Но Пит, Пит, каков стервец! Такого поворота в нашем плане не было. Теперь я понял, почему Пит не взял лишний акваланг – он или кто-то из его парней махнулись местами с языком. Все получилось так, что лучше не придумаешь: и глиссер на плаву, а значит, если за ним наблюдают, не покажется подозрительной его неподвижность после лихорадочной спешки команды во время посадки, и "дельфины" живы-здоровы, а их противники пошли рыбам на корм, и язык в коконе мини-подлодки. Блеск!
Пит поднялся на борт, когда "малютка" зашла в подводный шлюз. Оказалось, что на глиссере рулил он сам. Пит оставил его в узком проливчике, где суденышко крепко засело среди скал. Быстро разыскать глиссер было проблематично, а при первом же шторме от него только перья полетят. Да, с Питом мне повезло…
Опасаясь подлодки противников, мы заплыли в такой скальный лабиринт, что я даже начал опасаться за судьбу бедолажной "Сидни". Но Боб Миллер только снисходительно улыбнулся в ответ на мои переживания и сомнения – мол, чего взять с сухопутного салаги, впервые ступившего на борт судна; все будет в лучшем виде. Я ему поверил, хотя и скрепя сердце – профессионализм отличное дело, но иногда даже в гениальную задумку вмешивается его величество господин Случай. И тогда, как говорят мои дорогие хохлы, не трать, кум, зря силы, спускайся на дно.
Языком оказался крепкий парень лет двадцати пяти с ярко выраженной семитской внешностью. Он долго не мог опомниться от вынужденного путешествия под водой, где с ним обращались как с манекеном: сначала топили, затем спасали, натянув кислородную маску, а потом запихнули в тесный отсек, где можно было только лежать. Нос "малютки" представлял собой стеклянную выпуклость, похожую на лоб дельфина, и боевые пловцы могли наблюдать за подводным миром. Представляю, что пришло в голову пленнику, когда он очухался и посмотрел через этот иллюминатор…
Однако толку от него было как с козла молока. Он упрямо молчал, хотя мы обращались к нему на всех языках, какие только знали. А вместе моя группа владела шестью европейскими, двумя афганскими – пушту и дари, арабским и японским. Не считая, естественно, прочих, на которых говорили бывшие граждане Советского Союза.
Тогда за дело взялся Пит. Первым делом я отправил в каюты слабонервных – Слоули и Трейни, – им наши диверсантские штучки были в диковинку, и Кей – эту уже по другой причине: чтобы показать свою власть. А то разболталась, понимаешь ли…
Вот тогда, как оказалось, я и допустил промах, как две капли воды похожий на облом "ледяных драконов" в Лимассоле. Правда, вместе с Питом, но поскольку я руководил группой, то с меня и спрос.
Едва мы привязали языка к мачте, чтобы поспрашивать по-своему, как он хрипло засмеялся каким-то загробным смехом, потом резко мотнул головой, щелкнул зубами и спустя десять секунд забился в пляске святого Витта с пеной на губах. Через полминуты все было кончено. Безмолвный язык превратился в окоченевший.
– Мать твою… – ругался Пит, стуча себя кулачищем по голове. – Дубина стоеросовая… Ведь можно было предположить…
– Ладно, не казнись. Я тоже хорош, – похлопал я его по плечу. – Кому-кому, а мне нужно было обстоятельно подумать, прежде чем вздернуть его на дыбу. Ампула с ядом под фиксой – эка невидаль. Оказывается, теперь такой гадостью снабжают даже молокососов, – кивнул я в сторону "похоронной команды" в составе Хуго и одного из "дельфинов" – они как раз привязывали к ногам пленника какую-то железяку.
Пит в ответ на мои утешения только махнул рукой и поплелся в свой кубрик. Я посмотрел на безутешного Слоули, страдавшего по не вернувшейся "мухе", и последовал примеру старшего группы подводных пловцов. Боб осторожно выводил "Сидни" на свободную воду. Теперь уже можно было брать курс на Сен-Тропез.
