А подполковник Савостин, ожидавший теперь прибытия начальства для продолжения операции, с интересом поглядывал на парочку понятых. Ну мужик как мужик, лысый, кряжистый такой, видать из бывалых. А вот у женщины, которая особо-то и участия не принимала, а просто стояла молча и, когда надо, подпись свою ставила в протоколе, — так вот у нее были бедра такой необъятной величины, что не только у Савостина, они и у всех омоновцев плотоядные усмешки вызывали.
Улучив момент, Савостин спросил у подошедшего Волошина:
— Где таких набрал-то?
— Да… — как-то не очень охотно отмахнулся тот. — Старые знакомые…
— А какие сейчас могут быть грибы? На хрена такая туфта?
— Нет, есть… Я у Ярославского у бабок видал. Строчки называются. Лежит такая вот кучка дерьма, — он показал руками, — и стоит полтинник, а то и восемьдесят рублей, представляешь? На них смотреть противно, не то что есть.
— Ну, — даже хохотнул слегка «игривый» Савостин, — я вот на эту твою бабу смотрю, так ее надо не по грибы, а, как говорят, по ягодицы.
Волошин внимательно посмотрел на него, усмехнулся и сказал:
— Так ты думаешь, он ее потом в глухой лес, что ль, потянет? Не-е, вон разве что до тех кустиков и доведет, а дальше Сонька сама спроворит. Не веришь на слово, можешь сам отозвать в сторонку… да вон хоть бы и в тот «рафик», пока там никого нет. Она и тебя обслужит.
— Ты так говоришь, будто сам уже?..
— А ей на Ярославском вокзале вся наша служивая публика сто лет знакома. У нее ж прежде пивная точка была напротив Митьковских бань, так вся округа ходила. Летом, знаешь, жара, духотища, особенно по вечерам, а она в одном халате, ну еще фартук из клеенки. Рукава — до локтей, так и летает, сверкает вся! А внутри-то палатки теснота, темень, огарок засветит, чтоб мимо не пролить. Умора! Тут какой-нибудь ухарь заберется к ней туда, халат — на загривок, облапит сзади и натягивает, аж палатка ходуном. А она буферами своими по стойке елозит, руками за все вокруг хватается, да с такими матерками, что мужики только рыдают со своими советами! Ну цирк живой!.. А я чего? По молодости, было такое дело, и сам участвовал… Это ее теперь развезло, а пораньше-то — в самом соку!.. Она теперь с этим татарином живет, с соседом, но, говорят, и другие тоже на нее не в обиде — по старой-то памяти…
— Ладно тебе, Толя, ты уж так говоришь, будто я всерьез. Шутка.
— А у нас — как знаешь, твои дела… Ну что, отпускаем их? Или пусть побудут?
— А мы сейчас с обыском в дом к тому козлу поедем. Могут понадобиться.
— Ладно, скажу…
Глава пятая
СОРАТНИКИ
1
Он и не представлял, что все так просто и скоро получится.
Подлинность «ордера», продемонстрированного полковником Лыковым, почему-то не вызвала никаких сомнений ни у Юркина, ни у охраны его особняка.
Вадим Михайлович понимал, что это все проистекает оттого, что у большинства обывателей, какое бы положение в обществе они ни занимали, давно сложился устойчивый стереотип: власть обманывать не может. Не должна, во всяком случае. Хотя примеров обратного — пруд пруди. Но кого у нас в стране учат примеры?! Да никого! Тем более если не тебя конкретно касается. Правильно ведь говорят: гром не грянет — мужик не перекрестится.
И потом, тут присутствовало, видимо, еще одно укоренившееся в людском сознании соображение. Нормальный россиянин с зарплатой, как кошкины слезы, с мизерными своими возможностями, да и потребностями тоже, трехэтажными домами с подземными гаражами не владеет, вечные евроремонты себе, от которых у всех в округе уши пухнут, не устраивает и миллионных накоплений на банковских счетах в каком-нибудь Цюрихе не держит. Ему власти и бояться нечего. А если он еще и собственную квартплату вовремя вносит, тогда вообще идите-ка вы на все четыре стороны. Или пошлет по более точному адресу. И будет прав. А такой вот бизнесмен, из олигархов, он по определению уже злостный ворюга, и когда его посещают менты, то это означает, что социальная справедливость, о которой с утра до вечера все, кому не лень, талдычут по телевизору, где-то ж таки существует. Оттого иной сосед даже некоторое чувство облегчения испытывает, наблюдая подобную картину. И тайное злорадство, что доигрался, мол, допрыгался, вот и пришла пора тебе ответ держать. Славное бытовало раньше слово — мироед, как бы оно пришлось к месту нынче-то, особенно на митингах «красных». Вот и вся тебе философия…
Так что в коттеджном поселке «Поляны» появление милиции с группой ОМОНа ни у кого из соседей Юркина удивления не вызвало. Скорее, сочувствие. Ну да, тут же своя публика, рука руку моет…
Скорее изумился сам Анатолий Сергеевич, увидев в машине полковника свою жену. И, кажется, дошло до него наконец, что все без исключения последствия, даже самые фантастические, имеют свои причины. И уж тут ему объяснять ничего не потребовалось. Он ~ знал, зачем появилась Анна. Но сейчас же, несмотря на достаточно тяжелое физическое состояние, подумал про себя и решил, что они — не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не сообразить, кто они, — так вот эти, даже и с ее помощью, ничего от него не добьются. И улыбнулся собственной предусмотрительности.
