В предчувствии изменения нашего статуса с наёмных рабочих на владельцев завода, отношение среди жителей посёлка к нам заметно менялось. Тот же Сергей Николаевич ежемесячно приглашал нас к себе в дом, знакомил с приезжавшими купцами и заводчиками. Мы довольно доходчиво объяснили управляющему, что основным поставщиком металла и деталей для ружейного завода видим Прикамский завод, что может заметно обогатить Алимова и увеличить прибыли завода. После ежемесячных молебнов, оплаченных деньгами и весомыми вырезками лосятины, отец Никодим с матушкой также прониклись к нам добрыми чувствами. Городовой не проявлял особых пристрастий, вполне удовлетворённый подарками. Поручик Жданов, как любой офицер, умеющий и любящий стрелять, регулярно выезжал с нами на охоту. Доктор с интересом обсуждал нашу точку зрения на болезни и медицину вообще, тоже не упускал случая встретиться с нами. Так, что званые обеды в доме управляющего стали практически обязательными для нас.
В одно из посещений дома на Господской улице Владимир удивил избранное общество заводского посёлка, приглашённое на обед управляющим. Небольшая кампания, состоявшая из главного инженера, поручика, командовавшего взводом заводской охраны, городового, доктора, единственного на сто вёрст вокруг, священника одной пока церкви, с супругами, у кого они были, практически еженедельно собиралась в казённом доме управляющего, самом большом здании посёлка. Все они воспринимали службу в Прикамске возможным трамплином для удачной карьеры, потому искренне интересовались заводскими делами, вполне заслуженно считая прибыльную работу завода главной своей задачей. К тому обеду Алимов приурочил показ недавнего своего приобретения - пианолы, выписанной вместе с самоучителем для двух своих дочерей, четырнадцати и шестнадцати лет. Пока девушки смогли показать лишь пару сыгранных гамм, зато Владимир с некоторой заминкой сыграл три прелестных мелодии, после чего спел несколько песен, пояснив, что написал их некий Макаревич. Лучшего способа завоевать сердце управляющего, и без того, довольного придумками обоих немцев, Вовка отыскать не мог. Гости знали, как близко к сердцу воспринимал Сергей Николаевич судьбы своих дочерей, о чём не преминул заметить в курительной комнате поручик Жданов новоявленному музыканту.
- Однако, Владимир Анатольевич, Вы рискуете оказаться в зятьях у нашего хозяина, - прикурив трубку, повернулся он к собеседнику, - или это часть Вашего далеко рассчитанного плана?
- Побойтесь бога, батенька, - закрылся рукой обескураженный Владимир, - мне скоро сорок лет стукнет, мы почти ровесники с Сергеем Николаевичем. Нет, портить судьбу юной девушки неравным браком, увольте. Да и положение в обществе моё оставляет желать лучшего, так, что даже не шутите в этом направлении. Подобными измышлениями мы может оскорбить нашего хозяина, и, - он улыбнулся, - я никогда не получу возможности вспомнить молодость, поиграв на пианоле.
Этот разговор молодой поручик, видимо, передал своим знакомым, потому, что вскоре о нём знали все жители посёлка, начавшие гордиться немцами. Всё же, обычные работяги, а утёрли нос барину-управляющему, знай наших. На фоне таких слухов происки местных вдовушек и родителей девиц на выданье резко активизировались в отношении нас обоих. Спасала нас почти круглосуточная занятость и присутствие в домах помощников, при которых гостям было трудно начать разговоры о женитьбе. Трижды приходили к нам в гости отцы девиц на выданье, под мелкими предлогами, ужинали и пили чай, но, так и не решались завести серьёзные разговоры. Видимо, играла не последнюю роль, наша спартанская и откровенно бедная обстановка в избушках. Поговорив о погоде и видах на урожай, гости уходили, не рискнув говорить о браке с таким не хозяйственным немцем. Хоть и мастер, а деньги в трубу выпускает, такой и семью не прокормит, лишь опозорит родню.
