— Ну здравствуй, дружище.
Берусь за двойную веревку, заменяющую штаг и иду к топу мачты. Мачта лежит в зоне наката, по коленям опять зло бьет волна. Нагибаюсь за топом мачты и не удержав равновесия падаю разбрызгивая вокруг воду и пену. Мокрее уже некуда, встаю на колени прижимаю топ мачты к груди и встаю, поднимая свою нелегкую ношу. Теперь рывками к берегу. Если мне удастся дотащить топ хотя бы до середины пляжа можно ставить себе памятник. А дотащить на самом деле надо до обрыва в конце пляжа, опять начинаю себя накручивать. Проворачивающийся бортом по пляжному песку катамаран страшно мешает, но продолжаю толкать топ мачты, все же сгребаемый песок препятствие преодолеваемое. До обрыва не донес, споткнулся о здоровенный валун, и как только я его раньше не заметил. Но дальше середины пляжа точно, так что с меня полтора памятника. Поднять топ еще раз даже не пытаюсь, сколько осталось во мне наркоты неизвестно, а еще как то все это крепить надо. Прилив выше уже похоже не будет, есть шанс что катамаран не смоет снова, выше мне его все равно не вытащить. Иду вдоль мачты по пляжу к катамарану, чисто на автомате оцениваю повреждения, порвана ромбованта, мешанина из фалов, краспицу загнуло, в общем, сплошная Цусима. Нашариваю на мосту, вертикально стоящем передо мной герму с бивачным снаряжением. Пробую распустить притягивающие стропы. Нет пожалуй — это не с моими силами, координацией и исчерпанной удачливостью. Бреду искать спасик, он должен быть где то у передней балки. Натыкаюсь на оборванный штаг с разлохмаченным стакселем, выпутываю его из мешанины такелажа и кидаю на песок вдоль катамарана под защиту палубы. Спасик нахожу там где и предполагал, выдергиваю из него нож и иду обратно резать стропы. Волоку герму по песку к топу мачты, тут от воды подальше. Раскрываю герму и вытаскиваю большой тент, ставить палатку мне не по силам. Тент стелю под лежащей наклонно мачтой и забрасываю его концы на мачту, чтоб свисали с обратных сторон. Снова бреду к катамарану, хотел срезать герму со шмотками, чертыхнулся, поняв что нож бросил у тента, обратно уже не пошел. Похоже завод у моей наркоты заканчивается, опять начинает знобить. Беру валяющуюся у носов веревку, которая сослужила сегодня великую службу, иду к тенту. Привязываю края тента к мачте с одной стороны, а с другой, та что дальше от воды, тент привязываю к мачте собрав его гармошкой, получился конусный кулек, открытым входом в сторону моря, внутри должно быть сухо. То что стекает по мачте должен остановить намотанный перед тентом и свисающий конец веревки, ветер пока от берега, так что струи дождя не залетают. Последним штрихом обматываю оставшуюся петлю веревки вокруг камня, это уже перестраховка, но пусть уж будет так раз везенье закончилось. Падаю на колени перед зевом кулька, получившегося из тента. Забрасываю внутрь пенку и спальник. Лишний раз благодарю учителей, настаивающих на паковке герм по принципу однородности использования, тенты палатки пенки и спальники в одном месте, но переупакованные полиэтиленовыми пакетами, чтоб не мокли друг от друга, и еще говорили заворачивать в спальник капитанскую фляжку, чтоб было что принять перед сном — низко кланяюсь вам други мои. Сдираю мокрую одежду и кидаю сверху на похудевшую герму. Голышом вползаю в кулек и запихиваю себя в спальник, спальник липнет к мокрому телу, процесс идет медленно, со стуканьем головой об мачту, но до завершения добирается. Кручу в руках свой капитанский запас и думаю как он наложится на уже принятую химию. Решаю, черт с ним, как могут так пусть и мирятся, у меня шансов проснуться утром и так не много. Заглатываю прекрасный коньяк как простую воду, очень приличную дозу. Противнейший вкус морской воды и слабости перебил, заодно это молодец. Застегиваю спальник и иду на встречу к Морфею. Самому интересно, он меня отпустит или отконвоирует к привратнику врат.
