— Ладно, уговорил, ступай глянь ее тачку. А она чего там застряла, часом, не купаться задумала?
— Ну ты же видел, шеф, в каком девушка была виде! Вот и она едва увидела себя, так и обомлела. Надо понять.
— Понял. А что касается напитков, то она воспитана, скорее всего, на самогоне, причем свекольном, голову даю на отсечение. Можешь сам при случае у нее поинтересоваться.
— Твои слова, шеф, надо понимать в том смысле, что наблюдение за неверным супругом и все остальное ты уже поручил мне?
— Умница. Не отзывать же ребят из отпусков по мелочам?
— Согласен, шеф. Но ведь после виски… ну ты же понимаешь? Куда ей за руль?
— Вот видишь, и это ты уже очень грамотно предусмотрел. Поэтому действуй. При необходимости докладывай. Пусть она только подпишет свой заказ и оплатит аванс… Кстати, ехать к ней тебе так и так придется. Она, будучи в расстроенных чувствах, забыла захватить с собой фотографию мужа. Делай выводы. А Максу скажи, пусть вытащит из своего компьютера все, что может там оказаться на президента торгового дома «Земфира» Анатолия Сергеевича Юркина. Это ее супруг. Да, и последнее, — сказал, когда Филя уже открыл дверь. — Без нужды, пожалуйста, не рискуй и будь с ней поосторожней. Крокодилы, они опасные твари, а ты нам еще нужен…
— Чего сказал? — не расслышал или сделал вид Филя.
— Да так, это я себе… Не знаю, откуда такое ощущение…
2
Филипп потом почему-то все время раздумывал над словами шефа, сказанными ему вдогонку. И не мог понять, при чем здесь крокодилы. Уж во всяком случае, он не собирался соотносить фразу Дениса с Анькой, которая добралась домой, поддерживаемая твердой рукой Филиппа. Эта поддержка — и физическая, и она же моральная — оказалась просто необходимой, поскольку, пока оформлялись документы, «девушка» успела ополовинить бутылку виски, что получилось у нее не только вполне естественно, но как-то даже и забавно. Зато теперь она лыка не вязала. Или ловко делала вид, поскольку соображала — дай бог всякой!
И когда Филипп помог ей снять верхнюю одежду и отвел затем в «спальный будуар», как она назвала заплетающимся языком это просторное стойло, где находилась одна только кровать, Анька уже сама, немедленно и не стесняясь, скинула с себя нижнее белье, продемонстрировав отменные, налитые жизненными соками груди, бедра, ягодицы, и уверенным, совсем не пьяным, движением скользнула под легкое покрывало. А потом с удивлением обернулась к нему: чего, мол, ждешь-то? Подсказки нужны?
Нет, в таких делах подсказки бывают лишними. А твердость Филипповых мышц она успела прочувствовать еще в машине, когда бессильно валилась головой на его плечо, а он придерживал ее одной рукой, другую положив на баранку руля ее джипа «Мерседес — МЬ>. И если она все-таки не была, а только притворялась в дым пьяной, то, значит, запомнила и оценила. А тут еще этот соблазнительный процесс раздевания…
Он решил, что она заснула. Но едва осторожно, чтобы не разбудить ее, приподнял угол покрывала, как внезапно оказался в капкане ее проворных и нетерпеливых рук и ног, после чего ему осталось лишь с удовольствием покориться судьбе. И не спешить с проявлениями собственной инициативы, в чем и не было нужды. Она все умела делать сама, что теперь уверенно и демонстрировала. А от него требовалось пока только одно — держать себя в форме. Ну, этому учить не надо…
В одну из пауз, когда она отдыхала, громко и прерывисто дыша от пережитого ею только что сумасшествия, Филя выкинул неожиданный коник. Обратился к вальяжно раскинувшейся мадам почти официальным тоном:
— А скажите мне, уважаемая Анна Николаевна…
Она вздрогнула и посмотрела на него, как на идиота. Тихо спросила:
— Тебе со мной плохо, милый?
— Я хотел бы узнать от вас следующее… — гнул свое Филя.
