— А вы говорите так, Денис Андреевич, будто уже уверены. Это в самом деле? И потом, если речь идет о деньгах, то возьмите на себя такую миссию, скажите ему, что сумма, которую он назовет, у меня возражений не вызовет.
— Любая? — позволил себе открыто ухмыльнуться Денис.
Но Кристина оставалось серьезной. И даже, показалось, немного торжественной.
— Любая разумная.
И когда она ушла, Денис долго еще сидел, укоризненно покачивая рыжей своей головой и почесывая ее всей пятерней. Бывают же такие вот женщины, черт возьми! И все — у кого-то, все — мимо…
2
Это произошло неделю с чем-то спустя после знакомства Дениса с Кристиной. Сам Денис уже, честно говоря, позабыл за новыми делами о состоявшейся между ними встрече и его разговоре с Гордеевым. И вот Юрий напомнил, о себе.
— Старик! — заявил он таким тоном, будто они расстались пять минут назад. — А ведь ты оказался прав. Я не обратил внимания на твою предусмотрительность в реплике насчет личного восприятия! А ты, выходит, будто предвидел. Я в самом деле, кажется, втюрился в эту бабу, старик… Увы, как это ни печально.
— А почему я должен скорбеть?
— Да в моем-то возрасте как-то не об этом уже думают!..
Денис нагло захохотал.
— Так одно другому никогда не мешало, Юрочка! Ты, между прочим, моложе того ее кобеля, — без всякого пиетета к пострадавшему от российского правосудия Юркину заметил Денис. — Хотя кобель — это тоже не по его части. Был бы кобелем, так от жены бы не сбежал. Вот где настоящим-то кобелям раздолье! На все случаи жизни. Ты, надеюсь, уже в курсе их семейных перипетий? А то я могу ввести тебя некоторым образом в курс событий. Правда, гораздо лучше меня это сделал бы мой Филя Агеев, он, по-моему, прошелся там уже таким гоголем, что посторонние могут не беспокоиться.
— Нет, семейные отношения Юркина меня никак не волнуют. Я попробовал было вытащить это дело в порядке надзора, так, не поверишь, пришлось Александра Борисовича подключить, чтоб он, в свою очередь, перезвонил областному прокурору, а уже тот дал задание своим кадрам вынуть из архива и положить к нему на стол без всяких разговоров. А я как посмотрел, как полистал, как заглянул в доказательную базу!.. Дениска, мы в этом обществе никогда не добьемся справедливости. Вот такой у меня вывод. И я теперь даже не уверен, что мне нужно вообще браться за это дело. Очень не уверен…
— Скажите пожалуйста… — протянул Денис. — А что, так страшно?
— Не столько страшно, сколько бессмысленно. Ну это примерно как если бы я предложил полностью отменить законы, вручить всем оружие и сказать: валяйте, палите в тех, в кого считаете нужным, кто вас обидел. Ну а кто после этого останется в живых, тот, единственный, и будет прав.
— Ты обсуждал это свое предложение в прокурат туре?
— А чего обсуждать-то? Я что, первый день в системе? А в деле — липа на липе! Но все так ловко запутано, что черт ногу сломит. И по сути, ни одного убедительного доказательства. Да вот хоть те же понятые. Проверить же — элементарно! Есть справочная, есть телефон. Так эти понятые дважды по разным эпизодам проходят. Будто их специально с собой возят. Как ты говоришь, на все случаи жизни. Разве такое может быть? В нужном месте и в нужный час, да? И так, подозреваю, все остальное. Включая главного свидетеля со стороны обвинения. Есть такой Михо Гуцерия, из «лаврушечников». Дал показания, и все, никакой проверки. А зачем проверять? Ми, да-рагой, кагда хатим, дарагой, — с акцентом заговорил Юрий, — на честний слово, панимаешь, верим! А вот я не поверил и проверил и узнал, что этот Михо, подозреваемый в разборке в кафе «Медведь», припухает в СИЗО, что под крылышком твоего славного дядьки. Помнишь, стрельба была на всю столицу?
— Ну и какие же ты видишь здесь нестыковки, не понимаю?