* * *
Просыпаюсь от настойчивого дерганья за ноги. Лучше бы я помер вчера. Тело все болит, поташнивает и вместо снов были кошмары, хорошо что не запомнились. Мычу что со мной все хорошо, только бы отстали, но тип попался приставучий и с диво хорошим настроением, он выдал мне в ответ фразу, заставившую откровенно задуматься. Общий смысл был понятен, какая то из местных монастырских шишек завет знакомиться, но вот стиль говора вгонял в ступор. С говором поморов я в принципе знаком, говор достаточно специфический, с растягиванием фразы и усилением голоса к концу предложения, но такого яркого носителя древнего говора еще ни разу не встречал. А если учесть сплошные старорусские словечки и построение фразы, для понимания которой надо выворачивать мозг, то проще вылезти и идти с ним к нормально говорящему образцу чем пытаться вести диалог напрягая мозги, и без того плохо работающие. Ворочаюсь в спальнике, нащупывая замок молнии — опять спальник во сне перекрутил, похоже ночка была беспокойной. Раскрыл спальник, посмотрел на лежащий рядом капитанский запас, решил что это уже будет перебором и начал выбираться. Сразу стало холодно, босые ноги на мокром песке, общая промозглость погоды. Хорошо еще что дождь кончился и от ветра пляж прикрыт обрывистым берегом. Вытаскиваю спальник, накидываю на плечи и кутаюсь в него. Оцениваю свое состояние как паршивое, но на движение без рывков и усилий в принципе способное. Радует возврат зрения, правда все размыто и приходиться щуриться, но гигантский прогресс от вчерашнего налицо. Осматриваю местного мужичка, как то тут совсем бедно живут, знаю конечно, что на Кольском народ живет много хуже чем в Питере, но раньше не видел, чтоб чуть ли не в войлочных половичках подпоясанных веревкой ходили. Хорошо что поморы народ молчаливый, стоит мужичок, меня рассматривает и с расспросами не лезет, есть время собраться с силами и мыслями.
Иду к Катрану, он похоже ночевал спокойно, все лежит как лежало, даже на разбросанный шмот никто не позарился. Поморы гордятся, что у них издревле воровства не было и дома не закрывали. Как там было раньше я не в курсе, а вот сегодня тырят все что вокруг палатки лежит, и сразу пропивают, так что похоже чуток везенья ко мне возвращается. Пытаюсь отстегнуть шмотную герму, спальник сползает а мокрые затянутые стропы поддаются плохо. Приплясывая голышом у катамарана отстегиваю наконец герму, бросаю ее висеть на страховочной веревке и кутаюсь обратно в спальник. Присаживаюсь перед гермой и достаю из нее пакеты с одежкой. Интересное кстати наблюдение, почему голый мужик первым делом запрыгивает в трусы, а женщина обычно одевается с верхней части, оставляя трусы на потом. Утепляюсь до состояния удовлетворения от жизни и начинаю перерывать герму в поисках запасных кед, так как запасных сапог у меня нет. Наконец обуваюсь и начинаю процесс приборки пляжа, нечего лишний раз вводить местных в искушение. Собираться как положено сил нет, по этому покидал в гермы что мог, остальное закинул в кулек. Сходил вдоль пляжа за кошкой, подобрал там же мокрую кучу, которая раньше была штормовкой. Штормовку развесил на мачте, кошку зацепил за транец и повесил на нее свернутый в несколько колец остаток веревки. Прошелся еще раз по пляжу, вроде ничего в глаза не бросилось. Оценил организм на предмет поесть. Есть хотелось, но одновременно ощутимо тошнило, решил не рисковать. Мужичок, раньше неотрывно за мной наблюдавший, ковырял загнутый рог краспицы, надеюсь это он не к цветмету приглядывается.
— Ну что, пойдем? — задаю ему вопрос.
Он замирает, такое ощущение, что переводит мысленно фразу с русского на китайский, потом кивает и идет по пляжу, забирая существенно правее места моего крушения.
Потом мы забираемся на обрывистый берег, по еле заметной тропке и я останавливаюсь обозреть окрестности, прикрытые ранее обрывистыми берегами. Красивейшие тут все же места, а если бы не штормовая серость была бы вообще открытка. Впереди, достаточно далеко, небольшой поселок с церквушкой перед ним на пляже угадываются мелкие черточки лодок а рядом с берегом, на рейде, стоит крупный одномачтовый баркас. Несколько раз бывая на Кольском меня уже не удивляет разнообразие местных плавсредств, тут можно встретить и лодку долбленку и чуть ли не старинный поморский коч и рядом будет лежать современная моторка, а на рейде стоять проржавевший до сквозных дыр малый траулер. На этот раз увидел баркас с закосом под старину, флаг им в руки. Хотя если разрешат, полазаю по баркасу с удовольствием — у такого самостроя всегда можно встретить интересные технические решения. Идем к поселку, плотнее застегиваю куртку, наверху ветер значительно злее, хотя местные к нему похоже привыкли. Мой провожатый идет бодро, в свой половичек не кутается, с разговорами не лезет. Довольно бодро дошли до домиков, поселок как поселок, домики старые, с низкими нахлобученными крышами, венцы почерневшие от времени и непогоды. Маленькие окошки бойницы под самой крышей, вот это уже необычно, я такие только у музейных экспонатов видел. На дворах попадается деревянный хлам, не видно разбросанного железа и полу разобранных механизмов, как это обычно бывает. Вряд ли они прибрались к моему приходу, начинаю опасаться, что попал в общину староверов — у них пунктик на стиле жизни завещанном нам предками, а с ними общаться весьма не просто, тараканы у них в голове больше моего Катрана, знакомого ночевавшего в такой общине чуть не женили, он мол девушку за руку подержал, урон девичьей чести. Расслабленное настроение улетучивается, надо срочно подремонтироваться и сваливать, желательно до темноты. Лучше я на другом берегу залива лагерем встану и отремонтируюсь основательно.