К Пасхе вернулся Лушников из столицы, выбив-таки разрешение на собственное оружейное производство в Сарапульском уезде, к которому относился Прикамский посёлок. Он нашёл в Питере нашего Никиту и привёз от него письмо, с приятными известиями. Наш друг устроился секретарём графа Кирилы Григорьевича Разумовского, покровителя Академии Наук, человека, приближённого к императрице. Подробности в письме Никита не давал, но, упоминал, что скоро может приехать, в составе той самой инспекции, направлявшейся для изучения нашей пушки. Такие новости радовали, более того, наше сообщение о скором приезде инспекторов поразило управляющего, повышая наш имидж в его глазах. Настолько, что Алимов придал нам рабочих и пару санных упряжек для работ по производству самодельного пороха. До этой поры порох мы производили в небольших количествах, руками наших учеников и своими. В ожидании инспекции управляющий расщедрился, намереваясь приготовить для испытания не менее сотни выстрелов нашим пушкам. Несмотря на помощь, сам процесс химических реакций при производстве пороха, знали мы трое и Валентина. Остальные парни, привлекаемые к работам, занимались исключительно вываркой целлюлозы, поддержанием огня и прочим неквалифицированным трудом.
Вернувшийся Лушников развил кипучую деятельность по строительству оружейного завода и не только. Этот полный светловолосый мужчина с окладистой русой бородой, оказался очень интересным человеком. В своей общительности превосходил, пожалуй, нашего Никиту, проявляя чудеса коммуникабельности, но, без занудности и приставания. Акинфий Кузьмич оказался знатоком прибауток и поговорок, густо пересыпая ими свою речь. Вопреки нашему мнению о богатых купцах, он чаще улыбался, чем мы трое вместе взятые, практически, предваряя рекомендации Дейла Карнеги. Узнав, что Володя умеет играть на пианоле, уговорил его заниматься со своей старшей дочерью Катериной, довольно симпатичной девицей на выданье, за месяц купил в Казани и привёз ей пианолу. Катерина, подобно отцу, разрушала все стереотипы купчихи, этакая худенькая шустрая девушка, хохотушка и затейница. Первым же делом, после знакомства с Володей, она организовала наш выезд в свою родную деревню Бугры, на полпути между Прикамском и Сарапулом.
Добрались туда мы под утро воскресенья, на специально нанятых подводах, отправившись в путь с вечера. Там, в родовом доме, Акинфий Кузьмич, устроил фуршет по-староверски. Мы не задумывались, что наш компаньон старовер, оказывается, почти всю торговлю по Каме держали староверы, впрочем, как и по другим рекам России. В его деревенском доме накрыли длинные столы, к которым степенно подходили соседи с семьями, приехали два купца из Сарапула, также с жёнами и детьми. В нашем прошлом староверы, даже нарочито крестившиеся двумя перстами, были безнадёжно испорчены советской властью. Здесь же, приходили вполне вменяемые люди, разговаривали о делах, шутили, смеялись и пели. Несколько своеобразная одежда, в основном из домотканых тканей, да чёткое распределение кружков по интересам, девушки с девушками, мужчины с мужчинами, только и отличали эти посиделки от прочих, увиденных нами за полтора года.
Нет, было ещё одно отличие, полное отсутствие спиртного на столах и ни намёка на табачные изделия. В заводе многие рабочие и охранники курили трубки, заполняя их ядрёным самосадом. В нашем кругу, куда нас усадил хозяин дома, кроме знакомства с многочисленными родственниками Акинфия и соседями, обсуждали наиболее выгодное место для строительства ружейного завода. Потому, как разрешение на завод было получено без приписных крестьян. Видимо, кто-то из чиновников решил подшутить над самоуверенным купчиной из провинции, не вписав, как обычно, в указ о строительстве завода, список деревень, где разрешено брать рабочих. Все окрестные селения на семьдесят вёрст вокруг были приписаны к Прикамскому заводу, нечего даже пытаться уговорить Алимова поделиться рабочими руками. Даже, если подобное удастся, первые же ревизоры снимут такого управляющего за самоуправство.
Так и выходило, что рабочих придётся искать в Сарапуле, да отправлять вербовщиков по ближайшим городам. Тут мы не спорили с хозяином, понимая его опыт именно в таких делах. Зато по месту строительства завода были непреклонны, необходима водяная плотина, с возможностью устройства привода от водяных колёс. Мы с Вовой догадывались, что снижать себестоимость нашего оружия придётся исключительно научно-техническим прогрессом. В данном случае, до семидесяти процентов ружейных деталей и основания патронных гильз мы собирались штамповать. Для этого нужен был мощный молот, ясное дело, не ручной. Рабочим должна была остаться слесарная обработка и сборка ружей, да снаряжение патронов. Вопрос о количестве слесарей, столяров и рабочих других специальностей, с нашим компаньоном обсуждался не раз, всё было обговорено и согласовано. Здесь, в Буграх, Акинфий Кузьмич, не только показывал своим родным и близким, как далеко смог продвинуться, но, и обсуждал, кого и где можно нанять.