А Лыков расценил улыбку Юркина как робкую попытку выйти на контакт с женой. Нет, уж такого в настоящий момент допустить никак было нельзя. И последовала его команда: «Приступайте!» Но только после того, разумеется, как хозяин категорически отказался добровольно выдать что-либо из того, что для хранения категорически запрещено законом. Ни какого-то еще оружия, ни наркотиков, ни валютных средств, утаенных от налоговых органов. Он даже учредительные документы своей фирмы предъявить не пожелал. Вот такой, понимаешь, упрямый человек!..
Ну что ж, и приступили. Лыков на всякий случай предупредил своих слишком иной раз ретивых сотрудников, чтоб старались не переворачивать обстановку в доме, людям ведь жить, зачем же мебель портить, вываливать содержимое шкафов на пол, паркет выворачивать. К тому же им вполне можно было пользоваться подсказками Анны Николаевны, как-никак законной хозяйки этого особняка. А она в принципе знала, что где должно находиться. Но, увы, не находилось. В буквальном смысле ничего не было, на что она думала положить свою руку. Ни-че-го! И это обстоятельство сперва раздражало, а после уже и разозлило Вадима Михайловича.
Он зашел в кабинет хозяина, где тот сидел в кресле возле своего «выпотрошенного» огромного, старинного письменного стола и с грустью смотрел на валяющиеся на полу некоторые необязательные деловые бумаги, письма, отчеты, по которым, не обращая на них внимания, топали тяжелыми пыльными ботинками сотрудники уголовного розыска, осуществляющие обыск в доме.
— Надо бы поговорить, — вполне мирным и даже доброжелательным голосом начал Лыков, придвигая себе кресло и садясь напротив Юркина.
Тот безразлично пожал плечами. Потом сказал:
— Не понимаю, какой смысл был обрывать телефонные провода в доме? Но что сделано, то сделано, отдайте мне хотя бы мой мобильник. Мне необходимо позвонить адвокату. Без его присутствия я вам ничего отвечать не стану.
Теперь Лыков так же равнодушно пожал плечами.
— Такая возможность вам будет предоставлена. Позже. Тем более что вы еще нами не арестованы. Хотя постановление — вот оно, — он снова показал Юркину «ордер», полученный от Феди. — Слушайте, Анатолий Сергеевич, я знаю, что вы умный человек…
— Приятно слышать, — небрежно бросил Юркин.
— Вам станет еще приятнее, если вы захотите прислушаться к моим словам. В вашей машине обнаружены наркотики. Причем найдены они и изъяты с соблюдением всех следственных, процессуальных норм. Отрицать это глупо. Я уж не говорю об оружии. Но это — бог с ним. Предположим, что ваш бодигард согласится взять вину на себя, в чем лично я сомневаюсь. Скажет, что незарегистрированный пистолет принадлежит ему, хотя на стволе отпечатки именно ваших пальцев. Может, кто-то ему и поверит. Даже наверняка поверят, когда хорошо попросим. Повторяю, ладно, мы, пожалуй, и на это будем готовы закрыть глаза. Если сумеем с вами договориться.
— Я так и думал, — спокойно ответил Юркин. — Не получится. Не договоримся.
— Но вы же не знаете о чем! Вопрос-то, в сущности, совсем мелкий! Вы включаете в список учредителей нашего человека…
— Не трудитесь, я ответил.
— Да, жаль, — скучным голосом констатировал Лыков. — А я думал, вы умнее. Я полагал, что в любом деле всегда лучше сохранить за собой часть, нежели лишиться всего разом. Но если вы так хотите… Сейчас сюда привезут собачку, специально натасканную на поиски наркотиков. И уж она, смею вас уверить, ошибки не совершит. После чего вы отправитесь на нары. И обвинение против вас будет выставлено совершенно конкретное, можете не сомневаться. И срок могу обозначить заранее — от пяти до десяти лет строгого режима. А уж мы, в свою очередь, постараемся вас «нагрузить» по максимуму.
