– Пусть уезжают?
– Немедленно. И для страховки где-нибудь в пути необходимо им доходчиво объяснить, что язык следует держать за зубами.
– Доходчиво? Вы намекаете на Эйприл?
– И дайте ей напарника. Для прикрытия и страховки. Только пусть не переусердствует! Она должна представиться как соратник виденного женщинами ликвидатора. И, понятное дело, уж никак не русской.
– Может, Эйприл сыграет роль ирландской сепаратистки?
– В вашем предложении есть что-то… – Папаша Шиллинг на несколько секунд задумался. – Отличный ход! – воскликнул он, просветлев лицом. – Этим мы убьем двух зайцев: замаскируем "русский" след и замотивируем наш интерес к событиям в Лимассоле. На всякий случай.
– Будет исполнено, сэр.
– А что касается израильтян… их присутствие на Кипре меня вдохновляет… – На какой-то миг лицо Папаши Шиллинга превратилось в живую маску коварства и жестокости.
Арч невольно поежился – не хотел бы он когда-нибудь стать на пути этого дьявола в человеческом обличье.
– С Джоном Холденом я переговорю лично. – Босс Арча ехидно покривил тонкие бесцветные губы. – Он мне кое-чем обязан.
– Сэр, я так понимаю, мы должны сворачиваться?
– Да. Все, что нам было нужно, мы узнали. За исключением одного: не пронюхали ли русские спецслужбы об операции "Троянский конь"? А ежели так, то каким образом и почему они проявили к ней повышенный интерес? Но здесь мы уже ничего не выжмем. В особенности если в контригру включилось ГРУ… – Папаша Шиллинг кисло поморщился. – Задействуем другие каналы.
– События вступают в завершающую фазу? – испытующе глядя на босса, спросил Арч.
– Уже вступили. Завтра прибудет подкрепление. В том числе и команда боевых пловцов.
– Доди и Диана объявили о помолвке? – догадался Беннет.
– Нет. Но помолвка состоялась. Пока все держится в глубокой тайне. Они отправляются, как мы и предполагали, в своего рода свадебное – или предсвадебное – путешествие по Средиземноморью. На яхте аль-Файедов.
– Сэр… – Арч замялся. – Сэр, нам дали разрешение на ликвидацию?
– Мы постараемся держаться в стороне до последнего, – несколько туманно ответил Папаша Шиллинг. – Руководить операцией я буду лично…
Море спало. Мерно шлепали весла – Арч не захотел будить ночную тишину ревом моторки, – и тяжелая черная вода отступала назад, уступая место мелкой волне, покрытой позолотой портовых огней. На душе было мутно и неуютно.
Почему босс не захотел, чтобы полиция киприотов раскручивала "русский" след? С какой стати он так взвился, когда Арч упомянул Интерпол? Ссылка на оперативный анализ была более чем неубедительна, и Папаша Шиллинг даже не попытался ее подкрепить более вескими доводами. Не счел нужным? Тогда из каких соображений? Или он уже считает Арча "отработанным материалом", подлежащим "зачистке" в финале операции "Троянский конь"?
Тревога змеей вползла в мысли агента МИ-6, и он невольно начал вспоминать, на кого можно положиться, если босс решит от него избавиться.
Когда шлюпка причалила, Арч Беннет был в полном отчаянии. Ему хотелось немедля достать пистолет и раз и навсегда выпустить из черепной коробки все то дерьмо, которое накопилось за годы службы в разведке.
Киллер
Марио к завтраку опоздал. Когда он появился в гостиничном кафетерии, мы уже пили чай. Эрнесто выглядел на удивление бодрым и хорошо выспавшимся. Похоже, вечером он пропустил не более двух-трех рюмок. Наверное, последние события заставили его взяться за ум.
Кестлер вел себя как ни в чем не бывало. Он с аппетитом ел, шутил и заигрывал cо смазливой официанткой. На меня Педро посматривал с веселым любопытством – но не более. Артист…
Марио позавтракал с немыслимой быстротой, будто куда-то спешил. На наши редкие вопросы – обычный треп, ничего существенного – он отвечал кратко и иногда невпопад. Было заметно, что он взволнован, хотя и пытается это скрывать.
После завтрака он мрачно кивнул, приглашая следовать за собой, и я поднялся в его номер. Там, не говоря ни слова, он ткнул мне в руки несколько утренних газет.