— Нашел время! И вообще… Зови меня Анькой. Шоб совсем по-домашнему… А тот хмырь все — Ню-у-ура! Так бы и убила!.. Слушай, а шо тебе еще здесь надо? Ты свое получил, може, самое время уже отваливать на работу? А то твой клиент исчезнет с концами… Господи, вот уж я б тогда такую свечку-то поставила!.. Ну шо ждешь? — В ее голосе проявились грубоватые, сквалыжные нотки, как у хохлушки-продавщицы с вещевого рынка. Из тех, что проживают в Москве с фальшивой регистрацией, надеясь бог знает на какие перспективы, которые в конечном счете сводятся к подсобке в торговой точке, где с ней (а точнее, на ней) дружно оттягиваются равнодушные, зажравшиеся «азики»…
Филипп даже не представлял себе, насколько недалек был от истины — не в прямом смысле, а вообще, в принципе. Но в данный момент его не интересовали посторонние соображения, и на акцент он тоже не обратил внимания, поскольку мысли текли в ином направлении.
— Не-ет, дорогая, это ты свое получила, и теперь я собираюсь сделать то же самое… Поэтому принимай указанную позу и не противоречь старшим!
— Ска-ажите! — изумленно протянула она, тем не менее подчиняясь его рукам и неуверенно покачиваясь на подгибающихся коленях. — О-о?!
А он отработанным борцовским приемом перехватил ее талию, перевел, пользуясь той же терминологией, в партер и насадил с такой ошеломившей ее силой, что «девушка» способна была теперь лишь протяжно этак повизгивать, да еще взбрыкивать роскошными, нет слов, ногами. Будто лягушка, просто обязанная после такой мощной любви стать царевной. Потом она завопила истошным голосом, взорванная оргазмом, и отключилась. Но Филя, как истинный джентльмен, не позволил себе сделать остановку ввиду столь незначительного, по его убеждению, обстоятельства и завершил бурно начатое дело к полному собственному удовольствию. После чего оглядел объект своего влечения и снова пришел к выводу, что давно не встречал такой сладкой партнерши. А все эти «шо» и «може» — пустяки по сравнению с тем наслаждением, которое она ему сегодня доставила.
Взглянув затем на часы — шел второй час ночи, — он приказал себе проснуться ровно в семь, ибо у объекта его наблюдений рабочий день начинался в восемь утра. И чтобы доехать отсюда, с Арбата, к его офису в районе метро «Войковская», требовалось, по причине вечных московских пробок, не менее сорока минут, а для полной уверенности целого часа. Примерно так они и подсчитали с Анечкой, пока она могла еще о чем-то думать и говорить. Но теперь она пребывала в нирване, как наверняка заметил бы Денис Андреевич, а он силен в буддизме и утверждает, что эта самая нирвана есть состояние такой внутренней полноты, когда уже напрочь исчезают всякие желания. Или что-то в этом роде. А если говорить об Аньке, то у нее, уж во всяком случае, не могло больше быть никаких желаний вообще.
Ах, как, оказывается, ошибался Филя! И потому утром все его планы полетели к черту.
Ну, во-первых, как Анна объяснила утром, она, пожалуй, не стала бы настаивать, чтобы он немедленно ушел от нее, начиная свою слежку за Юркиным. Все равно никуда тот не денется, а найти его — вообще не проблема. Почему она так решила? А, по ее же словам, потому что дорвалась наконец до справного в любовном деле мужика. Это что ж выходит, за три года замужества она ни разу не получила законного своего супружеского удовлетворения?! Получалось, что так. Нет, были там две-три связи на стороне, это когда уж ей вовсе становилось невмоготу, но принимать их всерьез она не собиралась, ибо хотела быть супругой честной и достойной своего достаточно известного в бизнес-кругах мужа.
А во-вторых, и это сейчас для нее было гораздо важнее, она вдруг почувствовала к Филиппу не просто чисто физическое влечение ну и естественную благодарность, она увидела в нем родственную душу. Во как! На это Филя не рассчитывал. И что же должно теперь последовать после такого признания?
Оказалось, что у нее возникли по этому поводу некоторые соображения, которыми в данный момент ей делиться со своим неожиданным любовником — так и сказала — пока еще рано. Она собиралась узнать его поближе. Впрочем, мысленно усмехнулся Филя, куда уж ближе-то! И что это у нее за тайна?