Кроме редких свободных мастеров, много было рабочих на оброке, тех же столяров и плотников, годами не появлявшихся в имениях своих господ, отправляя туда оброк деньгами, а не натуральным продуктом, как большинство крестьян. Потому и бродили по России с выправленными документами работные люди, отпущенные барином за звонкой монетой. Кто честно привозил обещанные деньги, кто годами не отправлял ничего, ссылаясь на плохие заработки. Некоторые откровенно кидали своих хозяев-бездельников, не собираясь выплачивать оброка. Таким образом, с помощью родственников Лушникова, дальновидно предложивших нам в подмастерья своих сыновей и племянников, не достигших пока восемнадцати лет, мы набрали почти полсотни рабочих на будущий завод. Заодно познакомились с четырьмя купцами и двумя десятками родных и друзей нашего компаньона.
Обратный путь в Прикамск, опять ночью, даже под теплыми тулупами, не доставил особого удовольствия. На работу мы вышли утром замёрзшие и толком не выспавшиеся, надеясь подремать в обеденный перерыв. Лушников же, приехал на следующий день, удивляя своей энергией. До позднего вечера вместе с ним мы осматривали место будущей плотины в десятке вёрст от Прикамска, в наше время там блестели полтора десятка прудов рыборазводного хозяйства, знаменитого на всю Россию. Мы решили, что небольшая запруда на речке Пихтовке вполне под силу даже нам, начинающим заводчикам. Определив место, вернулись домой за полночь, отдав всю инициативу по строительству плотины Акинфию Кузьмичу. Начиная с этого дня, личной жизни у нас не осталось. Слава богу, что пришло лето с долгими светлыми вечерами и короткими ночами.
Почти неделя ушла нас на увольнение с завода, четыре дня из них мы уговаривали Алимова нас отпустить, буквально шантажируя его перспективой сотрудничества. Положительную роль сыграла и предстоящая инспекция по проверке наших пушек. Очередной раз мысленно мы похвалили себя, что сказались немцами, иначе, быть бы нам крепостными. В глазах Сергея Николаевича, буквально читалось огромное желание посадить нас в холодную, а на работу водить в цепях. Думаю, он не раз пожалел, что помог Никите отправиться в Санкт-Петербург. Не знай, никто о нас в столице, дальше первой рогатки на тракте мы бы не уехали. А тут два комплекта документов, удостоверяющих нашу личность и подорожная до столицы, предусмотрительно не показанная Алимову, заметно повышали нашу независимость. О втором комплекте бумаг, мы, естественно, управляющему и городовому не говорили, опасаясь, что те просто спрячут наши паспорта. Но, слава богу, всё обошлось. Перспектива большой прибыли от поставок на будущий ружейный завод перевесила обиду от нашего увольнения. В результате, в начале июня мы оказались безработными заводчиками, приступив к строительству собственного производства.
Лушников развернул настолько активную стройку плотины и будущих заводских сооружений, что нас брала зависть. Если бы так строили в наше время! За две недели, нанятые им рабочие, выстроили плотину, куда навесили три водяных колеса, изготовленных, пока шло строительство. Затем, ещё две недели ушли на устройство запруды и отведение потока воды к выстроенной плотине, на водяные колёса. С этого момента счёт времени пошёл на дни, а мы стали появляться на строительстве не раз в неделю, а каждый вечер. Для этой цели пришлось купить нам по мерину, обучаясь верховой езде. Первое время половину пути от Прикамска до деревни Таракановки, что была в полуверсте от нашей запруды, приходилось идти вслед за своим конём, но, вскоре мы достаточно окрепли, чтобы освоить тяготы верховой езды довольно быстро. Так вот, ежедневные наши поездки в строящийся заводик на речке Пихтовке, становились всё более лёгкими и приятными.
Акинфий заразил нас своим рвением к работе, стремлением быстрее начать производство. Не успели выстроить заводские постройки, растущие не хуже грибов, как он организовал строительство домов и бараков для рабочих. Каждый день по пути в Таракановку мы обгоняли подводы с кирпичом, что везли из Сарапула и деревни Бабки для печей. Мы с Владимиром, тоже не дремали, разместив на Прикамском заводе выгодный заказ на кровельное железо, две сотни кованных шестигранных прутков под стволы будущих ружей, листовое железо, из которого мы собирались вырубать оружейные детали. Не забыли и медный лист под капсюли и гильзы, прочие мелочи, в том числе и детали под будущие станки. Их Володя спроектировал, учитывая опыт постройки предыдущих моделей.
