Уже вечер. Судя по пробивающимся изредка сквозь листву над головами солнечным лучам, до темноты еще часа два. Наш десяток снова приближается к авангарду колонны, а значит – если вскоре не попадется хорошее место для ночевки, то придется снова обнажать меч и прокладывать дорогу. З сегодняшний день я вымотался уже настолько, что готов спать даже среди ядовитых пауков, лишь бы не рубить проклятые заросли. Вот пришло время очередной смены. Счастливчики, отработавшие свое, тяжело дыша отошли в сторону, пропуская следующих бедолаг, и принялись дожидаться пока колонна не проползет мимо и можно будет занять место в ее хвосте. Я вздохнул. Еще час, и снова придется браться за работу. Внезапно впереди раздались крики. К моему удивлению – радостные.
– Поляна! – слово летело от одного наемника к другому, долетело до меня и отправилось дальше по колонне.
'Отдых!' – эхом вторило ему в мыслях каждого.
Хвала Дарену! Похоже, работа в авангарде откладывается до утра. Ну не может же постоянно все быть плохо! Должно же и что-то хорошее случится! Предвкушение отдыха придало мне новых сил. И не только мне. К моему удивлению, Баин даже принялся насвистывать какой-то веселый мотивчик и, когда я взглянул на него, расплылся в широкой улыбке.
– До утра меня не разбудит и сам Император! – Молин зевнул и толкнул в спину идущего впереди. – Что ползешь как беременный таракан? Давай быстрее! К отдыху!
В ответ 'беременный таракан' лишь лениво выругался и пожелал Молину отдохнуть в гробу.
Вскоре уже стал виден просвет между деревьями. Чистое небо, озаренное закатным солнцем, весело подмигивает в этот просвет и будто зовет – 'Скорее! Выбирайтесь из этих зарослей!'. А сами заросли становятся все реже. Не только из-за мечей, прорубивших путь сквозь джунгли, но и сами по себе деревья стоят уже не так густо, а между кустами и другой низкорослой растительностью даже проглядывают островки голой земли. А может это уже джунгли заканчиваются? Может за день мы прошли их насквозь? Нет, вряд ли. Ведь сказали же – 'поляна'. Я, конечно, не специалист в лесной жизни, но, думаю, если бы джунгли закончились – так бы и сказали. Долгожданный отдых все ближе. Еще какой-то десяток шагов и я, наконец-то, выйду на открытое пространство. Подставлю лицо ласковому солнцу, упаду на травку или что там еще растет...
Новый крик заставил застыть на полушаге. Многоголосый вопль, перемешанный с густой руганью. Молин, выхватив меч, бросился вперед и я успел нагнать его только на самой границе зарослей. Я схватил друга за плечо и мы застыли, глядя на столько долгожданное место предполагаемого отдыха. Поляна оказалась идеально круглой, будто тарелка в хорошей таверне. Земля, почти ровная, если не считать нескольких бугорков, была вся укрыта ярко-зеленым мхом, будто пушистым одеялом и манила, завлекала выйти на открытое пространство, лечь на нее, будто на мягкую перину, отрешиться от всех трудностей и невзгод... И никакой видимой опасности. Никаких врагов, никаких чудовищ. Все просто дышит покоем. И лишь люди, успевшие выйти на поляну, нарушали открывшуюся картину. Те, кто шли первыми, катались по манившему одеялу мха, раздирая себя ногтями – будто пытались содрать с себя кожу. Следовавшие за ними и ступившие на мох чуть позже – исступленно чесали ноги. Стоявшие у самых зарослей со страхом и недоумением смотрели на творившееся впереди и потихоньку отступали назад, в джунгли. Кое-кто из них уже тоже начал почесываться...
– Смотрите! – выдохнул Баин, который лишь на пару шагов отстал от нас. – Над самой землей...
Я присмотрелся и вскоре заметил то, о чем он говорил. После каждого шага, сделанного по поляне, из-под ног идущего от мха поднимались еле заметные облачка. Почти прозрачная, чуть подсвеченная алыми лучами закатного солнца, дымка окутывала ноги людей до колен. На туман, вроде, не похоже... Туман покрыл бы всю поляну целиком, а не лишь те места, куда ступила нога человека. Может мох выделяет какой-то газ?
– Мох... – прошептал Баин.