Заходим в домишку, предварительно обстучав обувь на пороге и согнувшись пополам в низком проеме. Темные узкие сени с висящей по стенам рухлядью и стоящей у двери лавкой, придерживающей пару деревянных бадеек с водой. Заходим в дом, через такой же миниатюрный проем. Одна большая комната, стол, лавки, большая печка. Остальное декорировано серыми простынями, служащими наверное перегородками. За столом сидит поп, если судить по одежде. Мой провожатый креститься на иконы и кланяется попу, ну не то чтоб кланялся, скорее изобразил поклон. Немая сцена, все смотрят на меня, из за простыни выходит местная хозяйка в толстой и длинной ночной рубашке, видимо считающейся платьем. Точно староверы, я основательно попал. Надеюсь только до торжественного сжигания некрещеного меня дело не дойдет. К вопросам веры и религии тут относятся очень трепетно.
— Мир дому вашему, благополучия и здоровья хозяевам — начал я представляться — зовут меня Александр, попал в шторм у ваших берегов и сильно поломался. С ремонтом способен справиться своими силами, но был бы благодарен за помощь в подъеме лодки и спуске на воду.
Поп смотрит на меня как то более пристально, похоже как и провожатый переводит мысленно с русского на китайский. Потом выдает фразу на сленге проводника, напрасно я похоже надеялся что проводник был уникальный. Теперь я мысленно перевожу с китайского на русский, выходит примерно следующее.
— И тебе ветряной гость здоровья и жира, откуда ж ты будешь, коль на иконы не крестишься.
Врать я смысла не видел, все же старообрядцы не звери, относиться будут конечно хуже но мне с ними и не жить, а катамаран в крайнем случае подниму и в одиночку.
— Еду от Питера и вы уж простите, но я не крещеный.
Поп впадает в ступор, можно подумать, что к нему рыбаки с траулеров не заходят водки попить. Хозяйка скрывается за перегородкой, надеюсь не за ухватом пошла, для отгоняния нечистой силы в моем лице. Поп с провожатым отмирают, провожатый откланялся и вышел за дверь, поп указывает мне на лавку, говорит на своем сленге явно медленнее, наверное чтоб мне переводить было проще.
— Присаживайся гость, пых переведи да снедать за говором зачнем.
Переводить мне было довольно сложно, смысл многих слов угадывался только из контекста, правда дело уже пошло веселее, мозг вывернулся подстраиваясь под новые построения фраз, перевод был практически синхронный. Радовало, что назвали гостем, теперь если не наломать дров вполне и помочь могут. Сажусь на лавку, хозяйка выносит пару деревянных мисок с чем-то однородным, похожим на пюре и ставит перед нами. Попик перекрестил стол, опять на меня покосился, но ничего не сказал. Вытащил откуда то из под стола ложку величиной с мой походный половник да еще и из дерева вырезанную, мне еще подумалось по ассоциации что хохломской росписи не хватает. Пощупав на всякий случай под столом, мало ли там у них полка с шанцевым инструментом, откидываюсь на стену избушки и говорю
— Прости отец — попик был весьма пожилой — моя еда и посуда у лодки осталась.
Попик моментально отреагировал, повысив голос в сторону перегородки
— Мать, гостю столовать нечем!
