Тревогу я сам подниму.
– Почему не хочешь, чтобы помог тебе?
– Твоя помощь еще впереди. Успеешь повоевать.
– Ты похож на умного человека… По чему не скажешь, что будешь делать?
– Потому что сам еще не знаю…
–
Ближе к вечеру катер вернулся, снова спрятался за косой.
Проводил, стало быть, проверил. Надеюсь – не более того. Надеюсь, в его трюме не валяются мои клиенты, скованные одной цепью…
– Пойду искупаюсь, – сказал я Анчару, который неподвижно сидел на стуле в гостиной перед амфорой – созерцал, пытаясь понять своего хозяина.
Он проводил меня добрым взглядом, посоветовал:
– Не утони ни разу.
Чудак ты, Арчи, простодушный. Как ропан в казанке.
Я мог бы выйти из дома прямо в плавках и ластах. Но не сделал этого. Пускай моя одежда и полотенце сиротливо лежат на песке, напоминая кому надо о тщете и бренности наших устремлений.
В море было хорошо. Но плыть надо было долго. Я опустил лицо в воду и смотрел, как разбегаются от моей скользящей по песку тени рыбешки, шарахаются, замирают в боевой позе крабы, колышутся травы морские и постепенно тускнеет золото дна, тонет в глубокой зелени вечных подводных сумерек.
Дорогу я знал хорошо. Сперва держал курс строго на зюйд, а в нужный момент – над затонувшим баркасом – взял к весту ровно на семь с половиной градусов, вышел на траверз крабового могильника.
Акваланг утонул удачно – лежал у самого подножия «надгробия». Я нырнул, отвернул воздушный вентиль, сняв с него визитную карточку Мещерского с Женькиными каракулями: «Люблю, целую, жду нетерпением. Эугения».
Не надевая баллоны, взял в рот загубник, подышал, осмотрелся.
Все четко: ко мне красивым стилем «дельфин» двигался пловец в черном гидрокостюме с очень хорошей русалочьей фигурой. В одной, вытянутой вперед, руке русалка держала подводное ружье, а другой рукой послала мне приветствие.
А ружьишко у нее славное, в тот раз я не разглядел, отнять, что ли? Да ладно, свой теперь человек, зачем обижать девушку? Лучше на что-нибудь выменяю потом. Если не подарит.
Я помахал в ответ и резко всплыл, с плеском и брызгами вылетев из воды почти до пояса – все должно быть натурально, по Станиславскому, со сверхзадачей, – взмахнул беспомощно руками и – прощайте, скалистые горы, – утонул, погрузился в морскую пучину. Навеки, стало быть.
Опустившись на дно, приник к загубнику, надел баллоны и застегнул ремни.
Человек с ружьем разрядил его в песчаное дно, и мы поплыли. Сначала в одном направлении, а потом – он к катеру, за вознаграждением, а я к берегу, где томились в пещерке мои джинсы и пистолет.
По дороге, благо баллоны были заправлены под пробочку, не поленился завернуть к причалу и отыскать Анчаров «кепок» – вот обрадуется. Камень из кепки я предусмотрительно вынул – кто знает, что нашему джигиту от радости в голову придет.
До приезда Володи еще было время. Я выбрался на берег, снял акваланг – сегодня он мне не понадобится. Занес его в пещерку, положил в угол, бросил на него, чтобы не забыть, мокрую кепку.
Проверил сумку – так и есть: все цело, но «молния» застегнута до отказа, а я, помнится, не довел ее до упора на несколько зубчиков. Кто-то проверял. Теперь я знал точно – кто именно. Посчитаюсь я с ним, не люблю, когда в моих вещах роются.
Я оделся и пошел понаблюдать за виллой, не помешает.
Там все было в порядке. Шорты мои так и лежали на песке – грустно; дом стоял на месте, и в окнах мелькала тень Анчара – прибирался.
Потом он погасил в комнатах свет, вышел на терраску с кружкой вина, сел на ступеньках и закурил трубку. Смотрел в даль моря и о чем-то, наверное, думал. Может, о кепке жалел. Или Женьки боялся.
Наконец он запер двери, прошелся по территории и остановился у дверей сакли. Тут мне показалось, что раздался беззвучный хлопок, и в стене сакли, рядом с носом Анчара, вспыхнуло легкое облачко – ноги Анчара подломились, и он рухнул на землю, зацепив и развалив бедную поленницу. Уснул, стало быть.
