно наблюдавший за манипуляциями друга.
— Стол стоит меньше этого листочка, — объяснил венгр. — Раз в двести. Ты вообще в курсе, что за этот листочек можно купить жену царских кровей!
— Зачем мне еще одна жена? — поинтересовался Коган. — Мне пока хватает. А бумаги этой мы в Хорезме захватили три воза. И майор настоял, чтобы всю вывезти. А пишем третье письмо за всё время! Такими темпами мы ее до двадцать первого века не израсходуем!
— Дикари! — взорвался Иштван. — За три воза такой бумаги можно выкупить у Оттона империю. Если он не Готлибыч, конечно! Напрямую не отдаст, но продать бумагу перекупщикам в той же Венеции…
— И ты будешь учить меня делать гешефты? — теперь уже возмущался Мишка. — Мы продали четверть воза в Венецию и столько же в Геную! На большее у них тупо не хватило денег! И это были еврейские общины, можешь не сомневаться, они одолжили всё, что можно было найти в Италии! И не исключено, что в Германии. Или ты считаешь, что швейцарские банкиры изобрели что-то новое? А Игорь за тридцать листочков выкупил всех рабов в Италии и отпустил их на волю! Так что можешь спокойно писать на бумаге. И даже использовать ее в туалете.
— Узнаю знакомые повадки, — проворчал Иштван, — чему удивляться, если ты в свое время скупил у банды Альдхани патроны, а Игорь, когда они спохватились, что нечем стрелять, обменял боеприпас на все запасы стрелкового оружия. Включая заначки. Бедолаги плакали, когда сдавались в плен. Понимали, что их где-то надули, но не врубались, где именно… Деньги-то остались при них. Небось, так и лежали в тайниках и после их казни…
Миша аж поперхнулся:
— Ты меня совсем за идиота считаешь? Трогать чужие заначки — западло. Но после смерти они же стали ничьи! Ты что, не помнишь, какие получились в той операции «боевые»?
— Ладно, а что ты пишешь?
— Письмо германскому императору. С предложением сдаться без боя.
— Зачем? Он же пошлет!
— Безусловно. Но майору интересно, куда и на каком языке.
* * *
Германский император на письмо ответил. Более того, ответ последовал неожиданно быстро. Прямо поперек выведенного каллиграфическим почерком придворного писца нáдьфейеделема Венгрии строгого немецкого текста, составленного по всем правилам этикета, рукой, явно не привыкшей к гусиному перу, на чистейшем русском языке с орфографией двадцать первого столетия была начертана надпись, называвшая авторов письма лицами нетрадиционной сексуальной ориентации и предлагавшая им отправиться в сексуально-эротический маршрут в хорошо известном адресатам направлении.
У адресатов данная запись вызвала бурную радость. Ответ составляли вчетвером, отправив переписчика в отпуск.
Испорченных листов бумаги хватило бы для выкупа всех принцесс Европы. Но в итоге в Макдебург уехало письмо следующего содержания:
«Здорово, Готлибыч, старый ты хрыч!
Мы тоже тебя любим, хоть и не выражаем свои чувства в столь категоричной форме. Однако обвинения твои несправедливы, ибо даже в гареме Мишки Когана, где есть всё, включая двух китаянок и одну японку, нет ни одного голубого китайца, и вообще голубого. Неголубые мужики у него в гареме бывают, сложно уследить за всеми женами. Но уж если он этих козлов ловит, то оприходует их не своим прибором, а специально изготовленным деревянным или металлическим со встроенным подогревом. Подогрев, к сожалению дровяной, Петрович всё обещает сделать электрический для плавной регулировки температуры, но у него руки не доходят.
Правда есть подозрение, что Петрович просто сочувствует этим проходимцам, ибо и сам не прочь заглянуть на огонек, когда хозяина нет дома. Замучались уже отворачиваться, чтобы ненароком его не заметить. Но не пытать же старого друга из-за этих профурсеток. Да и не жалко, их у каждого из нас много.
Впрочем, тебе этого не понять, ты, как истинный христианин, можешь иметь только одну жену. Хотя, возможно, это тебя устраивает. Но вот чего у тебя нет точно, так это мало-мальски приличного самогона.
