Анчар отступал от нее, залетал справа и слева, нагибался, заглядывал ей в глаза, вился вокруг нее черным, носатым и усатым коршуном. А Женька летела по комнате белым лебедем.
Я же думал только об одном: скорее бы она уехала. Уж ей-то жить и жить…
Едва отдышавшись, они выпили «на дружбу» из одного рога, поцеловались и запели «Сулико». Удивительно нежно и красиво. Анчар – по-грузински, Женька – по-русски. Анчар – как лавина в горах, Женька – как горный ручей по звонким камешкам.
Потом Анчар начал учить ее грузинским фразам, наверное, не совсем приличным, судя по тому, с каким интересом она хихикала, но я сказал: хватит, пора спать.
– Ревнуешь? – обрадовалась Женька.
Вита показала Женьке ее комнату. Женька заупрямилась:
– Я боюсь одна в диких горах спать. Я лучше у Серого переночую.
Сильно хмельна, но о своей цели не забывает.
– Нет уж, – сказал я. – У меня завтра трудный день, а ты мне всю ночь спать не дашь разговорами.
– Как же! Разговорами! – обиделась Женька. – А то я болтать приехала. В такую-то даль…
Анчар убрал со стола. Свечи догорали. Но рассвет был еще далеко.
Я вышел, как было заведено, обойти территорию. Анчар снял со стены арбалет и вышел следом.
– Рано пойду в горы. Фазана брать. Хочу всем сувенир сделать. Утром скажут: что такое нам Анчар по секрету положил? Откроют – а там сациви в ткемали. Хороший сувенир будет, из фазана.
– Ты моего фазана там не подстрели. Не спугни спьяну.
– Если спугну – далеко не убежит, – он, блеснув зубами, хлопнул ладонью по прикладу.
Когда я вернулся, Женька спала в кресле. Я тронул ее за плечо.
– Ты меня для этого вызвал? Чтобы напоить и обесчестить?
– Ну, положим, напилась ты сама.
– Но хоть обесчестил? – с хмельной надеждой в голосе.
– Нет, – огорчил ее я. – Ты сопротивлялась сильно.
– Вот дура-то! Это я спьяну. Инк… стинк… Инстинкт сработал, – справилась с трудным словом Женька. – Само-сохра-не-ния. Попробуй еще, а?
– Щаз-з! Я с пьяными Женьками не сплю.
– Забеременеть боишься? – удивилась она.
– Ну. Нарожаю еще рыжих и конопатых. Куда их девать?
– Анчар воспитает.
– Он воспитает. Абреков. Ложись спать.
– С тобой?
– Сама, – как говорит Анчар.
– Лучше я вам назло всю ночь в кресле просижу. Пожалеешь.
– Еще как, – я подхватил ее на руки и уложил в постель.
– А раздеть девочку? – буркнула Женька, поцеловала меня и уснула.
Я стянул с нее платье и укрыл одеялом. Выключил свет и сел в кресло.
Ох, и денек завтра будет. К возвращению Женьки мне ведь тоже кое-что нужно узнать.
И сделать…
– Где же твои зеленые глазки? – посочувствовал я утром Женьке.
– В стакане… – она икнула – …утопила.
Я налил ей боржоми и, пока Анчар готовил машину, погнал купаться: она сейчас нуждалась в холодной водичке.
Едва мы выбрались на берег, Анчар нам посигналил. Я сходил в дом за Женькиной сумкой. Она прямо на пляже сняла мокрый купальник (что там снимать-то было), отдала его мне (повесь сушиться) и оделась.
Мы подошли к машине. Анчар открыл ей дверцу.
– А коньяк? – возмутилась Женька. – С мандарином.
Анчар молча кивнул назад, где громоздилась корзина с вином и фруктами.
– Не шали тут один, – серьезно сказала она, целуя меня в щеку. – Дождись Женьку. Вместе пошалим.
Она сделала ручкой Вите и Мещерскому, которые, как обычно, стояли, обнявшись, на веранде и дружно замахали ей в ответ.
По-моему, они уже немного устали от нее. Где Женька, там всегда праздник, несколько, правда, утомительный. И обратное положение тоже справедливо.
Я не стал ей говорить, как важно мне получить необходимые сведения. Я знал, что Женька сделает все быстро и толково. Как никто другой.