Лондон, Нью-Кент-роуд
Конспиративная квартира номер семь оказалась довольно тесной комнатушкой в доме послевоенной постройки с ужасной архитек-турой. Ее окна выходили на Нью-Кентроуд, звукоизоляция была паршивой, и Беннет, маявшийся ночью из-за зубной боли, морщился, когда уличный шум достигал апогея. Он так и не успел забежать к зубному врачу, обошелся анестезирующими лекарствами, и теперь с невольным трепетом прислушивался к пульсирующим болезненным толчкам в нижней челюсти с правой стороны. Проблему с зубами Арч получил, работая некоторое время в Индокитае. Всего лишь полгода без витаминов на полуголодном пайке – и почти пять лет борьбы с пародонтозом, так до конца и не сдавшим свои позиции.
В комнате чувствовалась запущенность и неухоженность. Этой конспиративной квартирой пользовались очень редко, а последний год она вообще находилась на консервации. Беннет был здесь впервые, хотя и знал о ее существовании как один из ближайших помощников босса.
Впервые своего босса Арч увидел в Пакистане, где вместе с сотрудниками ЦРУ готовил разведчиков для афганских моджахедов. Папаша Шиллинг (тогда его звали Тэд Хартли), в отличие от остальных кадровых сотрудников МИ-6, занимался всем понемногу, а конкретно – вообще непонятно чем. Он нередко уходил с караванами пуштунов через горные перевалы на территорию, контролируемую советскими войсками. Однажды его привезли оттуда раненным, но, в отличие от многих других, в Англию Хартли не вернулся, а, провалявшись в госпитале около двух недель, снова начал мотаться по всему Пакистану, в том числе и по лагерям афганских беженцев.
Только спустя годы Арч наконец сообразил, что за миссия была у Папаши Шиллинга: он занимался созданием резидентур МИ-6. Все войны когда-нибудь заканчиваются, так же, как и разрядка, но работа внешней разведки продолжается в любых условиях, при любых режимах, без выходных и отпусков.
Беннет до сих пор так и не понял, почему Тэд Хартли положил на него глаз. Арч был одной из многих тягловых лошадок английской разведки, пашущих на ниве афганской войны, и единственное, что отличало его от коллег, так это достаточно приличное знание русского языка. И тем не менее Папаша Шиллинг перевел его в свое подразделение, которое, как потом узнал Беннет, считалось в МИ-6 элитным.
Не обошлось и без проверки в экстремальных условиях – это был стиль Тэда Хартли. Однажды он взял с собой Арча в очередной вояж по территории Афганистана, где шурави, так называли моджахеды русских, зажали группу в горном ущелье и долбили сутки, выковыривая из пещер. Беннет так и не узнал, входила в планы Папаши Шиллинга эта мясорубка, или все получилось случайно. Потеряв около восьмидесяти процентов личного состава группы, они в конце концов прорвались в Пакистан. Для этого им пришлось подниматься на такие скалы, что и спустя годы Арч вспоминал это восхождение с ужасом. Но больше всего Беннета поразил новый босс. Несмотря на преклонный возраст – он годился ему в отцы, Хартли никогда не жаловался на усталость и всегда шел впереди, удерживаясь на отвесных скалах с цепкостью клеща.
Впрочем, его достоинства уравновешивались недостатками. Тэд Хартли был снобом, каких поискать. Наверное, сказалось его происхождение – он являлся отпрыском богатого и знатного семейства, ведущего свою родословную едва не от рыцарей Круглого стола. Как бы там ни было, но Папаша Шиллинг был патологически скуп, хитер, коварен, отвратительно высокомерен, несмотря на способность к мимикрии, когда он пытался выглядеть простаком и плебеем, и циничен, как могут быть циничны только представители высшего света, считающие, что в их жилах течет голубая кровь, а значит, остальных можно считать человеческим мусором.
Арч иногда поражался его связям. Когда у них случались провалы в работе, Папаша Шиллинг совершенно не боялся идти на ковер к начальству. Наверное, будь у него такое желание, он мог возглавить МИ-6. Но босс Арча любил оперативную работу и вовсе не хотел прозябать в кресле функционера разведки.