Так что бери свою армию (если хочешь), а главное — руки в ноги, и вали нам навстречу. Попойка назначается в Аугсбурге с момента прибытия и пока не кончатся силы. Первач наш. Закуска с тебя.
PS. Не обижайся на Иштвана за набег на Италию. Он тогда не знал, что ты — это ты».
Глава восьмая
Религиозная
— Миша. Еще раз, с начала, помедленнее и по-русски.
Император Оттон Первый, владыка Священной Римской империи, король Германии и Италии, герцог Саксонии и Франконии, а в миру Антон Готлибович Мейстер, уже четыре часа пытался уловить суть новой мировой религии, которой суждено было стать единственной. В религиозных вопросах Антон считал себя особо тупым. Нельзя сказать, что совсем необоснованно, но сейчас дело было не в тупости. Просто религия оказалась настолько проста, что, сходу разобравшись в хитросплетениях, император никак не мог поверить в простоту вопроса. И четыре часа искал подвох. Друзья уже разбежались, и только хазарский каган Миша Коган, как самый терпеливый, втолковывал богословские премудрости подозрительному товарищу.
— Вот смотри, — в очередной раз начал Миша. — Есть Бог. Один. Высшее существо. Оно главное. Есть просто боги. Этих сколько угодно. В просто богов каждый верит, как хочет и в скольких хочет, личное дело. Только человеческих законов не нарушай, это заповедь Главного бога. А с главным отношения простые. Всё, что ему надо — раз в год прийти в храм и принести жертву. Материальную, размером в один киевский рубль. Отжертвовал — все грехи за год простились. Совсем все — Бог-то главный. Называть Бога можешь как угодно. Иегова, Род, Аллах, Христос. Он не обидчивый. Только не забывай впереди вставлять слово «товарищ». То есть, «товарищ Род», «товарищ Аллах», «товарищ Иегова», «товарищ Христос». Если считаешь, что имя бога непроизносимо, называй просто «товарищ», это же не имя! Можно называть «товарищ Бог», тоже годится. Через пару поколений все будут говорить просто «Товарищ». В общем, один раз в год отметился — и до следующего спокоен.
— А заповеди всякие?
— Одна заповедь — соблюдай человеческие законы. И ежегодно монетку вноси.
— А кто мешает верить в других богов?
— Никто не мешает. Верь на здоровье. Но главный — Товарищ. Он тебе все грехи простит.
— То есть завел я вторую жену… Христос этого не одобряет. А Товарищ решение Христа отменит?
— Правильно.
— Но я же его зову «товарищ Христос». То есть, он сам себя отменяет.
Коган демонстративно развел руками:
— И это говорит христианин? Именно ваш бог един в трех лицах! Так лицом больше, лицом меньше, какая разница. Я тебе скажу — каждый верующий сам придумает себе объяснение по душе. Лишь бы ему Товарищ грехи отпускал за мзду малую. Язычникам труднее всех будет, у них есть цельная картина мироздания. Но им же и проще, богом больше, богом меньше…
— Богословы и иерархи вой поднимут…
— Не поднимут. Некому.
— Вы что, всех?
— Ну не всех… Но тебе кого жальче, несколько тысяч иерархов или миллионы верующих и неверующих? Обычные люди, между прочим, пользу приносят. А от всяких мулл, попов, волхвов и раввинов толку, что от будущих правозащитников. И методы те же…
— Ладно, хрен с ними. Значит, товарищ всё простит?
— Угу! А все правители тоже называются товарищами. Игорь — товарищ князь. Ты — товарищ король. Я — товарищ каган.
— Намекаешь на божественное происхождение?
— Нет. На сопоставимость с богом. И не только князей. Потихонечку вводим обращение «товарищ», как при Советской власти.
— А это зачем?
— Намек, что человек сопоставим с богом. А не раб и не пыль под сапогом его. Петрович посчитал, через века сработает. Зато как надо.
— Угу, — Мейстер, наконец, поверил в отсутствие подвоха. Или сделал вид, что поверил. — Будем считать, что понял. Только объясни мне еще одно. Слово «товарищ» на всех языках будет звучать одинаково?