Она села в машину. Рыжей королевой. Будто родилась в этом «Форде» и никогда из него не вылезала. Все-то они умеют, наши красивые женщины. И любить, и воевать, кстати, тоже.
Анчар вывел машину, я запер ворота и вернулся к Мещерским.
– Как-то пусто без Жени стало, – пожаловалась Вита. – Славная девушка. Мне кажется, она влюблена в вас.
– Мне тоже, – не стал скромничать Серый.
– Мне в город надо, – сказал я Мещерскому, когда вернулся Анчар. – По вашим проблемам. Я возьму джип?
– А мы останемся без охраны?
Капризничает Князь. У него похмелье после Женьки.
Пришлось в очередной раз напомнить ему условия нашего договора. И мы расстались, немного недовольные друг другом. Впрочем, я больше переживал Женькин отъезд, чем княжескую немилость. Сразу почувствовал себя одиноким. Не по жизни, а по делу.
Да и в целом и в общем – плохо без Женьки. Серо. Тускло. А когда она рядом – все кругом светится. И шумит. И падает. И разбивается…
Вот так вот задумался Серый об одной из своих любимых женщин и бдительность потерял. Не сразу заметил, как пристроилась сзади чужая машина. А когда заметил, то навстречу уже другая шла, бандюками набитая.
Свернуть некуда (место они выбрали правильно), разве что в пропасть. Да не больно хочется. Какие еще мои годы?
Ясно одно – стрелять не будут, живым возьмут, стало быть…
Встречная машина, чуть развернувшись, перекрыв дорогу, остановилась, из нее вышли вооруженные люди. Задняя тачка стала наседать, подгоняя меня к месту встречи. Которое, стало быть, изменить уже нельзя.
Вот привязались!
Я снял с колечка запасной ключ зажигания и сунул его под коврик. Остановил машину, закурил.
Двое отделились от толпы и смело подошли к моему джипу.
– Выходи!
Я поскреб затылок в раздумье, вышел.
– Оружие!
Я, как Мещерский, пожал плечами.
– Обыщи его, – сказал один другому.
Остальные стояли в отдалении полукругом, направив в нашу сторону все свои стволы.
Подошел третий:
– Ключи от машины.
– В замке.
Он сел за руль джипа.
Двое, подталкивая меня автоматами и придерживая за руки, повели к передней машине.
Там меня встретили:
– Руки!
Я покорно протянул руки, ощутил на них холод металла. Вот теперь можно разбираться с Серым: в кольце стволов и с кандалами на руках.
Главный жлоб врезал мне прямым в челюсть. Сзади, чтобы не упал, меня поддержали стволами.
– Понял?
– Нет, – признался я, посасывая губу, разбитую об зубы.
Главный больше не выступал – наверное, пальчики ушиб, накатили другие. Работали сперва руками, потом, когда упал, ногами.
Подняли, поставили перед главным.
– Обратно не понял?
Я бы пожал плечами, да руки связаны.
– Ну раз убьете, – сказал я с трудом, но убедительно, – ну два. А дальше что?
– В машину его. Господин майор сам с ним разберется. По-боксерски. У них старые счеты. Поехали, парни.
Меня посадили в переднюю машину, с трудом развернулись, поехали.
Дорогой я стал догадываться, что им от меня нужно. В такой деликатной, но убедительной форме мне сотрудничество предлагают. Уверены, что я кое в чем разобрался и могу быть полезен.
Так что, Серый, если еще хочешь Женьку увидеть, не раскрывай сразу все свои тайны. Поломайся как следует, стало быть.
Не доезжая Майского, свернули в сторону и заехали на какую-то новую дачку. Карцера в ней не было, и меня втолкнули в пустую недостроенную комнату: два забранных красивыми решетками окошка, только что настеленный, покрытый стружками пол, не до конца обшитые стены. Над дверью – антресоли еще без дверец, для всякого ненужного добра. Запах свежестроганного дерева, обрезки досок, рассыпанные гвозди, ящик для опилок.
Нет, у Мещерского на вилле мне гораздо милее. Здесь я долго не выдержу – скучно. И женщин нет. Красивых, стало быть. И шашлыков.
Сзади щелкнул замок.
Я, кряхтя от боли, сел на пол, подобрал гвоздик, взял его в зубы и стал ковырять шляпкой в ключевине наручников.
Без результата. Только губы больше раскровил.
Осмотрелся, подумал гудящей головой.