— А я протоколы задержания смотрел. Дениска, скажу по секрету, мне очень не понравилось. Одни и те же люди производят задержания, пишут протоколы, достают из-за пазухи понятых… А доказательная база, повторяю, отсутствует. Свидетель откажется от своих показаний, и дело развалится к такой-то матери. Или, значит, есть твердая уверенность, что не откажется? Но тогда ты же сам понимаешь, как это все шито?
— Случайности быть не может? — с тревогой спросил Денис. Он-то как-нибудь знал уже въедливость и принципиальность Гордеева, от которых тот сам и страдал чаще других.
— Случайность, друг мой, могла быть лишь тогда, когда бы бизнес этого Анатолия Юркина, как и вся его недвижимость, не перешли немедленно в руки его супруги, сразу же подавшей на развод с ним. Такие вещи обычно планируются заранее, тебе ли не знать! Вот я и оказался на распутье. Оставить все как есть? Начать копать серьезно? Ведь не дадут. Там же целая шайка, как я могу предположить, от прокурора и следователя до судьи и адвоката… ужас! И ей объяснить не могу. А она настаивает, и я ее отлично понимаю. Вот же влип… по твоей милости…
— Но ведь сам сказал, что баба того стоит, — попробовал смягчить ситуацию Денис. — Слушай, а может, тебе надо со стариками нашими посоветоваться? Случай, как ты говоришь, действительно неординарный.
— Да я уж думал… Нет, сперва, видимо, придется все-таки съездить к нему, в Котлас этот, будь он проклят, поговорить. Собрать материалы. Подумать хорошенько. В любом случае, вижу теперь, придется впрягаться. В общем, спасибо, удружил!
— Можно подумать, что ты от меня ждешь какой-то благодарности за собственные героические поступки! Не дождешься. Пусть тебя клиентки благодарят. Хотя от этой своей ты вряд ли чего добьешься… Но с другой стороны…
— Что — с другой?
— А с другой, говорю, ты обладаешь целым рядом убедительных преимуществ.
— Перед кем конкретно?
— Юрочка, не лепи мне, сделай милость. Ты лучше меня знаешь, что любая страдающая женщина — обиженная, измученная сомнениями, оскорбленная людской несправедливостью — в конечном счете тайно мечтает об утешении. И тот, кто оказывается — теперь уже я тебя цитирую — в нужное время в нужном месте, обычно и становится тем самым благородным утешителем. Тебя ли учить?
— Еще один философ на мою голову… — пробормотал Гордеев, кладя трубку на аппарат и поднимая уложенную в дорогу сумку.
Он не стал говорить Денису, что, по существу, уже подписался. И билет имел в кармане на поезд до Вологды, откуда ему потом предстояло с помощью «малой авиации» переместиться в Котлас. И ему было очень приятно, что эти — транспортную и финансовую — стороны проблемы безо всяких оговорок с ходу взяла на себя Кристина Борисовна. Ну, с ее-то возможностями! Точнее, с возможностями ее папочки, который хоть и морщился, по ее словам, но отказать гтюбимой дочке не смог.
Что он должен был после всего этого сказать? Я сомневаюсь? Мне бы не очень хотелось? А потом — ее глаза… Как она посмотрела! Сколько надежды он вдруг прочитал в ее взгляде! Нет, разумеется, ее чувства, которые она так неосторожно демонстрировала, к нему, к Юрию, отношения не имели, и ежу понятно, но все равно приятно, когда ты ловишь на себе такой взгляд!..
Уже утром следующего дня он был в Вологде. В аэропорту, куда доехал от железнодорожного вокзала на местном такси, зашел сразу к дежурному и представился. Тот кивнул в ответ, порылся в бумажках, наколотых на вязальную спицу, вытащил нужную, прочитав, сказал, что сейчас распорядится. На Котлас пойдет борт в районе часа дня. Поэтому товарищ, — он так и сказал — может пока отдыхать. Или посидеть в ресторанчике, но не активно, а то был случай недавно, ждал пассажир, ждал и набрался до такой степени, что пришлось его не в самолет, а в вытрезвитель отправлять. Юрий намек понял.
