«Не останавливаться,– сказал сам себе Кай, чей кратчайший путь домой лежал мимо осажденного дома,– и не смотреть на них…»
Сам сказал, и сам не смог удержаться от того, чтобы не глянуть на всадников. И всадники заметили его. Один – крепкий длиннорукий мужик в сияющем панцире, надетом поверх плотной кожаной куртки,– даже свистнул и заухмылялся, уцепившись взглядом за мальчишку. Он что-то крикнул раззявленным желтозубым ртом, но его товарищ, на чьем шлеме устрашающе торчали бычьи рога, злобно на него ощерился и, размахнувшись, звонко шлепнул открытой ладонью по панцирю. Кай, зажмурившись, бросился обратно, не рискнув пересечь улицу у дома рыбника. Он только успел услышать, как жалобно хрустнула, расколовшись, дверь и как радостно заревели нападавшие…
Оказавшись в кустах, он упал – не потому что споткнулся, а просто ноги отказались держать его. Лежа на земле, мокрый от росы, Кай неожиданно для себя всхлипнул. Он попытался встать – это получилось у него не с первого раза. Он поднялся и вдруг услышал приближающиеся шаги, это «кто-то» торопливо пробирался к нему со стороны мостовой. Несколько раз хрустнули ветви, обломанные грубой рукой. Кай поспешно опустился на корточки. Сверкнул огонь сквозь густой и высокий кустарник, заблестели красным и желтым отражения языков пламени на листьях.
Кай затаил дыхание, когда увидел прямо перед собой того самого желтозубого воина в кирасе. Оружия в его руках не было, только подожженная палка. Воин тяжело дышал, хотя через кустарник пробирался совсем недолго. Остановившись, он затоптался, далеко в стороны выставляя руку с импровизированным факелом. Огонь плескал на начищенную кирасу брызги кровавого света и на секунду осветил его лицо, остроскулое и тонконосое. Если бы воин догадался посветить себе под ноги, наверняка заметил бы Кая.
– Ну где ты, птичка?..– сквозь зубы вдруг проговорил желтозубый и свободной рукой зачем-то закопошился под кирасой.
Чувствуя, что еще один шаг – и воин наткнется на него, Кай, как мог неслышно, опустился на четвереньки и чуть подвинулся назад. Сломанная ветка, попав под его ногу, хрустнула. Воин вздрогнул и взмахнул факелом.
– Вот ты где! – громко и свободно сказал он и резко выдернул руку из-под кирасы.
Свесились и затрепыхались, как две обезглавленные змейки, кожаные шнурки, штаны воина с легким шорохом съехали вниз, обнажив нелепо забелевшие в темноте ноги. Не понимая ничего, Кай замер, съежившись в комок.
И тут же знакомая пещерная вонь накрыла его густым облаком. Желтозубый, подняв удивленные глаза куда-то за спину Кая, вдруг изменился в лице и дико заорал. А потом что-то чудовищной птицей метнулось над головой Кая – и голова воина взорвалась снопом красных капель.
* * *
Кай никогда не думал, что огры обладают способностью незаметно подкрадываться. Он всегда считал этих существ безмозглыми, грубыми и неотесанными дикарями, которые и знать не знают, что такое тактика, и которых искусный воин может искрошить добрый десяток, не особенно напрягаясь.
Когда воин с раскроенной головой мешком повалился навзничь, Ххар быстро вздернул мальчика за шиворот на ноги и легко толкнул в сторону. А сам, даже не вытерев окровавленный топор, напролом через кусты зашагал к мостовой. Прямо навстречу встревоженным воплем товарища грабителям.
– Не туда! – крикнул Кай и тут же осекся, поняв, что Ххар попросту отвлекает на себя врагов. Потому что хозяин приказал ему охранять мальчика и потому что слово хозяина – закон.