Вывалил из ящика опилки, поставил его торцом под антресолями. Забросил туда обрезок вагонки подлиннее.
Теперь – самое трудное.
Стал на ящик, ухватился руками за полку антресолей, подтянулся, забросил ногу – влез, стало быть.
Отдохнул, ожидая, когда немного уймется боль в теле. Обрезком доски отодвинул ящик в сторону от дверей – следы замел, значит.
И стал ждать, справедливо полагая, что за мной, щедро избитым и в наручниках, больше одного конвоира не пришлют.
Лег на левый бок, опустил правую ногу, покачал ею в воздухе – должно получиться. Главная задача – не уснуть. А то будут меня искать, как Гека братишку Чука, в сундуке…
За окном послышался шум въезжающей в ворота машины и немного погодя – за дверью звук шагов. Я приготовил правую ногу.
Вошел парень и остолбенел при виде пустой комнаты. Сделал шаг вперед, изумившись.
Моя нога сработала, как маятник, – носок кроссовки ударил его в висок. Парень всхлипнул и опустился на пол.
Я спрыгнул с антресолей, прикрыл дверь. Вытащил из кобуры его пистолет, проверил, загнал патрон в ствол.
Поколотил парня слегка по щекам:
– Просыпайся, командир, просыпайся! Некогда мне. Господин майор ждут.
Парень застонал, открыл глаза, сел.
– Врубился? – Я ткнул его стволом в шею.
Он сглотнул и кивнул головой.
– Возьми гвоздик, загни его…
– А нечем, – прошептал он, косясь на пистолет.
– Всему-то тебя учить надо. – Я кивнул на оконную решетку. – Давай! Чем быстрее сделаешь, тем быстрее я уйду.
Довод, стало быть. Стимул.
Он вставил гвоздик в зазор между полосами решетки, сделал ключик.
Я подошел к нему вплотную, упер пистолет в живот, слегка нажал на спусковой крючок, чтобы курок убедительно приподнялся: еще чуть – и сорвется, произойдет нечаянный выстрел.
Парень все понял, аккуратно, без резких движений, поработал гвоздиком, расстегнул наручники. Чуть отодвинулся:
– Застрелишь?
– В другой раз. Если опять попадешься. Снимай куртку. Теперь рубашку. Оторви от нее рукав. Открой рот.
Я запихнул ему в усердно разинутую пасть рукав, пристегнул наручниками к решетке, выглянул в окно.
Дислокация такая: джип меня дожидается, но на пути к свободе, к воротам, стоит только что прибывший «мерс». Ворота закрыты. Да что за ворота? – сетка в рамке.
Я надел трофейную куртку, пошел к дверям.
– Будешь стучать в решетку лбом, я тебе его пробью. Пулей. Издалека. Навсегда. Это понятно, да?
Он потряс головой, горячо обещая хорошее поведение.
Я сунул пистолет в карман и вышел.
Никто мне не встретился. И я сел в машину, пристегнулся, пустил движок, включил передний мост и, осторожно подъехав к «мерсу», отодвинул его в сторону.
– Эй! Эй! – заорал кто-то в окно. – Обалдел?
Стало быть, так. Даже круче.
Резко газанув, я ударил машиной в ворота и вылетел на дорогу. Сзади немного постреляли – глупо и неточно.
Одна машина бросилась в погоню.
Я ехал, как Анчар. Потом умышленно и незаметно стал сбавлять скорость.
Они догнали меня, стали пытаться обойти. Несколько раз выстрелили. Опять глупо и неточно.
Поймав момент, когда преследователи плотно сели мне на хвост, я чуть взял влево и резко тормознул. Они врезались в меня именно так, как я и рассчитывал – левым крылом, которое тут же вспороло покрышку.
Машина их завиляла, боком ударилась в скалу, отлетела к краю пропасти и остановилась.
На сегодня все, стало быть…
– Однако! – только и молвил Князь, оценив изменения в моей внешности. – Погуляли. – И он позвал Биту, привести меня в порядок.
– Это еще не все, – сказал я, когда она меня смазала и залепила. – Ваша машина тоже пострадала. И спереди, и сзади. Стоимость ремонта можете удержать из моего жалованья. Но это будет несправедливо.
И я пошел к себе. Выпил рюмку водки. Или три. Чтобы прояснилось в голове и не грустилось в сердце. А главное, чтобы мушка не двоилась.