— И вы это так откровенно говорите? Ничего не боитесь? — Искреннее изумление прозвучало в голосе Юркина.
— Но ведь вы же не проявляете желания сотрудничать? Значит, можно предположить, что на первых порах, то есть довольно скоро, руководство «Земфирой» перейдет в руки вашей уважаемой супруги Анны Николаевны Юркиной…
У Анатолия Сергеевича вспыхнули глаза.
— Этого не будет никогда, как бы вы ни старались!
— Ошибаетесь, ведь когда человек не оставляет после себя завещания, все его состояние — движимое, а также и недвижимое переходит в руки его ближайшего родственника, то есть, другими словами, вдовы. Детей у вас нет. Другие родственники, почти уверен, претендовать не будут. Хотя, возможно, им придется отстегнуть по мелочи. Вам это известно не хуже меня.
— Ах вон оно что! Уже — вдова?..
— А вы как думали? Разве тюремная камера для вас, Анатолий Сергеевич? Вы не приспособлены для такого образа жизни. Всяко может случиться. Особенно в «хатах», где содержится по сорок человек на восемь посадочных мест, ха-ха! Прикиньте… У вас еще остается немного времени. Пока не приедет собачка… Пойду посмотрю, чем там они занимаются…
Лыков вышел за дверь, прикрыл ее за собой, но не до конца и, потопав-ногами, изобразив свой уход, на цыпочках вернулся к щелке и стал наблюдать. Юркин сидел не шевелясь. Голову он откинул на спинку кресла. Руки его по-прежнему оставались в наручниках — так распорядился Вадим Михайлович: «Не снимать, пока я не скажу…» Эти железки, хорошо знал он, очень помогают находить верное решение…
А еще Лыков думал о странных вкусах всех этих новоявленных бизнесменов. Ну, вот тебе, шикарный, богатый дом, а в сознании что-то не укладывается. Обстановка — прямо с цветного журнала. Все — супер, новенькое, что называется с иголочки, и рядом — огромный дурацкий письменный стол. Какие-то картины, на которых не поймешь, что изображено, зато стоимость у них почему-то миллионная. В курсе был уже полковник. А диван в гостиной продавленный, будто на нем собаки спят. Впрочем, может, и спят. А зачем, если кругом новейшее охранное оборудование? Даже сам Вадим, выстроив себе очень приличный особняк в районе Успенского, где сейчас проживают супруга с тещей и в который вложил не одну сотню тысяч баксов, с таким оборудованием как-то не сталкивался. А кроме того, еще и полы тебе по всему дому подогретые, и электроника всякая, автоматика, много чего есть полезного, что неплохо бы и для себя почерпнуть. А впрочем, зачем сейчас об этом думать, если ты и сам не знаешь, как повернется фортуна через месячишко-другой? А ну как этот приятный во всех смыслах особнячок о трех этажах и четвертом — подземном, где и бассейн, и сауна, и спортзал, вдруг поменяет владельца? А почему бы нет? Что у нас вечно под луной? А что угодно, кроме человеческой жизни. К сожалению. А здесь — молодая одинокая вдова, денег куры не клюют, соблазны всякие, неумеренность, опять же и с умишком можно пожелать много лучшего, — так долго ли до беды?
Приятно было обдумывать такие мысли, но Лыков не позволял себе расслабляться. Он-то лучше кого другого знал, что за все надо «платить. И дорого. Риск — это ведь та же суровая плата за собственное благополучие. А бесконечный риск подобен болезни, разрушающей организм, каким бы прочным он тебе ни казался. Так стоит ли в конечном счете твое благополучие тех невосполнимых физических и моральных издержек? Черт возьми, опять эта дурацкая философия! Живут же другие люди! Могут! Значит, и ты тоже можешь. Расслабляться рано, а вот о более прочной «крыше» над головой позаботиться в самый раз.