Хозяйка приносит мне еще один образец народного творчества, зачерпываю им чуть ли не треть миски и кошусь на попика. Тот держит ложку на весу, отъедая понемногу ее содержимое, следую его примеру. Жуть какая не вкусная бурда, могу сказать только что это похоже каша растительного происхождения на жиру. Ну да едали в походах и покруче, помниться в горном походе наша поварешка макароны в холодной воде сварила, газ блин экономила, так вот эта каша гораздо вкуснее того клейстера. Отвешиваю комплименты в сторону перегородки, надеюсь это воспримут как вежливость, а не как покушение на женскую честь. А еще больше надеюсь, что мою вежливость не истолкуют как просьбу добавки, живот крутит и приходиться глубоко дышать. Попик неспешно рассказывает, что звать его отец Никодим, даже должность в обители назвал но мне она ни о чем не говорила, кроме того, что тут есть обитель преподобных Ионы и Вассиана Пертоминских. Жду когда начнет расспрашивать о том, что на большой земле происходит. Антенн на крышах домов я не заметил, а человеческое любопытство староверам не чуждо. Ну вот, так я и предполагал, начинаю подробно расписывать что было интересненького за последнее время. Еще как следует начать не успел, вернулся мой провожатый, привел с собой еще одного попика, совсем старенького, оба отдали должное углу с иконой. Понятное дело я прервался, отец Никодим привстал, изобразив поклон вошедшему, из чего можно заключить что пожаловало начальство, хозяйка из за перегородки вышла, поклонилась глубже, пригласила гостя к столу, опять за перегородку убежала. Провожатого, кстати никто никуда не приглашал и он опять исчез за дверью, надеюсь не за следующим гостем побежал. Хозяйка вынесла еще одну миску, наверное праздничную, с резным узором по краю. Поставила перед гостем и присела на лавку рядом с Никодимом. Гость так и не представился, стол перекрестил но есть не торопиться. Отец Никодим провел краткий обзор для новоприбывших наших переговоров
— Вот ваше высокопреосвященство, прислал нам отец наш иноземца некрещеного, морем поломанного. Говор ведет странно но зело интересно — и обращаясь уже ко мне — Прошу тебя, Александр, начни еще раз для архиепископа Афанасия.
На самом деле сказал не совсем так, но записывать так мне будет гораздо удобнее. Мне не сложно, начал не торопясь. Для затравки, как я вляпался в шторм и попал под молнии, потом плавно перешел к подготовке похода, а от него уже перескочил на последние новости и события в мире, сделав очень краткий обзор. Раз Афанасия назвали архиепископом, то он точно не из этой глуши, минимум из Соловецкого монастыря приехал, с проверкой наверное. А в их монастыре я раньше был, там антенн торчит сколько хочешь, и тарелку спутниковую видел. Так что пускай Афанасий сам подробно своих подопечных просвещает. Пока рассказывал о себе да о переходе, часто переспрашивали, Афанасий оживился, шторм обсуждали уже бурно, архиепископ оказывается попал под ту же раздачу что и я, правда он утверждает, что никаких молний не видел, но это не удивительно так как он сам сказывал как неистово молился всю непогоду, так что сидел наверняка в задраенной каюте. Пришел он на том самом баркасе, который отстаивается на рейде, то же мне, любитель старины — моторок кстати на Соловках полно. Потом, когда я перешел к политинформации слушали молча но с явным интересом. Может на Соловках электричество кончилось или там за событиями не следят, но в конце концов я им в политинформаторы не нанимался, отдал долг гостеприимства, пора и за ремонт приниматься.
В наступившей тишине Афанасий посидел молча, глядя почему то на икону, можно подумать совета испрашивал. Потом положил обе руки на стол, к еде он кстати не притронулся, и обратился ко мне.
— Зело отрок твой бай инороден, и слова странные. Но не буду пока думу торопить — и обратившись к Никодиму — а не пойти ли нам, Никодим, на море глянуть, гостя нашего проводим, на диковины посмотрим, твой Клим с заутренней всей обители об них только и говор ведет.
Как известно в армии, пожелания начальства должны исполняться быстро и с прилежанием. Церковь в этом отношении от армии не очень отличается. Так что, быстро собравшись мы вышли под промозглый ветер, выходя я рассыпался в благодарностях хозяйке, она покровительственно мне покивала, вроде первый раунд обошелся без обид и угроз достоинству. Шли медленно, периодически меня спрашивали о том о сем, какая все же мелочевка им интересна, ну какая разница на чем я приехал, на поезде разумеется, какая разница на каком таком поезде, на 390-ом если так понятнее будет. Как то начинают они мне напоминать недавно слезших с пальмы, а это в наше время редкость, а тут сразу два раритета, да еще и поселок старообрядческий этот, ни одной моторки на берегу. Странно все как то.
На берегу нас ждал аншлаг, по местным меркам разумеется. Мужиков пять ходило вокруг Катрана, в основном рассматривая, изредка что то ощупывая, пара пацанов слушали о чем им вещал активно размахивающий руками третий пацан, сидящий кстати на мачте, сейчас буду уши драть. Увидев как наша троица спускается, на пляж, пацаны убежали спасать уши, а один мужичок пошел нам на встречу. Одежка у них у всех прямо для массовки фильма «Россия молодая» даже пожалуй естественнее выглядит. Ну нельзя же в конце концов так основательно крышей ехать, предки предками, а добротной современной одежды не за дорого полно, зачем эти перегибы. Мужичок нас встретил, расшаркались типа будьте здравы и вам не болеть. Потом Афанасий спрашивает у мужичка: Поведай, Антон, что так тебя в лодке гостя нашего удивило, ты помор опытный, с иностранцами не раз хаживал.