Нет, если таковая имелась, она не выдала, а вот о себе стала рассказывать охотно. Видно, ей и самой очень нравилась ее собственная душещипательная история, будто нарочно содранная с какого-нибудь латиноамериканского сериала. Чувствуя, что ей невтерпеж посвятить его в эту мелодраму, Филипп без особого труда убедил Анну, что с большой охотой выслушал бы наверняка трогательную историю обиженной злыми людьми Золушки из забытой Богом украинской глубинки, сумевшей выйти-таки замуж за московского принца и сесть за руль личного навороченного джипа. Ведь ежели рассуждать «по понятиям», так круче взлета по нынешним временам и не бывает…
Филя вспомнил, как среди ночи, по совершенно непонятной причине, во всяком случае, он никакого повода ей не давал, Анна вдруг расплакалась. Да не просто прослезилась, как это случается с нервическими женщинами порой и без видимой причины, а натурально зарыдала, словно неожиданно потеряла близкого человека. Потом она как-то слишком быстро успокоилась и ринулась его целовать и облизывать, а он ее обнимал и ласкал, отчего ее слезы перемежались соплями нежности и новыми истеричными взрывами, теперь уже против мужа, который больше недели не ночевал дома, не звонил и ничем не интересовался, мерзавец. Именно по этой причине, понял Филипп, он, скорее всего, и был приведен сегодня в супружескую постель — как вариант отмщения, и не более. Поэтому не стоит строить иллюзий, все гораздо проще, чем представляется.
Он был знаком с этим типом женщин. В моменты страсти в их голосах появляются такие глубокие, завораживающие интонации, что ты теряешь себя, но едва меняется настроение, буквально оглушают их визгливые крики и жалобы, и ты уже не знаешь, в твой ли они адрес или того, кого сейчас нет с нею рядом. Вот тогда и понимаешь, откуда такое воспитание, взращенное, по меткому выражению Дениса Грязнова, на свекольном самогоне. Абсолютно точное, между прочим, наблюдение. Хотя шефу-то откуда об этом знать?..
Однако для того чтобы заниматься размышлениями, необходимо было иметь информацию к ним. Филя и проявил на рассвете свою якобы незатейливую любознательность, ибо понял, что и сам больше не заснет, да и не дадут ему этого сделать. Ну что ж, решил он, сериал так сериал. Нехай будэ Латыньска Амэрика! Это он уже заговорил ее языком…
Родилась красавица Анечка Колошенко в селе Липчаны Винницкой области, на границе с Молдавией, в те застойные годы, когда каждый малец, даже из глухой деревни, мог быть уверен, что дорога, к примеру, в МГУ ему вовсе не заказана и все зависит лишь от твоего желания и способностей. У Аньки способностей хватило бы на десяток подобных ей, да, пока росла, все в стране и в ее жизни перевернулось, и к восемнадцати ее годам огромной страны не стало. Не стало и отца-кормильца. Друзья и подруги укатили в чужие города, а ей надо было теперь кормить разом постаревшую мать, работая в колхозе.
Однажды, вернувшись с работы, взглянула мимоходом на себя в зеркало, с ужасом увидела, что писаная красота ее стала увядать, а ведь только четверть века разменяла! Открытие показалось поистине страшным, оно и подсказало решение — бросить все и уехать. Мать далеко не старуха, сама способна прокормиться, да и мир не без добрых людей, не дадут помереть с голоду. А вот Анне явно грозит безвременная старость. Сойдет красота — куда потом деваться? Тоже до смерти навоз возить? Не желала она себе жизни, прожитой родителями. А помогать матери можно ведь, работая в городе.
Нелегким было начало, поскольку на ее красоту находилось немало охотников до свободных, необременяющих отношений. И устоять, не давая полной воли инстинктам, которые постоянно смущали ее грешную душу, было очень трудно. Да чего греха таить, иной раз просто и невозможно. Так что всякое в той короткой городской жизни познать пришлось. Но Аня не теряла надежды, словно ждала трубного призыва судьбы. И дождалась-таки.