Папаша Шиллинг был богат. Его семья владела тысячами акров земли и несколькими поместьями. Когда заканчивалось рабочее время, он превращался в холеного джентльмена, занимающегося (для окружающих) каким-то доходным бизнесом, вхожего в Букингемский дворец и проживающего в загородной вилле весьма солидных размеров и соответствующей стоимости. Арчу довелось несколько раз видеть его в окружении знати, и он должен был сознаться сам себе, что его босс общей картины не портил.
– Мечтать хорошо на пенсии, Арч…
Беннет вздрогнул от неожиданности: задумавшись, он не услышал, как в комнату вошел Папаша Шиллинг. Сегодня он принял образ замученного язвой холостяка в потрепанном костюме и с давно вышедшим из моды портфелем в руках; в нем, по идее, должны были лежать запасные носки, гигиенические салфетки и бутылка виски. На самом деле его босс держал в этом уродливом страшилище из кожи подохшего от голода крокодила совершенно секретные материалы, заключенные в специальный пенал, при вскрытии которого посторонними они мгновенно превращались в пепел, и пистолет системы "Вальтер" времен Второй мировой войны. Он таскал его с собой повсюду, хотя Арч ни разу не видел, чтобы Папаша Шиллинг, а в прошлом Тэд Хартли, из него стрелял. Наверное, это была какая-то реликвия, память о бурной молодости. А возможно, старый скряга угрохал из "вальтера" очередную воздыхательницу, нацелившуюся на его миллионы, и теперь пистолет стал его трепетно любимым фетишем.
– Какие-то проблемы, сэр?
Встреча на Нью-Кент-роуд была внеплановой и подозрительно срочной – с боссом Арч был в контакте всего два дня назад. У Папаши Шиллинга и без него дел хватало – кроме операции "Троянский конь", босс курировал еще, как минимум, десяток других, потому они виделись нечасто. Мало того, что о конспиративной квартире номер семь знали только самые доверенные люди – их насчитывалось от силы пять-шесть человек, но сюда приходили очень редко и только на особо важные и засекреченные встречи, притом не с рядовыми сотрудниками или стукачами, а с руководителями подразделений и спецгрупп.
– У вас неплохое чутье… – Папаша Шиллинг, покопавшись в своем крокодиловом чудовище, достал огромный сандвич, разделил пополам… и одну половину протянул Арчу! – Держите. Надеюсь, вы голодны.
Ошарашенный Беннет машинально взял и почувствовал, как вместо слюны во рту мгновенно пересохло, словно после глубокого похмелья, – невиданная щедрость босса сразила Арча наповал.
– В игру вступили спецслужбы русских, – сообщил Папаша Шиллинг, усаживаясь в дохнувшее пылью кресло.
– Скверно, – вынужден был согласиться Арч – кусок сандвича в руках, с которым он не знал, что делать, есть или куда-нибудь положить, выставлял Беннета круглым идиотом.
– Ешьте, ешьте… – проворчал босс Арча, вгрызаясь зубами в сандвич. – Когда я волнуюсь, у меня просыпается зверский аппетит.
Беннет последовал его примеру, хотя у него-то как раз все было наоборот – в стрессовых ситуациях Арчу есть не хотелось вообще. А сообщение Папаши Шиллинга вкладывалось в графу "Неприятности" словно патрон в барабан револьвера.
Арчу приходилось работать против русских. И не раз. Правда, он не участвовал в играх по высшей категории, где шла долгосрочная разработка "кротов" в самой системе МИ-6 или внедрение обстоятельно залегендированных агентов-нелегалов в страны социалистического лагеря. Большей частью он выполнял разовые акции, иногда чисто диверсионного характера. Особенно в Афганистане. Ему довелось в районе Гиндукуша буквально на собственной шкуре испытать высокий профессионализм русских спецназовцев.