Я оцепенел от ужаса, не в силах пошевелить даже пальцем. Только подчинялись моей воле, перемещая взгляд от одной сцены происходящего на поляне кошмара к другой. Кое-кто из тех, кто первыми ступили на поляну, уже затихли. Некоторые продолжали кататься по земле и биться в судорогах. Но... Самое страшное, что лежащие на земле уже ничем не напоминали людей. Холмики... Покрытые тем самым проклятым ярко-зеленым мхом холмики! Дергающиеся, катающиеся по земле, вопящие моховые холмики... А за ними, чуть ближе к джунглям, раздирают себя в кровь еще живые люди. Они еще надеются избежать подобной участи. Или, полностью поглощенные своим несчастьем, просто не замечают творящегося впереди? Не видят судьбы, которая ожидает их в самом скором времени? А та судьба уже показала им свои зубы. Пушистые зеленые пятна расползаются по коже сапог, быстро, ужасающе быстро ползут выше по ногам. Расцветают ярко-зелеными точками на теле, куда достает вздымающаяся от земли дымка, и разрастается островками мха. Красные брызги, окровавленные клочки мха, вырванные ногтями с мясом, разлетаются во все стороны, но на их месте тут же снова появляется зелень. Вот еще один, покрытый мхом до пояса, упал и принялся кататься по земле. И еще один, почти полностью укрытый пушистой зеленью и неведомо как до сих пор устоявший на ногах... А вокруг стоят, наблюдая за творящимся на поляне, те, кому, как и нам, посчастливилось идти позади и не ступить на проклятый мох. Стоят молча, даже не шевелятся. Лишь редкое, произнесенное хриплым шепотом, крепкое словцо вылетает из ртов живых и вплетается в вой уже почти мертвых.
Те из ступивших на поляну, кто еще в состоянии мыслить разумно, опрометью бросаются прочь. Проламывая своими телами заросли и не обращая ни на что вокруг себя внимания, они оказавшись за пределами поляны, падают на землю и продолжают срывать с себя разрастающуюся зелень. Один из них пролетает мимо меня и, пробежав еще пару шагов, срывает с себя сапог, по которому ползет мох. Сапог отброшен в сторону, но наемник продолжает осматривать и ощупывать свое тело. Вот он замечает еще один зеленый островок на бедре. Брызжет кровь и покрывшийся алым пушистый комок чуть не попадает в вовремя отшатнувшегося Баина. Пострадавшим никто не помогает. Наоборот, каждый старается оказаться как можно дальше от них – будто нас посетила прыгучая лихорадка или еще какая-то из множества болезней, уносивших тысячи жизней. Справа раздается громкий всхлип. Я смотрю туда и вижу, что какой-то несчастный, ноги которого уже до колен были покрыты мхом, несся не видя ничего перед собой прямо на группу наемников и, буквально в шаге от них, упал, пронзенный копьем.
– Назад! – все будто только и ждали команды. Мгновенно исчезает охватившее людей оцепенение. Кто-то начинает медленно пятиться, кто-то разворачивается и, в панике, несется обратно в джунгли. Никто уже не обращает внимания на погибших на поляне, на тех, кто смог оттуда выйти и сейчас борется за свою жизнь, очищая тела от мха. Краем глаза я замечаю, как в одном сапоге ковыляет за нами счастливчик, отделавшийся лишь потерей сапога да небольшой раной на бедре. Я не отвожу от него взгляда все то время, пока мы отступали. Продолжаю смотреть на него и того, когда, отойдя на безопасное расстояние, мы остановились. Из горла выжившего наемника вырываются судорожные всхлипы, из глаз текут слезы... Но, когда он подходит ближе, я замечаю, что в глазах пострадавшего нет ни проблеска разума. Похоже, бедолага повредился рассудком от пережитого. Я так и стоял, глядя как он проковылял мимо нас и скрылся в зарослях. Еще некоторое время раздавался хруст и треск растений на его пути, а потом стих и он. И никакого желания, даже мысли не возникло пойти вслед за ним, вернуть беднягу обратно...
На то, чтобы восстановить порядок, ушло около звона. Но, в конце концов, командирам удалось успокоить людей и снова выстроить колонну. Обойдя заросшую мхом поляну по широкой дуге, армия двинулась дальше. И уже ни у кого не возникало мысли о поиске подходящего места для отдыха. Все хотели только одного – уйти от этого места подальше. А потому – шли, шли и шли... Не обращая внимания на усталость, на то, что света становиться все меньше, на ноющие руки и тучи мошкары. Шли, пока оставались силы. Пока могли хоть что-то разглядеть под ногами. Шли, пока не раздалась команда остановиться. А когда был отдан приказ на отдых – все просто попадали, кто где стоял, и, даже не поужинав, не выставив посты, уснули.
– Есть у кого-то пожрать? – Баин мрачно смотрел в никуда и вопрос задал, будто не обращаясь ни к кому конкретно.
Этим утром такой вопрос звучал в голове каждого солдата нашей армии. Ну, почти каждого. Баронские дружинники, судя по всему, едой были худо-бедно, но обеспечены. Вон, например, здоровяк в кольчуг жует что-то. И сильно сомневаюсь, что едой ему служит какая-то местная тварь, которую он поймал и решился съесть с голодухи.
– Похоже, жратва только у баронских осталась. – так же мрачно ответил я. – Может Молин чего-то раздобудет?
Молин ушел куда-то едва проснувшись. Продрав глаза, он прислушался к недовольному ворчанию своего желудка, встал и, бросив что-то насчет того, что попытается разузнать последние новости, исчез. А меня вот никуда не тянуло. Думаю, здесь везде не лучше – не надо и идти никуда. А там, где лучше – туда меня попросту не пустят. Вот, к баронским, например...