– Извини, Марио, но я пока не научился читать по-французски.
– Ах да… – Он забрал газеты и с отвращением швырнул их на софу. – Вчера ночью в порту обнаружены тела русских киллеров.
– Дон Витторио скор на решения…
– Чересчур скор, – с угрозой буркнул горбун.
– Но как ты узнал, что это именно те люди, кого мы ищем? Или ажаны нашли какие-то документы?
– Нет, никаких бумаг в карманах мертвецов не обнаружено.
– Тогда я не понимаю…
– В газетах опубликованы фотографии убитых. И я их опознал – перед вылетом в Европу дон Фернандо дал мне возможность ознакомиться с досье каждого из этих придурков.
– Странно… – пробормотал я задумчиво.
– Что именно?
– Почему их нашли?
– Ты думаешь?..
– Не думаю – уверен. Люди дона Витторио даже не позаботились "поработать" над физиономиями убитых.
– Большой Дон выполнил нашу работу… – Марио покачал головой. – И наверно, сейчас шлет победные реляции боссам Синдиката. Помощничек…
– Я считаю, что наша четверка в Марселе – это острый шип под задницей дона Витторио. Нам нужно или немедля убираться, да подальше, или принимать бой.
– Неужто Дон решится на прямую конфронтацию с Синдикатом?
– Он чересчур хитер и могуществен, чтобы "засветиться". Мы просто исчезнем – и все. Большой Дон не нанимался нам в няньки.
– Резонно. – Марио с ожесточением потер переносицу – видимо, зачесались старые шрамы. – Но у нас приказ – оставаться в Марселе. Более того: мы должны подыскать подходящее помещение под базу, куда прибудет соответствующее снаряжение и техника.
– Тогда можешь поставить в соборе свечу за упокой собственной души. Если мы после разговора с доном Витторио сумели оторваться от "хвоста", то это не значит, что нас не ищут. А солдаты мафии умеют искать, ты это знаешь не хуже меня.
– Да, они перевернут весь Марсель вверх тормашками…
– Вот-вот…
– Но что тогда делать, черт побери?!
– Ты у нас главный. – Я пожал плечами. – Тебе и решать.
– Не выполнить приказ боссов Синдиката мы не можем. Это однозначно.
– Если на дороге лежит камень, мешающий движению, его просто нужно убрать.
– Выкинь из головы эти мысли! Ты представляешь, что будет, когда мы – если, конечно, удастся – отправим Большого Дона вперед ногами?
– А ничего не будет. Одним мерзавцем станет меньше.
– Нас из-под земли достанут!
– В том случае, когда точно узнают, чьих рук это дело. Да им на первых порах будет и не до нас.
– Почему?
– Свято место пусто не бывает. Организация прежде всего должна позаботиться о выборах нового Дона. И я не думаю, что у них этот процесс пройдет гладко. Я уверен, что кандидатов на "трон" – пруд пруди. И все парни зубастые, как барракуды.
– Думаешь, поднимется возня?
– Еще какая. И нам нужно использовать мутную волну, которая затопит Марсель и его окрестности.
– Но добраться до Большого Дона невозможно. Это утопия чистой воды.
– Как сказать… – Я ухмыльнулся. – Между прочим, ты забыл, что нас послали сюда не только для ликвидации отступников, но и чтобы мы выяснили, кто за всем этим стоит. Мы дошли до дона Витторио, и на этом цепочка оборвалась. Так что, Марио, наше задание выполнено лишь наполовину.
– Дьябло! – выругался Марио. – Ты прав, Мигель. Но как, как нам развязать ему язык?!
– Только потолковав по душам. И без лишних свидетелей.
Марио скверно ухмыльнулся. И огорченно покачал головой:
– Дотянуться до него у нас руки коротки. И Синдикат не даст согласие.
– При условии, что Дон оставит нас в покое. А это, как я тебе говорил ранее, исключено. Мы на мушке, Марио.
– Нужна зацепка…
– Несомненно. Дабы ты мог несколько сгустить краски в докладе дону Фернандо. Нам необходимо, чтобы боссы Синдиката всего лишь заколебались. И дали добро на свободный поиск.
– У нас не хватит сил и возможностей.
– Это ты сказал… – Я пристально посмотрел на горбуна. – Между прочим, хочу вернуться к своему предложению: я достаю Синдикату дона Витторио, а боссы, в свою очередь, отпускают меня на вольные хлеба.