Ярко пылало окно дома Харла, и в этом тревожном лоскутном свете на мостовой перед домом рыбника винтом закрутилась яростная схватка. На огра бросились сразу трое. Первый, не ожидавший лицом к лицу столкнуться с громадным чудовищем, опешил только на мгновение, и этого мига огру хватило, чтобы могучим ударом топора наискось развалить ему грудную клетку от основания шеи до живота. Двое других закружились вокруг Ххара, выставив перед собой мечи, стараясь держать безопасную дистанцию. Один из них несколько раз замысловато свистнул, очевидно подавая какой-то сигнал. Огр зарычал и, перехватив топор, снял с пояса тяжелый и грубый нож…
Дальше Кай не стал смотреть. Будто очнувшись, он поднялся и пошел, раскачиваясь на ослабевших ногах. Бежать никак не получалось. Неожиданно перед мальчиком вырос глухой забор. Ударившись об него, Кай упал. Снова встал и побрел вдоль забора, который, как он помнил, должен вывести был его на улицу, чуть дальше дома рыбника. В голове у мальчика мутилось. То, что происходило вокруг, представлялось сплошным, вязким ночным кошмаром, и выбраться из него можно, только проснувшись. Но как это всегда бывает во сне, желаемое пробуждение все не приходило. Мальчик обессиленно брел вдоль забора и остановился, когда забор закончился. Осталось пересечь опасную мостовую, пробежать не больше сотни шагов – и он окажется дома.
Ступив на улицу, Кай не удержался и оглянулся. Мечущихся в неровном огненном свете теней стало больше – должно быть, к дому Харла подтянулось подкрепление. Но, судя по звону стали и воинственным выкрикам, огр еще держался. Набат по-прежнему гудел над городом, и теперь отовсюду неслись вопли перепуганных горожан и пересвист грабителей.
Вдруг что-то оглушительно треснуло внутри жилища рыбника, и крыша двухэтажного дома внезапно вспыхнула, будто облитая горючей жидкостью. На мостовой перед домом Харла стало светло как днем.
Кай увидел гарцующих коней, рвущихся прочь от пожара. Какой-то человек, голый по пояс, размахивая руками, в каждой из которых было зажато по длинному ножу, бегал от коня к коню, собирая их в кучу подальше от огня, не давая разбежаться. Увидел, как пятеро или шестеро грабителей наскакивают на огромного огра, словно псы на медведя, как Ххар, отчаянно отбивается топором и ножом, уже не успевая делать выпады. Вот меч одного из ночных налетчиков полоснул огра по груди – Ххар отпрянул, и копье с зазубренным наконечником глубоко вошло ему в спину. Человек, ударивший его копьем, быстро и сильно налег на древко, обломив копье так, чтоб наконечник остался в теле. Ххар упал на одно колено, но сумел раскрутить над головой топор, отпугнув сунувшихся к нему было врагов. Через минуту он поднялся, но снова упал на колени, когда еще одно копье ударило его в бок…
Собрав последние силы, Кай побежал. Огонь освещал ему путь, бросая под ноги изломанную тень. Он не заметил, как из кипящей схватки вынырнул низкорослый воин в тусклой кольчуге и рогатом шлеме – тот самый, что злобно щерился на убитого Ххаром желтозубого, и устремился за ним следом.
* * *
Матушка стояла на пороге. Увидев Кая, она сдавленно вскрикнула и бросилась к сыну. Мальчик прижался ней, не понимая, почему она тут же принялась отдирать его от себя, стремясь запрокинуть его лицо, почему дрожащими пальцами она ощупывает ему голову и отчего под ее пальцами так скользко и горячо.
– Больно? Больно?..– повторяла матушка.
Только заметив кровь на ее ладонях, Кай сообразил, в чем дело.
– Я не ранен! – заговорил он и сам поразился тому, как тонок его голос.– Это… не моя…
– Скорее! – послышалось из дома.
Матушка вздрогнула и потащила Кая в дом, в темную глубину комнат, где маячило совершенно белое лицо рыжего менестреля. Только когда захлопнулась дверь и вспыхнул масляный светильник, Корнелий больно схватил мальчика за руку и хрипло выкрикнул:
– Ххар?!
Ответить Кай не смог. Горло его вдруг стиснули горькие спазмы, а из глаз сами собой брызнули слезы. Корнелий отпустил его руку и замотал головой.
– Чтоб им всем… – скрипуче выговорил он.
Светильник, который он держал в руке, осветил стол с остатками покинутого ужина, инструмент на скамье и откинутую крышку погреба.
– Туда,– прерывисто дыша, сказал менестрель.– Быстрее!
– Давай, сынок… – подтолкнула матушка Кая.
Дверь с треском распахнулась. Маятная гарь уличного пожара, расцвеченная мутными огненными всполохами, ворвалась в комнату. Светильник выпал из рук Корнелия, разлился жидким пламенем по полу.
– С-сучье отродье!..– упершись взглядом в Кая, прошипел воин в рогатом шлеме и шагнул со двора в дом.