Вот и славно. Как говаривала к случаю моя добрая тетушка: с утра пьян – весь день свободен.
А раз так – продолжим свои развлечения. Полезу-ка в горы. Я теперь ходил туда как на работу. Но если сегодня свою задумку сделаю – настоящий выходной себе обеспечу. С сохранением содержания…
Сперва навестил своего подопечного – следовало убедиться, что он на посту. Пришел я вовремя – скоро он станет собираться. У него, по-моему, в этот час сеанс связи в распорядке дня. Сейчас он сноровисто, отработанно соберет свои личные вещи в ладный тючок с лямкой и марш-марш в расположение базирования. А там… А уж там-то… Вот именно, стало быть.
Я еще раз глянул на него. Ладно, пора страничку переворачивать. Надоела мне эта картинка. Интересно дальше посмотреть.
Пробравшись в его келью, я сделал все положенное. А после сел на лежанку лицом к входу; пистолет в руке на колене, фонарик под рукой, за складкой спальника.
Мой Черный Монах не заставил себя ждать. Очень скоро я уловил его легкую, полную смирения поступь…
Как только, изумленный моим присутствием, он застыл на пороге, держа свой тючок на весу, как сумку, – я выстрелил.
Пуля рванула лямку, тючок упал ему на ногу. Монах – я в нем не ошибся – поднял руки и с вопросом «ты что?» сделал шаг вперед, рванул над дверью плащ-палатку. Она глухой шторой сорвалась вниз, и в келье стало темно. И страшно.
В тот же миг я поймал его лицо лучом фонарика и остановил встречным ударом ноги его прыжок, отбросив прыгучего Монаха куда следовало – в угол, где скалились в темноте ужасные черепа. С намеком, значит.
И намек был понят. В руке его оказался пистолет, и он успел три раза впустую щелкнуть курком. Пока не врубился, что обойма пуста.
Теперь самое трудное начинается – дипломатические переговоры. А высшая цель всякой дипломатии согласно диалектике – сделать из врага союзника. Причем союзника сознательного, идейного, одухотворенного. Вот так вот! Стало быть, развалить его надо по-умному. Не всякий сможет.
– Ну ладно, – миролюбиво произнес я. – Ты молодец – показал все, что умеешь. Пока хватит. Да и патроны в твоей пушке кончились.
И не начинались. Как в Анчаровой шашке.
– Чего ты хочешь? – морщась, потирая ладонью живот, спросил он.
– Во-первых, обращаться ко мне на «вы». Я полковник частного розыска, следовательно, старше тебя по званию. Во-вторых, спрашивать буду я, отвечать – ты.
Это справедливо, по-моему. У кого оружие, тому и отвечают.
Вообще-то Монаху надо было в момент затемнения не в келью прыгать, а наружу: рвануть к лестнице, заскочить за уголок и предательски столкнуть меня в воду. Там бы я мигом превратился в кусок льда. Тут и раскалывай меня как хочешь – хоть вдоль, хоть поперек коли. Но я не стал ему советы давать, не сказал об этой упущенной возможности. Что попусту расстраивать парня, он и так уже очумел от своих суточных бдений.
Я покачал в руке наручники:
– Наденешь? Или не будешь больше прыгать? Тогда вставай, звони своему Баксу. Или кто у тебя там на связи. – Я указал на рацию. – В твоих же интересах вовремя сеанс дать.
Про Бакса я умышленно брякнул: пусть думает, что Серый слишком много знает. Он медлил. Я поднял пистолет:
– У меня нет времени. Мне обедать пора.
Монах взял трубку, включился.
– Спиной ко мне, – я ткнул его стволом в затылок. – Если скажешь лишнее, на мой взгляд, – твой череп в черную коллекцию не попадет: «безнадежно испорчен, восстановлению не подлежит, эстетической ценности не представляет». – Люблю красивые слова. Много их уже знаю, стало быть.
– Второй на связи, – глухо сказал Монах в трубку. – Ничего нового не наблюдаю. Серый ведет себя спокойно…
А мне-то какого хрена волноваться?
– …Князь нервничает, – продолжал он.
Как же он разглядел?
– …Грузин – как обычно…
Ну да, про аэродром поет, шашкой машет и вино «фужорами» глушит.
– …Ведется подготовка яхты к плаванию. По некоторым признакам, хозяева собираются выйти в море на несколько дней…