– Это исключено!
– Тогда я умываю руки. А ты хорошо подумай, как будешь объяснять дону Фернандо провал задания. – Я встал и пошел к выходу.
– Остановись! – рявкнул Марио. – Мы еще не закончили.
– Слушаюсь… босс. – Я преувеличенно покорно занял исходную позицию – сел на диван.
– Перестань паясничать, – поморщился горбун. – Мы влипли по уши в дерьмо.
– Это точно…
– Мигель, я не могу просто так взять и заявить дону Фернандо, что ты мечтаешь расстаться с Синдикатом. Боюсь, что следующим его приказом будет распоряжение о твоей ликвидации.
– Так ведь есть варианты…
– Какие?
– Мы должны подставиться парням Большого Дона. Крысы обожают бесплатный сыр. Даже если он в крысоловке.
– Это очень опасно.
– Мы давно играем в опасные игры, Марио. Чуточку меньше опасности, чуточку больше – какая разница? Я готов рискнуть.
– А я нет!
– Я и не приглашаю тебя составить мне компанию. Будешь в качестве наблюдателя. Я возьму в напарники Эрнесто. Но всего лишь для подстраховки. Как думаешь, если люди Большого Дона "наедут" на нашу группу, Синдикат переморгает?
– Ни в коем случае. Это будет кровной обидой.
– Что и следует доказать.
– И все равно, даже если у нас что-то и получится, Синдикат тебя не отчислит из своих рядов. По крайней мере, живым.
– Вот и ладушки. Выполняя задание Синдиката по "раскрутке" дона Витторио, я был смертельно ранен и помер. Правда, перед этим передал тебе все нужные сведения.
– Что за дурацкие шутки!
– Отнюдь. Ты скажешь, что я умер. – В моем голосе прозвучал металл. – Усек? Героически погиб. А Эрнесто подтвердит: боссам понадобится свидетель, ты это знаешь. Мой "труп" вы бросили в море, привязав к ногам балласт. Где? А фиг его знает, было темно.
– Я не стану лгать боссам Синдиката!
– Тогда командуй… – Я посмотрел на Марио, как на пустое место. – Готов выполнить любой твой приказ.
– Это шантаж! Ты загнал меня в угол!
– Загнал, – спокойно подтвердил я.
– Эрнесто может проболтаться, и тогда нас не спасет даже чудо.
– Он быстрее язык проглотит или пустит себе пулю в лоб, чем предаст меня.
– Пфу! – фыркнул горбун с насмешкой. – Откуда такая самоуверенность?
– Я похож на пустышку?
– Н-нет… – Марио даже перекосило от такого разговора.
– То-то… Я знаю, о чем говорю. Эрнесто будет "петь" так, как мы его попросим.
Горбун умолк, обхватив голову руками. Похоже, глубоко задумался. Конечно же, я ему не скажу, почему я так уверен в Эрнесто. Все гораздо проще и прозаичнее, нежели совершенно дурацкое предположение о нашей с Эрнесто сердечной дружбе до гроба. Мы с ним повязаны такими тайнами, что, узнай о них боссы Синдиката, из нас на следующий день с живых кожу сдерут.
Наконец он поднял голову и посмотрел на меня каким-то странным взглядом. Теперь передо мною был прежний Марио – страшный, жестокий горбун, Квазимодо, но только гораздо умнее и хитрее своего прототипа.
– В его виллу пробраться очень трудно… – сказал он тихо.
– Да. Но можно.
– Будет много ненужных трупов.
– Как пойдет.
– А если Большого Дона похитить?
– Зачем? Проще потолковать с ним у него дома. Похищение – это лишние хлопоты. И оно тоже не исключает длинный перечень попутных мертвецов. Не думаю, что дон Витторио обходится без солидной охраны.
– Ты прав. Но я готов принять твое предложение лишь в том случае, когда Большой Дон окажется где-нибудь за городом, чтобы мы могли с ним побеседовать без помех.
– Ты… готов? – Я от волнения вскочил на ноги. – Это правда?
– Даю слово. С одним маленьким уточнением… – Он немного замялся.
– Ну?