Позавтракав вкусной грибной запеканкой, он вернулся к дежурному, и, оказалось, вовремя. Тот позвал какого-то своего сотрудника и велел отвести «товарища» к борту на Котлас. Сопровождавший спросил про билет, но дежурный перебил его, сказав, что за все уже уплачено. Такая постановка была новой для Гордеева. Ну да там, где вращаются очень большие деньги, свои отношения и свои законы, не следует этого забывать, между прочим…
А вот в самом Котласе произошла первая заминка.
Юрий, как договаривались и как, собственно, было положено, явился в местный отдел Управления исполнения наказаний Минюста Российской Федерации. Там посмотрели его удостоверение, соглашение с поручителем клиента и ордер на ведение дела осужденного Юркина А. С. в Московском областном суде в порядке надзора и сказали, что возражений для посещения означенного лица не имеют, однако, ввиду отсутствия транспортных средств, реальной помощи оказать не могут. Предложили проявить частную инициативу, предполагая, что клиент наверняка человек не бедный. А попутную машину можно поискать на городском автовокзале, может, кто-нибудь и согласится.
Все было сказано предельно вежливо, с улыбочкой и весьма недвусмысленно: мол, тебе надо, сам и думай. Гордеев стал думать и направил свои стопы в Управление внутренних дел, где снова представился, предъявил свои полномочия и повторил, словно попка-попугай, зачем пожаловал в эти забытые Богом края.
Теперь его выслушал милицейский полковник, начальник управления, но никакого понимания, не говоря уже о простом человеческом сочувствии, не высказал. Тебе, мол, надо — вот и езжай, я препятствовать не стану, но и помогать не буду: нету транспорта, а до указанной колонии не меньше полутора сотен верст. По тайге. У всех тут одна отговорка…
— А может, как-то?.. — сделал неуклюжую попытку Гордеев, явно намекая при этом на благодарность.
— Без «может», молодой человек, и попрошу без всего остального, тут вам не Москва. Ступайте на автовокзал, в Ключевой автобус через день ходит, если успеете. Или попутный транспорт ловите, — отрезал полковник, дав понять, что разговор окончен…
На автовокзале с автобусом вышел пустой номер. Да, есть такой, но он ушел рано утром. Следующий — послезавтра. Местные «бомбилы», возможно, и согласились бы доставить пассажира, но заломили такую цену, что Юрий Петрович усомнился, где он в настоящий момент находится — в глухой таежной стороне или на Техасщине? А что, пятьсот баксов в один конец — разве это так уж накладно для москвича? Так вы ж их сами и печатаете!
В полном уже отчаянии Юрий Петрович вернулся в центр, на почтамт, и позвонил в Москву, по прямому номеру Вячеславу Ивановичу, что делал лишь в крайних ситуациях. Объяснил свою печаль. Грязнов-старший выслушал, хмыкнул, потом вдруг сказал:
— За моими засранцами сортир подчищаешь? — сообщив тем самым, что он уже в курсе того дела, которое с подачи Дениса взвалил на себя Гордеев. — Как зовут этого твоего полковника?
— Валерий Алексеевич Замятин, — прямо-таки вспотев от напряжения, вспомнил Юрий.
— Номер его телефона, конечно, не знаешь… Ладно, езжай и сиди у него в приемной. Тебя позовут, — почему-то сердито сказал Грязнов и отключился.
Но пока Юрий Петрович прошел триста метров от почтамта до управления — он принципиально позвонил по «межгороду», чтобы не сажать свой мобильник, который мог понадобиться там, где никакой другой связи вообще нет, — в приемной начальника пожилая и строгая секретарша спросила у него с некоторым даже укором, где он так долго ходил? Валерий Алексеевич, оказывается, уже два раза справлялся, куда девался этот московский адвокат?
Теперь настроение у Замятина было другим. И от насупленной физиономии следов не осталось. Строгость — это да, строгость большого начальника оставалась. Иначе как же это понимать, если главный городской милицейский начальник вдруг даст слабину?..
Прежде всего он предложил Юрию Петровичу присесть. Гордеев усмехнулся, вспомнив, что в подобных местах предлагать садиться не принято, ибо тут же напрашивался ответ: вот, мол, когда посадите, тогда и насижусь. А присесть — это как бы совсем другой компот. И Гордеев присел. А полковник тем временем стал крутить телефонный диск. И когда затем начинал разговор с очередным абонентом, то больше расспрашивал о делах, о каких-то непонятных Юрию местных проблемах, вполне логично переходя потом и к транспортным. Прощался, отключался и снова крутил диск. Ищет для меня попутку, запоздало сообразил наконец Юрий. И тут же преисполнился благодарности к суровому полковнику.