С наступлением тёплых дней Лушников переехал в Прикамск, выстроив здесь дом, буквально за три дня его подвели под крышу, крытую кровельным железом. В этом доме и обучал по вечерам Володя старшую дочь нашего компаньона игре на пианоле. Далеко слышны были тёплыми майскими вечерами неумелые гаммы ученицы и шлягеры наших лет в исполнении педагога, от 'Подмосковных вечеров', до песен 'Машины времени' и 'Воскресенья', их мы полюбили со студенческой поры. Несколько раз, после вечерних тренировок, ополоснувшись в баньке, я не выдерживал, пробирался окраиной к этим певцам, чтобы посидеть в приятной кампании. Порой рисковал спеть хором, это я люблю, жаль, голос мой не все воспринимают адекватно. Чтобы не чувствовать себя третьим лишним, стал брать с собой Ирину. Других девушек в моём окружении не было.
Ира и Катерина дополняли друг друга, одна чернобровая точёная красавица, с плавными и точными уверенными движениями. Другая непоседа, курносая блондинка-хохотушка, не способная высидеть у пианолы больше десяти минут. Несмотря на разницу в возрасте и социальном статусе, девушки легко поладили, даже начали перешёптываться, хихикая о своём, пока мы с Володей пели или разговаривали. Ближе к ночи приезжал отец Катерины, девушки отправлялись на первый этаж, женскую половину дома, а мы садились обсуждать рабочие проблемы, попивая крепкий чай. Не обычные заваренные травы, к которым привыкли за последние полтора года, а настоящий китайский чай. Его купец привозил с Нижегородской ярмарки. Впервые за всё время проживания в Прикамском посёлке, эти два месяца, май-июнь 1772 года, несмотря на огромную загруженность, мы успевали работать и отдыхать. Володя, наконец, поддался уговорам моим и Акинфия, поручив изготовление новых станков нанятым рабочим. Рискнул изготовить новинку не своими руками, от чего первое время даже ещё больше переживал, проверяя работу своих подопечных по несколько раз на день.
В начале июля, в самую жару, прибыла инспекция из столицы, в составе двух офицеров и нашего Никиты. Руководил инспекцией подполковник Михельсон, вероятно, тот самый, будущий победитель Пугачёва. Особого впечатления на нас он не произвёл, довольно занудный дядька, лет на десять старше нас. Для своего звания достаточно стар, потому, видимо и будет так лютовать при подавлении восстания, стремиться использовать последний шанс продвинуться на полную катушку. Правда, он об этом не знал, честно и придирчиво изучая нашу пушку. Даже по его вопросам, на многие из которых мы не могли ответить, стало ясно, что службу Михельсон провёл не на паркете. Больше всего заинтересовал Михельсона, как ни странно, наш лафет с железными колёсами, при установке орудия на позицию, поднимаемыми вверх. Именно лафет он осматривал самым внимательным образом, заставив провести ходовые испытания обоих орудий по болотистой местности и твёрдым дорогам. Почти неделю мы с рабочими катали орудия вокруг Прикамска, наматывая необходимые вёрсты, въедливый подполковник сопровождал нас на коне, невзирая на палящее солнце. Только убедившись в достаточной прочности ходовой части, он разрешил приступить к стрельбе, опять же со своими примочками. Наших рабочих он до орудий не допустил, поставив на стрельбы двух ветеранов из заводской охраны, имевших дело с пушками на службе.
Оказывается, таким образом, Михельсон проверял надёжность орудий, не поведёт ли ствол, не забьется ли затравочное отверстие и прочие мелочи. Убедившись в достаточной надёжности пушек, начальник инспекции разрешил нам продемонстрировать эффективную скорострельность, с повышенной дальностью стрельбы. Лёгкость орудий инспекция отметила сразу, пытаясь проверить утроенными зарядами, не разорвётся ли ствол со столь тонкими стенками. Наше изделие выдержало все издевательства, включая сбрасывание с высоты в три метра на камни. В целом инспекцию Михельсон признал вполне успешной, подписав рапорт о рекомендации орудий для армейских испытаний.