Наметки в этом плане кое-какие у него уже имелись, очередь за их реализацией…
Вот это — конкретное дело, а не философия. Ну а здесь, к сожалению, придется заканчивать. Дура Анька так и не нашла ничего, что могло бы иметь хоть какую-то ценность. Либо этот козел ее оказался более предусмотрительным и заранее перепрятал все, представляющее интерес. Только зря он думает, что угрозы в его адрес окажутся пустыми. Вот сейчас привезут собачку, и она обнаружит целый килограмм героина! А иначе как же потом доказывать, что хозяин солидной фирмы, известного на всю Москву торгового дома «Земфира», является на самом деле одним из крупнейших в столице и за ее пределами наркодельцов? И это с его-то торговыми связями! Украина, Молдавия, Кавказский регион… Да какой после этого может быть вообще разговор?! Какие сомнения? Пусть сам доказывает, что не виноват. Если сможет. Что — вряд ли…
А касаемо его самонадеянной супруги, то… Кажется, вариант, однажды случайно возникший в воображении Вадима Михайловича, может получиться наиболее удачным. Да и забавным — со всех точек зрения. Но не теперь, конечно, а позже, когда все основные акценты будут уже расставлены и каждый из фигурантов не шибко сложного пасьянса получит по заслугам. Вот тогда… Мечтала, говорит, о большой любви? Лыков плотоядно усмехнулся, заметив про себя: «Будет тебе, голубушка, и не просто большая, а очень большая любовь! Такая, что и маньяку по этой части не приснится…»
2
Вячеслав Иванович Грязное позвонил Турецкому:
— Саня, как планируешь скоротать вечерок? Твои, насколько мне известно, еще не вернулись?
— Так что, могу сказать, пока нет, — по-швейковски отрапортовал Александр Борисович. — Да у меня бы и времени на них не хватило. «Этносы» проклятые доконали…
Грязное знал, что среди доброго десятка других уголовных дел, которые курировал Турецкий, будучи помощником генерального прокурора, ему приходилось кое-какие из них брать и на себя, то есть заниматься тем, чем обычно занимаются «важняки» из Управления по расследованию особо опасных уголовных преступлений. А уж там-то кровь льется и по причине и без повода, а наркотики, торговля оружием, похищения и шантаж — явления самые распространенные и уже давно не вызывающие во впечатлительной душе следователя аналогичного резонанса.
А «этносы», то есть так они называли этнические преступные группировки, — это у Сани что-то новенькое, любопытно, надо будет поинтересоваться при случае… Кстати, кто-то спрашивал днями… а, ладно, забылось, значит, и не важно. Впрочем, случай-то — вот он, можно сказать, под рукой!
— Ну и чем занят, я не понял?
— Так что, осмелюсь доложить, ничем, кроме самой работы.
— Тогда есть небольшое дружеское предложение. У моих ребятишек очередная победа. «Ма-аленькая такая побэда», как говаривал отец народов. В этой связи поступило предложение. Ты, надеюсь, не станешь возражать провести остаток вечера в компании глубоко уважающих тебя коллег?
— Скорее всего, не стану. Чем должен соответствовать?
— Исключительно присутствием.
— Старик, я не халявщик!
— Это всем известно, но к данному случаю не относится. Жду у себя, потом отправимся вместе, тут пешочком — два шага, не забыл?
— Опять, что ль, в вашем фонде?
— Не нравится, можем перенести в Эрмитаж. Но у ребят как-то уютнее. Да и не люблю я кабаки в шумной компании.
— Считай, уговорил, — ответил Турецкий и положил трубку на место.
Он листал в данный момент очередную папку с материалами о взрыве в баре «Медведь». Там погибло более десятка человек, в основном недавних еще граждан Чечни, явно не к добру увеличивших собой численность своей национальной диаспоры в Москве. Ну и примерно столько же народу, главным образом из обслуживающего персонала заведения, улеглось на больничные койки. Следствие с самого начала «грешило» на чеченских соперников — грузин. И было за что. Эти две преступные группировки, обе — кавказские, давно вели вялую войну за контроль над автомобильным бизнесом. Иногда происходили взрывы, устранявшие конкурентов, разборки, но до большой крови не доходило. Потом это дело как-то у них устаканилось, но появились новые «камни преткновения», и в частности торговля наркотическими средствами — кокаином, героином, амфетамином и прочей дрянью, приносящей, между прочим, гигантские барыши тем, кто стоял, что называется, на раздаче. Вполне могло быть — и такая версия у следствия тоже имелась, — что пролитая кровь — это как бы естественный результат того, что господа «бароны» не смогли договориться. Но некоторые факты дела вызывали сомнение, что пролившаяся кровь — дело рук именно грузинских «отморозков». Все-то бы оно так, но… не сходилось. Не выгодно тем было начинать боевые действия именно в данный конкретный момент. Тут много составляющих, включая даже и политические аспекты дела. А потом, на карту ведь поставлено крепко, между прочим, налаженное дело, приносящее баснословные доходы, которое правоохранительным органам ну никак не удавалось до сих пор разрушить до конца. Слишком стабильными и отработанными были грузопотоки, по которым поступали в Центральную Россию наркотики из зарубежья — и ближнего, и дальнего… Прерывали, приостанавливали, уничтожали цепочки поставщиков, дилеров, барыг, а они словно сами собой восстанавливались. Фениксы, понимаешь, этакие, мать их…