Полчаса бессмысленных, казалось бы, разговоров принесли наконец удачу. Полковник выяснил, что транспорт в село Ключевое, где располагалась колония, в которой обретался Юркин, будет завтра с утра. Замятин тут же уставился на Гордеева, а Юрий, естественно, с чувством развел руками, как бы говоря, что о лучшем варианте он и не мечтал.
Когда телефонный разговор у полковника закончился и тот удовлетворенно положил трубку, продемонстрировав полную свою лояльность, Гордеев, избегая обсуждения причин, по которым начальник управления вдруг оказался таким сговорчивым, посмотрел на часы и бесхитростно спросил:
— Валерий Алексеевич, ну, в гостинице-то я наверняка найду себе койку до утра. Это, полагаю, без проблем, а вот без обеда — скверно. Последний раз я вообще ел вчера, перед отъездом из Москвы. Не сделаете уж заодно и другую милость? Где у вас тут пообедать можно? И если не сочтете меня за нахала, не составите ли компанию? Посидели бы немного, поговорили. Мне интересно, что у вас тут делается. Вам наверняка любопытны последние столичные новости. Поди, не каждый день вам тут московские адвокаты голову морочат. Это я к тому, что, гляжу, и время-то уже, можно сказать, нерабочее? Без всяких задних мыслей, честное слово. Как?
— Да поесть-то у нас, вообще говоря, можно… — задумчиво произнес Валерий Алексеевич, и Юрий понял, что тот просто ищет повод согласиться, не потеряв при этом своего лица. Как выражаются в подобных ситуациях проницательные японцы.
3
Так уж получилось, что, к сожалению, встреча Гордеева с Юркиным добавила мало положительных черт к образу осужденного и вообще к той информации, которую адвокат, еще будучи в Москве, получил из двух источников — от Кристины Борисовны Ляховой и от Дениса Андреевича Грязнова, точнее, от «Глории». А если говорить еще конкретнее, то и от Филиппа Кузьмича Агеева, осуществлявшего в течение нескольких дней наблюдение за объектом и затем вступившего в куда более тесный контакт с законной супругой данного объекта. Из первоначальных источников характер подзащитного выглядел не самым привлекательным образом. Правда, Кристина старалась как-то смягчить впечатление от тупого упрямства своего любимого человека, приведшего его к непредсказуемым последствиям. Впрочем, о какой непредсказуемости вообще теперь могла идти речь? Наоборот, все было предельно ясно. Но уже сама встреча, буквально с первых ее минут, когда осужденного привели в комнату для свиданий и оставили наедине с адвокатом, прямо надо сказать, смутила Юрия Петровича.
Он был почему-то уверен, что его появление в колонии будет встречено Анатолием Сергеевичем как вспыхнувший для того наконец огонек надежды. Увы, ничего подобного. Похоже, если Юркину и не была сильно в тягость беседа с адвокатом, но равнодушным она его оставила, это точно. Ну, блин, и характер! Можно подумать, что сюда, за сотни верст, приехали, видите ли, сделать ему одолжение, о котором он никого не просил.
Или же он с определенного момента, может со дня ареста, продолжал пребывать в мире, ведомом ему одному, впускать куда он никого больше не желал. Что ж, такое тоже бывает с людьми, в глазах которых однажды рушится окружающее их пространство — со всеми делами, заботами, людьми, а вот как все восстановить, вернуть к первоначальному состоянию, они просто не знают — не умеют или уже не хотят.
Таковой была его реакция практически на любые вопросы, которые задавал ему Юрий Петрович. Ну и как после этого помочь человеку, не желающему, по сути, этой помощи? Разозленный неудачей и старательно сдерживающий свое крайнее раздражение, Гордеев прервал бессмысленное противостояние, сообщив, что продолжит беседу завтра, а сегодня он настоятельно просит — от имени Кристины Борисовны, которая уполномочила его в этом, — подумать и приготовить четкие ответы на поставленные вопросы. Если что забудется, не страшно, можно и повторить.