– Открою тебе секрет… Во Францию мы приехали не только ради наказания отступников. Это всего лишь эпизод – неприятный, нелегкий, опасный, но все же эпизод. Мы обязаны выполнить одно очень важное задание. И главная роль в нем отводится тебе. Сделаешь – лети на все четыре стороны. Я все обустрою в лучшем виде.
– И… и после… Ты… не обманешь?
– Я дал тебе слово. Не как ликвидатору Синдиката, а как посвященному в Братство Красного Ягуара.
Буря чувств захлестнула меня и швырнула в бездну сомнений, на дне которой вдруг забрезжила надежда.
Неужели я стану в конце концов свободным? Скрыться, исчезнуть, раствориться в человеческом море, а еще лучше – уйти в Гималаи и дожить до конца своих дней отшельником… Возможно ли такое счастье? И вообще – может ли надеяться на счастье изгой, человек из темной, кровавой изнанки общества?
Сомнения… Они преследовали меня всегда. Я так много раз умирал – физически и морально, – что смерть для меня была понятием совершенно обыденным, как, например, завтрак для нормального человека. Она ходила со мной рядом, нередко по-дружески обнимала за плечи, и я никогда не испытывал перед нею вполне естественного ужаса. Даже наоборот – иногда небытие казалось мне панацеей от всех моих бед и страданий. Да, я ускользал от нее, убегал, прятался, но все это напоминало игру в пятнашки, не более того. Мы с ней были одного поля ягоды – безжалостные убийцы. Коллеги.
Но всегда в наши отношения вмешивались сомнения. Зачем я живу, кому нужна моя поганая жизнь? Временами исковерканная, ожесточившаяся душа пробивала лед черного озера, куда я заточил ее еще в молодости, и поднималась на поверхность, чтобы внести смятение в мысли и полную неразбериху в мозги. Она вопила, иногда умоляла, и мне всегда стоило большого труда загнать ее обратно. До поры до времени я с нею успешно справлялся. И даже гордился этим своим подвигом, представляя себя эдаким рыцарем без страха и упрека.
Все изменилось в одночасье, когда в мою жизнь совершенно нечаянно вошла Ольгушка, моя жена, а затем и сын Андрейка. Наверное, я просто размяк. Мало того – я стал благодушным мечтателем. Жизнь сразу приобрела смысл и цену, и повернись все по-иному, я мог бы стать как все нормальные люди. Конечно, того, что я натворил, из памяти не выбросишь, но я готов был замаливать свои грехи до скончания века.
Однако неумолимая судьба решила по-иному. Скитаясь по Сан-Паулу, я был какимто заледеневшим, потусторонним, мне на все было наплевать. Я казался себе ходячим трупом. Иногда, сидя за столом какой-нибудь шурраскерии, я замечал и черные одежды смерти, под которыми никогда не было видно лица. Примостившись напротив, смерть терпеливо ждала – чего? – и изредка многозначительно ухмылялась. Конечно, я не видел ее улыбки, но почему-то знал, что она смеется надо мной. И в такие моменты никто и никогда не присаживался за мой стол, даже если шурраскерия была забита под завязку.
Но приключения в сельве неожиданно заставили меня почувствовать, что в моих жилах попрежнему течет красная живая кровь, а не бесцветная лимфа полузомби. Я будто проснулся. Придавленная грузом страданий жажда жизни распрямила крылья, взлетела – и снова угодила в силки.
Нельзя сказать, что мое отношение к смерти претерпело существенное изменение. Отнюдь. Однако я вдруг понял, что еще могу быть кому-то полезным и нужным, и уже из-за одного этого стоило немного пожить. Со мной случилось то, что иногда бывает с кошкой, у которой отобрали котят и подбросили ей щенков. И она их выхаживает, как своих собственных малышей.
Конечно, я мог уйти и от Синдиката, и от Братства еще там, в сельве. Никто и ничто меня бы не удержало. Не будь профессора и Гретхен, я растворился бы в сельве как бестелесый призрак, на худой конец оставив после себя еще полдюжины трупов.
Но после того, что случилось с Францем, я почувствовал себя обязанным семейству профессора. Ведь этот жестокий трюк с перевоплощением в ягуара – трюк? – никогда бы не имел места, не будь моего посвящения в Братство. Я должен был спасти дядюшку Вилли и Гретхен, чтобы хоть как-то искупить свою, пусть и опосредованную вину в свершившемся злодеянии. По большому счету, я обменял одну свою жизнь на две другие.