Масло на полу разгоралось сильнее. В свете огня матово отливала кольчуга воина, языки пламени, стремительно росшие к потолку, озарили оскаленное лицо воина багровыми отблесками. Кай похолодел – ему вдруг показалось, что это убитый желтозубый вошел в его дом. Нет… они просто похожи: воин в рогатом шлеме и тот, кто сейчас с разрубленной головой валялся в кустах у дома рыбника Харла. Очень похожи – острые скулы, тонкий нос, напоминающий птичий клюв… Только воин, который стоял сейчас перед мальчиком, много старше.
– Сучье отродье! – хрипло повторил воин и, подняв на уровень груди короткий и тяжелый меч, пошел прямо на Кая.
Корнелий отшатнулся назад таким судорожным движением, что с грохотом опрокинул стол. Матушка, вскрикнув, кинулась наперерез грабителю, а он, не глядя, отмахнулся от нее безоружной рукой. Матушка отлетела к стене.
Кай словно врос в пол. Страшная, невиданная им раньше ярость кривила лицо рогатого. Никто и никогда не смотрел так на мальчика. В узких глазах ночного налетчика клубилась черная муть убийства.
Пронзительно закричала матушка, и этот крик вывел Кая из плена оторопи. Он отпрыгнул назад – как раз в тот момент, когда рогатый, примерившись, размахнулся мечом. Матушка снова бросилась на врага и получила еще один удар. На этот раз гораздо сильнее предыдущего. Удар опрокинул ее на пол. Он закашлялась, замычала, плюя кровью. Путаясь в юбках, она пыталась подняться, но снова валилась, не в силах устоять на ногах.
Кай оглянулся.
Рыжий менестрель, выпучив глаза, как лягушка, распластался на полу рядом с опрокинутым столом. Полувздохи-полустоны слетали с его белых губ. Господин Корнелий был перепуган до смерти.
Не отдавая себе отчета в действиях, привычным движением Кай выхватил из-за пояса деревянный меч. Налетчик не засмеялся. С той же гримасой ярости, застывшей на лице, он отследил траекторию появления оружия и снова шагнул вперед. Кай сделал прямой выпад. Он не думал, что его неуклюжий удар повредит врагу. Скорее всего, он вообще ни о чем не думал. Просто безмысленно подчинился отчаянию боя, охватившего его с того момента, как он обнажил свое оружие. Рогатый легко отразил выпад, перерубив деревянный меч у самого перекрестья. Кай выпустил из рук обломок. Стук деревяшки об пол отрезвил его. Вскрикнув, мальчик подался назад. Хрупкий полый предмет лопнул под его ногами, протяжно и тоскливо запели, лопаясь, струны. Кай упал, ударился затылком и тут же увидел над собой стальную молнию гибельного замаха. И тогда снова закричала матушка, в третий раз бросаясь на воина. Она кошкой вцепилась в его руку – там, где кончался кольчужный рукав, не давая мечу опуститься на уготованную цель.
Рогатый завыл, кружась на одном месте, стараясь стряхнуть с себя намертво прилипшую женщину. В борьбе он потерял меч, со звоном полетевший ему под ноги, но очень скоро вновь овладел положением. Удерживая на правой руке матушку, тянувшуюся к его горлу, левой он начал бить ее по голове – не так, как бьют слабую женщину, а как бьют равного по силе мужчину.
Стоны, крики, потрескивание пламени и тяжкие удары обрели в сознании Кая материальные очертания. Как паутиной эти жуткие звуки опутали его, на время погрузив в мутное небытие. Словно сквозь толщу воды видел помертвевший мальчик, как рогатый воин отдирает от себя уже почти потерявшую сознание матушку. Как откуда-то сбоку, дико вереща, отгоняя собственным визгом смертельный страх, падает на дерущихся рыжий менестрель. Как клубок тел, извиваясь, катится по полу, сминая языки пламени, дальше, дальше – и наконец выпадает из поля зрения.
* * *
Омертвение прошло настолько, что у Кая получилось повернуть голову. Через минуту он даже поднялся на ноги. Темнота душной комнаты хранила безмолвную неподвижность, только кое-где еще тлело дерево пола. Привыкшие к сумраку глаза различили белый силуэт у стены. «Матушка…» – понял Кай. Словно отвечая на его немой зов, она пошевелилась и застонала. Мальчик доковылял до матери, упал на колени и приник к теплому телу. Дрожащие руки неожиданно крепко стиснули его. И, тотчас ослабнув, опали.