Московский торговый дом «Земфира», заключивший долгосрочные контракты с Украиной и Молдовой, теперь уже самостоятельными государствами, открывал в России широкую сеть магазинов, куда требовались симпатичные продавщицы, желательно из этих бывших советских республик. Владельцам казалось, что, если у прилавков будут стоять красавицы украинки или молдаванки, торговля станет живей и прибыльней. Наверное, в том имелся свой резон. Пока девушкам предоставлялись места в общежитиях, а дальше? Ну а потом видно будет. Был, разумеется, риск. Но ведь как прежде говорили герои книжек, которые доводилось читать на русском, кстати, языке, поскольку в доме Колошенок говорили традиционно по-русски? Отец был родом из Донбасса, а мать — местная, и ее родной, местный язык, состоящий из жуткой смеси украинских, польских, румынских и венгерских слов, Аня с детства так и не усвоила. Отец понимал жену, но предпочитал, как он говорил, свой великий и могучий… Так вот, в тех книгах было сказано, что тот, кто не рискует, в конечном счете и не пьет шампанского. А пить его очень хотелось, потому Аня и рискнула. И, как показало время, не прогадала.
Были, конечно, трудности. Общежитие — оно и есть общежитие, со всеми его жестокими законами и откровенными пороками. Но и тут старалась Анна не сорваться, не пойти вразнос.
А потом однажды увидела его, своего принца, которого ждала, казалось, всю жизнь. Позже выяснилось, что та же самая мысль обрушилась и на него, едва он заметил симпатичную, потрясающе похожую на дорогую куколку продавщицу в отделе народных промыслов. Заметил и — обомлел.
Это было упоительное время. Толя забрал ее с работы, предоставив многочисленные заботы об огромной квартире, а затем и шикарном загородном доме. Вот только с ребенком, обязательно девочкой, почему-то все откладывали. Толя словно выжидал чего-то. Опять же и тещу свою он сперва хотел забрать в Москву, а когда та отказалась, не стал настаивать, хотя вполне приличные суммы денег переводил ей «за границу» регулярно.
Почти три года продолжалось это непонятное счастье. Толя возвращался домой усталым, измотанным — большой бизнес доставался ему тяжким трудом. А ей нужен был веселый, заботливый и сильный муж, но оказалось, что ни первым, ни последним он уже не обладал. Началось с мелких размолвок, потом пошли ссоры, инициатором которых, по понятным причинам, выступала молодая супруга. Да, она все понимала и винила себя, но ничего не могла поделать — страсть незаметно перерастала в полное неприятие, а с некоторого времени — даже в ненависть. И тогда он ушел из семьи. Точнее, из квартиры. Перебрался в свой дом на Истре. А позже, через подругу Риту, Анна узнала, что ее супруг закрутил шашни с дочерью президента Экстра-банка.
Эта молодая стерва возглавляет в банке отца кредитный отдел, владеет четырьмя языками и училась в Кембридже. Ну, конечно, какой Юркину интерес общаться со своей женой, у которой ничего нет, кроме десяти классов деревенской школы да трех-четырех коридоров универмагов, в которых пришлось провести молодые годы. О чем с ней дома разговаривать? А в постели? Вот то-то и оно. А ведь был момент, когда она, чтобы не отстать от мужа, быть ему ровней, даже учительницу себе наняла, и та учила ее правильно выражаться по-русски, все же украинская глубинка нет-нет да и давала о себе знать. И обо всем ей рассказывала — о политике, обо всех новостях, об умении правильно вести себя в обществе, в светской компании, одеваться, самой принимать гостей и так далее. Только, как оказалось, не пригодилась ей эта школа…
А подруга Маргарита, вместе с которой Аня работала в «Земфире», была единственным человеком, кто не порвал с ней отношений после того, как она якобы окрутила генерального директора, чтобы стать Юрки-ной. Такие разговоры тогда пошли, и они, собственно, и стали той главной причиной, по которой Аня прекратила всяческие контакты с бывшими подругами. Но чтобы знать, какими делами и, главное, слухами полнятся торговые помещения «Земфиры», было вполне достаточно Риты с ее длинным языком и острым слухом. Вот она и принесла, будто сорока на хвосте, убийственную новость. И уже после этого никакая совместная жизнь с мужем Анне не представлялась возможной.