— Именно!
— Но оно же сейчас ни на одном из них ничего не значит! Просто нет такого слова!
— Так вот в этом, Тоха, самый цимес!
Эпилог
— Хорошо, профессор, — председатель комиссии поднялся с кресла. — Господа, пойдемте посмотрим, что у нас получилось.
Генералы дружной гурьбой повалили вслед за начальством, оттесняя ученого в хвост процессии. Последним вышел испытуемый — майор какого-то сверхсекретного подразделения.
На улице было прекрасно. Ярко светило солнышко, заливая своими лучами улицы праздничного Бремена. День Товарища, всемирный праздник.
— Вы хорошо поработали, сержант, — раздался сзади голос майора, — думаю, заслуживаете поощрения. На сегодня всем увольнительные. Тем более, праздник. Но помните, завтра надо очистить еще два бункера!
— Яволь, товарищ майор! — вытянулся сержант Швайзенцайгер перед бывшим испытуемым.
С удовольствием оглядел свои мускулистые руки и плоский живот и повернулся к комиссии:
— Отделение, равняйсь! Смирно! В увольнение до двадцати ноль-ноль шагом марш!
— Есть, товарищ сержант! — дружно гаркнули вчерашние генералы.
* * *
— Ну что, получилось?
— Наверняка. Посмотрим?
Директор Беер-Шевского научного центра дождался кивка политика и распахнул перед собеседником дверь:
— Добро пожаловать во всемирный Хазарский каганат!
Оба вышли из помещения.
— А все-таки хорошо получилось, — сказал политик, — полдня помахали метлами, зато можно купить чего-нибудь вкусненького. Даже на мясо хватит. Как считаешь, Али? Не всегда же нам бесплатными фруктами жить?
— Хватит, — ответил его спутник. — Сегодня же праздник, скидки. Еще и останется на годовой платеж Товарищу.
И два Беер-Шевских безработных, отловившие халтурку по уборке правительственного здания, очень довольные жизнью отправились в сторону рынка.
* * *
— Ну Петрович, а когда это сработает? — напряженно спросил Рюриков.
— Что?
— Да изменения, что мы с тобой там наворотим?
— Уже сработали, — улыбнулся Петрович.
— А почему не видим?
— Так мы в Зоне. На улицу выйдем — зона схлопнется.
— Так пошли, — засуетился Миша, — интересно же.
— Нет, — произнес Иштван, — сначала по сто грамм. Вдруг там самогон отменили…
Выпили не по сто. Куда побольше. Но всему приходит конец.
— Пошли, — поднялся майор, — перед смертью не надышишься. Сами наворотили…
Он решительно вышел из избы. Остальные следом.
Молчали минут пять. Потом Игорь семнадцатый, товарищ Князь Евразии, произнес, обращаясь к остальным членам Мирового Совета:
— Засиделись мы однако… Хотя — послание из прошлого. И от кого! Молодцы, мужики…
— Да… — отозвался Мойша двадцать четвертый, товарищ каган Австралии, Африки, Индонезии и Аравийского полуострова. — Большую работу предки проделали. Очень большую!
Товарищ Император Северной Америки Оттон Тридцать Второй согласно кивнул:
— Это же надо! В двадцать первом веке различные страны, идеологические войны! Средневековье какое-то! Неужели такое могло быть?
— Не исключена такая вероятность, — произнес Петрович, председатель Всемирного Научного Комитета, — да и нет оснований не верить товарищам из прошлого.
— Ну вас на фиг с вашими делами! — возмутился Иштван двадцать второй, товарищ Нáдьфейеделем Южной Америки. — Может, на рыбалку рванем? Праздник, всё-таки.
— Не выйдет, — вздохнул князь. — Жены ждут. Забава, Неждана, Прекраса, Умила, Рогнеда, Предъява, то есть, Преслава… Все семнадцать. Не буду я, наверное, жениться на этой болгарке. Тоже мне, Елена Прекрасная, ни кожи, ни рожи!..
Он пожал всем руки и направился к своему флаеру…