– Живой, живой… – прошептала матушка.
«Все кончилось… – уверял себя Кай, больше всего сейчас боявшийся, что тишина снова нарушится криками боли и насилия,– все уже кончилось…»
Хриплый стон заставил его поднять голову и повернуться.
«Корнелий»,– вспомнил Кай.
Даже не пытаясь встать, он пополз на звук. На середине пути под его ладонями лязгнул меч, испачканный чем-то густым, липким и холодным. Потом Кай наткнулся на тело, облаченное в металл кольчуги. В этом теле не было жизни, оно было остывающим тяжелым куском плоти – и это чувствовалось с первого прикосновения. Кай даже не вскрикнул. Он нисколько не испугался. Напротив, испытал чувство, похожее на радость. Враг мертв! Его больше не стоит опасаться. Мальчик услышал еще один стон и сменил направление.
Почти сразу же он увидел белеющее в темноте лицо менестреля. Несколькими секундами позже руки его нащупали податливое тело, облепленное пропитанной кровью одеждой. Корнелий что-то шептал в перерывах между стонами. Так тихо шептал, что мальчик вынужден был наклониться к самому его лицу, чтобы расслышать.
– С ней все в порядке… – проговорил рыжий, и Кай понял, что Корнелий видит его.– Она… ей надо отдохнуть… – Он натужно закашлялся, обдав лицо мальчика горячими мельчайшими брызгами.– Прямо в живот… – откашлявшись, как-то совсем по-детски пожаловался менестрель.
– Больно? – выговорил Кай.
– Нет… уже нет. Холодно. И пить хочется…
Мальчик дернулся, но менестрель неожиданно схватил его за руку ледяными мокрыми пальцами:
– Не надо… Останься…
Минуту он молчал. Потом заговорил снова:
– Я ведь… никогда не дрался… Никогда в жизни… Смешно… С самого детства прославлял чужие подвиги, а сам… ни разу не брал в руки меч… до сегодняшней ночи… А как ты… я… деревянной палкой… против стального клинка…
Корнелий снова закашлялся. Когда он заговорил, шепот его звучал хрипло и низко.
– …потому что это был мой путь,– менестрель продолжал свою мысль, начало которой не прорвалось наружу из его сознания.– У тебя… другой… Я вижу… Теперь вижу… Большой путь… Великий… – Он опять закашлялся и кашлял долго.– …Воин… – договорил менестрель свое последнее слово.
В темноте Кай не мог различить его взгляда, но чувствовал, что Корнелий смотрит на него, смотрит как-то особо, должно быть, потому, что рыжему менестрелю, как и всем обреченным, за мгновения до смерти открылась истина.
Поняв, что Корнелий больше не скажет ничего, Кай пополз обратно к матери, которая уже шевелилась, шурша одеждой. Но не дополз. На середине комнаты он потерял сознание.
* * *
С громким петушиным пением в городок Мари пришло утро нового дня. Горожане подсчитывали потери. Шесть домов, включая большой каменный дом рыбника Харла, в разной степени пострадали от огня. Более четырех десятков домов оказалось разграблено. Шестнадцать человек, пятеро из которых были стражниками, а трое – ночными караульными, погибло в стычках. Еще несколько десятков горожан были избиты или ранены. Нападавшие забрали с собой трупы своих товарищей. Кроме одного. Того, что нашли в доме гончара Гура. Труп воина в рогатом шлеме опознали. Он оказался ратником гарнизона герцога Халима, о чем городской голова господин Сули не замедлил сообщить своему властелину графу Конраду.
Спустя две недели после налета Конрад отправился к владениям герцога с большим отрядом воинов…
Впрочем, ничего этого Кай так и не узнал. Наутро стража принесла в их дом исколотое мечами тело дедушки Гура. Через день стражники вернулись и забрали тело. Старого гончара Гура, как и прочих погибших в ту злосчастную ночь, отцы города похоронили за счет казны графа Конрада на городском кладбище.
Пережитое отозвалось Каю. Три дня он пролежал в бреду. Не видел, как хоронили дедушку, не слышал, как приходили к нему друзья – Бин и Перси. А через пять дней после похорон матушка, едва оправившись от ран, продала осиротевший дом, откопала кошель с серебром, спрятанный в огороде, наняла повозку, и они с Каем навсегда покинули городок Мари.