Бой завязался на встречных курсах. Это был третий рейд Арча по афганскому приграничью с Пакистаном. На этот раз он шел с группой Нигматуллы, чтобы помочь моджахедам выбить из какого-то вшивого кишлака русских десантников, соорудивших там блокпост, державший под контролем перевал, через который переправляли оружие. Задача Беннета сводилась к работе со спецтехникой под кодовым названием "Стом". Это была новейшая по тем временам разработка электронно-акустической пушки; ее со скрипом решились направить на полевые испытания в боевой обстановке. Однако доверить это чудо военной техники малограмотным моджахедам начальство не согласилось. И тогда после десятидневной подготовки в качестве оператора пушки – "Стом" к артиллерии имел примерно такое отношение, как компьютер к мясорубке, – Арча отправили в совершенно безумный поход к блокпосту русских, больше напоминающему неприступную горную крепость, чем временное войсковое сооружение. Правда, Беннет подозревал, что истинной причиной нежелания английских разработчиков пушки довериться афганцам была патологическая торгашеская сущность моджахедов – они толкали на черном рынке не только автоматы Калашникова, пулеметы "М-60" и гранатометы "брунсвик", но и секретные "стингеры". Доверенный ему "Стом" должен был разрушить циклопическую каменную кладку блокпоста, своего рода баррикаду, закрывавшую вход в огромную пещеру, где находился источник воды и большие запасы продовольствия и боеприпасов. В этой естественной каверне в толще скал можно было безбоязненно сидеть до нового потопа.
Отряд Нигматуллы столкнулся с группой русских разведчиков-диверсантов, что называется, лицом к лицу в узком ущелье, откуда в сложившихся обстоятельствах был всего один выход: на небеса, к Творцу всего сущего. Такой бойни Арч в жизни не видел. Стрелять было поздно, да и нельзя, чтобы не поразить рикошетом своих, а потому моджахеды и русские сошлись в рукопашной.
Беннету повезло. По возвращении в Англию он, человек не шибко верующий, пожертвовал на нужды церкви пять тысяч фунтов стерлингов – почти все то, что обещал Всевышнему, когда десантный нож здоровенного русского, уже сделавший на шкуре Арча две отметины, нацелился ему под сердце.
Беннета, как ни смешно, спасла маленькая красная кнопочка пульта дистанционного управления, хранившегося под одеждой в виде медальона. Во избежание рассекречивания пушки в случае экстремальной обстановки оператор должен был подорвать "Стом", в который заложили мощный заряд пластиковой взрывчатки. И в последний миг между жизнью и смертью Арч, вместо того чтобы по-пытаться сблокировать выпад ножом, сорвал предохранительный колпачок и судорожно сжал медальон в кулаке.
Взрыв разметал всех – и своих и чужих. Брошенный им "Стом" лежал в двух-трех метрах, и взрывная волна швырнула на него русского спецназовца, как соломенный куль. Что и предохранило Арча от осколков металла и каменного града.
Когда Беннет выполз из-под тела русского, ущелье напоминало картину ада: растерзанные тела, везде кровь и стоны умирающих. Он даже не стал проверять, не остался ли кто из группы Нигматуллы в живых – вдали послышался приближающийся рокот винтов "вертушки". Видимо, русские спецназовцы успели вызвать подкрепление. Схватив чей-то автомат, Арч поковылял в ту сторону, откуда пришли моджахеды. Его подобрали пастухи на четвертые сутки после боя возле горного ручья, где вконец обессилевший Беннет приготовился к смерти…
– Не могу понять… – Папаша Шиллинг достал свою неизменную "гавану" и стал жевать ее кончик. – Не могу понять, с какой стати русские спецслужбы решили вмешаться в наши проблемы с принцессой Дианой и Доди?!
– Вмешательства идут на агентурном уровне?
– Если бы… – Босс Арча вдруг замолчал и, как показалось Беннету, посмотрел на него с сомнением.
Арч изобразил полную невозмутимость и понимание секретности вопроса – есть вещи, о которых должен знать только руководитель, а потому он, Беннет, совершенно не имеет претензий к шефу за его объяснимую скрытность.
– Арч, вам нужно поехать на Кипр. Там, на нашей базе в Ларнаке, вы встретитесь с сотрудником СИС, отвечающим за… в общем, за не-которые нюансы в операции "Троянский конь". Получив от него информацию, действуйте, сообразуясь с обстановкой. Нам просто необходимо – жизненно необходимо! – определить, кто у нас на пути – ФСБ или ГРУ, – сколь-ко их, где база этой группы и что у них за задание.
– Сэр, я не думаю, что это реально.
– Мы подключим все наши силы в средиземноморском регионе. Вплоть до военноморского флота и подразделений коммандос. Задействуем дипломатов, связи в русских коммерческих структурах и резидентуры.