Мне захотелось устроить его поудобнее, подложить что-нибудь под голову и укрыть теплым одеялом. Но я не стал, конечно, менять сценарий.
Совсем стемнело. Все стихло, затаились даже цикады, чтобы не мешать, раздавался только непослушный мерный шипучий шорох волн, растворявшихся в гальке.
В небе появились звезды и становились все чаще и ярче.
Я еще раз оглядел владения Мещерского, в том числе и принадлежащую ему акваторию, и вернулся к пещерке, на место встречи с Володей.
Покурил, подремал, привалясь спиной к теплой еще скале. Помечтал о чашечке горячего кофе, о рюмке холодной водки, о красивой девушке, которая может быть и холодной, и горячей. И это одинаково прекрасно.
Мечты мои совсем некстати прервал шум приближающейся наверху машины. Привстал, посмотрел вверх – показалось, что коротко мелькнул свет фар и исчез вместе с умолкнувшим звуком мотора. Понятно: свет вырубили, идут накатом.
Сейчас Володя появится.
Высоко надо мной и впрямь послышался шорох, приглушенное резкое слово, снова шорох. Сорвался камешек, упал у моих ног. Все, пора подумать и о себе.
Я отскочил подальше от наиболее вероятного места Володиной посадки. Вовремя. За камешком упал другой, третий, целая горсть, мешок, водопад камней, лавина и – под занавес – грохнулся на гальку задом злой работник милиции.
– С приехалом, – сказал я Володе. – А парашют твой где?
Он встал и пошел на меня медведем, которому зимой спать не дают.
– Только без рук, – предупредил я, делая шаг назад. – Тебя змея укусила, да?
Но Володя уже остыл. Повернулся ко мне спиной:
– Посмотри, я там ничего себе не сломал?
Я посмотрел.
– А у тебя там вроде ничего особенного не было.
Я привел его в пещерку, засветил фонарик. Дал посмотреть план дома и бумажку с вопросами.
– Об этом будем спрашивать.
Володя прочитал, запомнил.
– Именно в такой последовательности?
– Желательно. А там посмотрим, как он держаться будет. Раздевайся, дальше морем пойдем.
– Мало того, что разбился, – проворчал Володя, – теперь еще и утону.
Я забрал его одежду, разделся сам и уложил наши шмотки в пластиковый мешок.
– Пистолет давай. Наручники взял?
Почему я спросил про наручники? Ведь у меня были свои. Предчувствовал, стало быть.
Я затянул мешок, закинул за спину. Надел Анчарову кепку.
Володя удивленно взглянул на меня, ничего не спросил, но, наверное, что-то подумал. Тактичный он человек, хоть и мент.
Мы вошли в воду и поплыли в море вдоль косы. Метров двести, наверное. И все двести метров я боролся с козырьком, валившимся мне на нос. Бедный Анчар!
– Не заблудимся? – Володя отфыркивался у меня за спиной. – Далеко еще?
– Тише, там катер впереди, вражеский. – И словно в подтверждение блеснул на миг неподалеку свет – дверь или люк, видимо, на секунду приоткрыли. Например, пустую бутылку выкинуть. Живут же люди.
– Выбираемся, – сказал я. – Ненадолго.
Мы пересекли косу и снова поплыли – уже к берегу. В надежное местечко меж двух камней на территории виллы.
Выползли на берег, оделись, вооружились. Залегли за камнями. Отсюда хорошо просматривались ворота, дверь дома, сакля, у порога которой среди разбросанных поленьев спал бедный Анчар.
– Ты свою тачку спрятать догадался? – спросил я Володю.
– Нет, на дороге оставил. Чтоб твой гость сразу сообразил…
– Допрашивать его будем вдвоем, – перебил я, – перекрестно, жестко. Главные вопросы…
– Отставить разговоры, – прервал меня Володя, инстинктивно пригибая голову. – Приехал.
К вилле крался, спускаясь с горы, автомобиль, нащупывая в темноте дорогу. Остановился у ворот. И все. Тишина. Мы ждали долго.
– Может, тоже пока поспим? – шепнул мне в ухо Володя. – Ты ничего не напутал?
– Сейчас вылезет. Я бы на его месте тоже не спешил.
Вот так номер! Из машины вышли двое. Бесшумно прикрыли дверцы, не до конца.
Предчувствие… А еще этот эскулап раскудахтался: сейф, сейф – обрадовался, похвалился.
Вообще-то, мой промах. Мог бы догадаться, что их двое будет: один полы поднимать, другой, стало быть, сейф ломать. Специализация…
– Не грусти, – сказал шепотом Володя. – Оно, однако, к лучшему. Ты развалишь одного, я – другого. Потом сравним показания. Уточним детали. Выявим противоречия. И доработаем того, который по-слабже окажется.
Гости подошли к воротам. Тот, что поменьше, поставил у ног чемоданчик, ковырнул в замке, и ворота предательски распахнулись – закодированные, стало быть, на гостеприимство.
У дома они разделились. Маленький остался у замка входной двери, а тот, что побольше, пошел к сакле. Наклонился над Анчаром – сердце мое немного дрогнуло – взял его под мышки, с трудом (так тебе и надо!) втащил в саклю. Вышел, осмотрелся, притворил дверь и припер поленом.
Вот проспится Анчар, я ему все расскажу.
Пока Большой возился с Анчаром, Маленький справился с замком – он же, конечно, и с сейфом будет работать.
– Чур я в дверь, – сказал я Володе, – а ты в окно, вот это – второе слева, я его отпер. Берем одновременно, каждый своего. По сигналу.
– По какому? – уточнил Володя. Дотошный.
– Услышишь, не проспишь. Пошли.
– Ты уедешь – скучно станет.
– Не уеду, – смоделировал я. – Увезут.
Ребята свое дело знали. Обошли весь дом, задернули шторы там, где они не были задернуты, и, видимо, начали работать.
Я бесшумно вошел в дверь, нащупал обе кнопки сигнализации, дал Володе немного времени и разом нажал их.
И даже сам испугался: по всей территории и в доме вспыхнул свет, взвыли сирены, залаяли, злобно захлебываясь, огромные беспощадные собаки. И вроде послышались голоса резких команд.
Ударом ноги я распахнул дверь кабинета. Малыш, обернувшись, успел выпустить из рук миниатюрный газовый резак и заменить его пистолетом. Успел даже восхититься моим прыжком – обеими ногами вперед, у Женьки Серый научился.
Он раскинул от удара в грудь руки («Ба! Кого я вижу!») и глухо вмазался затылком в дверцу сейфа – «броневик» даже не вздрогнул.
Я перекрыл газ в резаке, затоптал загоревшийся ковер, подобрал пистолет (теперь их, стало быть, три у меня) и распахнул окна – сильно воняло ядовитой гарью.
Когда Малыш пришел в себя, он уже сидел на стуле, руки вывернуты и за его спинкой взяты в наручники;
– Отдохни пока, – сказал я и прошел в соседнюю комнату.
Там примерно такая же картина. Володя засовывал в карман трофейный пистолет, а его прежний владелец корчился на полу – кисть и лодыжка схвачены кольцами кандалов. Вот и пригодились.
Сирены выключились внезапно. А лай собак стихал постепенно, будто их успокаивал пробудившийся хозяин.
Я вернулся к своему пленнику. Сел за стол, снял трубку телефона, не боясь разбудить Анчара, и «доложил» начальству об успешном задержании. Сурово приврал, конечно, об оказанном нам отчаянном сопротивлении, о попытках преступников применить огнестрельное оружие. Получил указание провести предварительное дознание на месте.
Малыш слушал мою туфту, но никак не реагировал. Только сбросил кивком со лба капли пота.
Я положил трубку, посмотрел на него пустым взглядом, встал из-за стола, медленно подошел к нему, покачался с пятки на носок.
Он замер, ожидая первого удара.
– Документы есть? – лениво спросил я, будто мне и спрашивать-то его больше не о чем.
Молчание. Лучший способ не проговориться.
– Фамилия?
Та же бурная реакция.
За воротами послышался рев Володино-го «уазика», отчаянный визг сносившихся колодок.
Постучав, вошел водитель в форме сержанта, с автоматом на плече.
– Товарищ полковник, – обратился он ко мне, игнорируя присутствие постороннего. – Так что операция завершена, ребята чешут территорию. И вроде наверху еще кто-то прячется…
– Все?
– Это… значит, – он нерешительно мялся.
– Что еще? – резко спросил я.
– Туточки до вас гражданка голая просится. Имеет, говорит, сведения сообщить по делу. Допустить?
– Ну, если голая, то конечно… – Я ли хорадочно соображал – что за инициатива, с чьей стороны? И чем это грозит. Неужели русалка? – Пусть войдет.
Вошла. Женька. В купальнике.
Стала – руки по швам, подбородок вздернут, начальника глазами ест. Блудливыми, зелеными.
– Что вы позволяете себе, товарищ лейтенант? – сорвался я. – Почему не в форме?
Сейчас выдаст: я всегда в форме. Скажете – плохая форма, плохо сидит? Или как?
Но Женька безмятежно уронила:
– Искупалась, товарищ полковник. Надоело в кустах сидеть. Или нельзя?
– Идите, приведите себя в порядок и подождите меня. Вы мне нужны.
Женька повернулась и вышла строевым шагом. Подрагивая бедрами.
Я скосил глаз на задержанного. Похоже, эта милая сценка произвела на него впечатление посильнее, чем мой «звонок начальству».
В гостиной меня ждал Володя.
– Как у тебя? – спросил я, нервно направляясь в свою комнату.
– Бомжую, говорит, начальник. Заночевать хотел и скрасть что-нито. И на рынок снесть.
– Мой вообще молчит. Но я таких знаю. Говорить начнет – не остановишь. – И я плотно прикрыл за собой дверь.
– Что случилось? – Мне стоило большого труда задать этот вопрос спокойно.
– Сигарету, кофе. – Женька упала в кресло, демонстрируя отчаянную усталость. – Ванну и мужика.
По-моему, она не переигрывала. Ну, может, чуть-чуть насчет мужика.
– Что с яхтой?
Женька ткнула большим пальцем в пол, указательным в потолок.
Яхта затонула, понял я, одна мачта торчит.
– А люди?
– Я их спасла, – с гордой скромностью ответила Женька. – С риском для жизни. – Для чьей жизни, уточнять не стала. – Они в безопасности, им только голодная смерть грозит. И переохлаждение. Ну дай же мне наконец сигарету. Кто тебе вообще дороже?
– Как ты здесь оказалась?
– Приплыла, – пожала плечами, – все мы этому научились. – Правда, на берег далеко отсюда вылезла. Миль за двести.
– И как же ты добралась? Без денег? В одном купальнике?
– Именно что – в купальнике. Вышла из кустов на шоссе и тормознуть не пришлось – сплошной визг поднялся. Всем счастье великое нужно – голую Женьку подбросить. Выбрала одного, машина понравилась, под цвет купальника…
Господи, какой там цвет у этого купальника – две веревочки.
– …А насчет денег… Ну поцеловала его разок. Ну невинности лишилась раза два. Или три, точно не помню, не считала, о тебе думала.
Ах, Женька, золото ты мое! Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень хорошее, просить у нее прощения. За что? Не знаю. Но очень хотелось. Но не сейчас. Некогда.
– Укол сумеешь сделать?
– Подкожно могу, внутримышечно. Перенервничал? Снимай штаны.
– Да не мне – задержанному.
Я передал ей пакетик с одноразовым шприцем и ампулку, что мне достал Володя.
– Поищи у Виты в спальне что-нибудь похожее на белый халат. Медицинский, не махровый.
– А что искать? Он у нее есть. Она в нем Мещерскому массаж делает, – хитро улыбнулась, видно, Вита с ней очень откровенничала. Полагаю, и Женька не больно скромничала. Представляю, однако, какой информацией они обменивались. И как хихикали.
– Сиди здесь, я тебя позову.
Я вернулся в кабинет. Сел за стол, стал, зевая, заполнять «протокол задержания с поличным».
«На поставленные вопросы отвечать отказался», – эту фразу я с удовлетворением прочел вслух.
– Будешь говорить?
Молчание.
Я позвал Женьку.
Она вошла в халате, белой шапочке, строгая, неузнаваемая. В руках – подносик, на нем – шприц, ампула, пузырек со спиртом. Остановилась у стола.
Я посмотрел на часы.
– Вот что, друг мой. У меня тоже есть хозяин. И я не хочу остаться без премии. На тебя мне, не скрою, наплевать. Я таких, как ты, за людей не считаю. А себя люблю. Условие простое: будешь говорить, отвезут тебя в горотдел, не будешь – останешься здесь, – я кивнул на окошко, в сторону моря, – навсегда.