– А где он, кстати? – Ламил, оказывается, до сих пор не замечал отсутствия одного из солдат своего десятка.
– Пошел новости узнать. – пояснил я. – может, заодно, и едой где-то разживется.
Вместо ответа, десятник снял с сапога какую-то длинную многоножку, посмотрел какое-то время на извивающееся в пальцах насекомое, а потом, разорвав ее пополам, бросил на землю.
– Отдыхаете? – из-за дерева показался Лосик.
– Отдыхаем! – я сплюнул под ноги и зло уставился на того, кто привел нас в роту. На того, из-за которого мы оказались в той ситуации, когда оставаться в родном городе стало невозможно и из-за которого мы, в итоге, оказались неведомо где.
– Что-то ты, Алин, не веселый. – подмигнул Лосик, сделав вид, что не понимает причину моей злости.
– А чему радоваться? – спросил я. – Тому, что не сожрали? Так ведь если я сам кого-то не сожру в ближайшее время, то разницы никакой.
– Пожрешь, не переживай! – наемник хлопнул меня по плечу и подмигнул. – Мы здесь еще, по меньшей мере, полдня просидим. Командиры наши распорядились отправить отряд на охоту...
– Сейчас на охоту отряд отправят. – откуда-то вынырнул Молин и, поздоровавшись с Лосиком, присел рядом со мной. – Будет нам жратва!
– Знаем уже. – огорчил друга Баин. – Лосик рассказал.
– Ну вот... – Молин явно огорчился. – А о баронских рассказал?
– А что насчет баронских? – заинтересовался Лосик.
– О, там такая история! – Молин прямо раздулся от важности и замолчал, делая вид, что устраивается поудобнее.
– Да не тяни ты! – поморщился Ламил. – Говори давай. А не то будешь у меня всю следующую ночь на часах стоять.
– В общем, дело такое. Собрались наши капитаны и пошли к баронам. – начал Молин. – Там кто-то из наших поблизости был, все слышал, да рассказал потом.
– Да расскажи же наконец в чем там дело! – гаркнул Баин.
– Так я и рассказываю. – Молин сделал вид, что обиделся, но продолжил. – Потребовали капитаны у баронов, чтобы все припасы, какие есть, в общий котел скинули. Наши-то голодают, а баронские, сами видите – жрут себе.
– И что бароны? – я чуть подался вперед. – Согласились?
– Какое там! – махнул рукой Молин. – Там, говорят, такой ор поднялся, что даже пауки с деревьев посыпались! Бароны говорят, мол, не будут они кормить быдло, которой по глупости сожрало или растеряло все, что было.
– Вот сволочи! – глаза Лосика зло сверкнули и он переглянулся с Ламилом. Судя по лицу десятника, добра жадным баронам он тоже не желал.
– А что капитаны? – одновременно спросил молчавший доселе Стон.
– А капитаны пригрозили, что если бароны не выполнят их требования, то наемники отделяются от армии и бароны могут идти хоть к эльфам в пасть, хоть к гномам в зад. Так и сказали!
– Но это же мятеж... – проблеял Навин.
– А тебе впервой? – оборвал его Ретон. – Небось, как в Жилло бунтовал, то не рассуждал – мятеж это или нет.
– Давно пора! – поддержал я слова капитанов. – А то как заросли рубить – так мы впереди, а как пожрать – так сразу тупое быдло...
– Так что бароны ответили? – Ламил, как, кстати, и Лосик, не отрываясь смотрел на Молина. Опыта в таких делах у них побольше – чуют, старые вояки, чем все это пахнет.
– Бароны тоже, как этот вот, – Молин указал на Навина, – обвинили капитанов в мятеже. Грозили Императором, говорили, что, по договору, роты находятся под их командованием... А капитаны, в ответ, сказали, что дохнуть с голоду их люди не нанимались и, что договор не предполагал вообще всю ту задницу, в которой мы оказались.
– И чем все закончилось? – спросил Ламил.
– Сдались бароны! – Молин хлопнул рукой по земле, размазав какого-то жука, – Побоялись, небось, одни остаться! Так что, сейчас баронские будут отдавать свои припасы! А еще, теперь все одинаково будут работать – что наши, что баронские. Вот такие новости.
Пусть бароны и сдались, но их дружинники, после того, как получили соответствующие указания, довольными не выглядели совсем. Припасы, конечно, отдавали, но исходящая от них ругань, при этом, казалось, сгустила сам воздух вокруг. Кое-где дошло даже до драки, но особо строптивых быстро успокаивали специально созданные для реквизиции продовольствия отряды наемников. Хвала Дарену, обошлось без кровопролития. А несколько выбитых зубов – не в счет. Зато теперь все в равных условиях. Все одинаково голодные, пока не вернутся с добычей охотники, и все будут махать мечами, расчищая путь, одинаково. И теперь армия, еще заметнее, чем до того, разделилась на два лагеря.
На этом месте мы задержались на целые сутки. Полдня, о которых говорил Лосик, оказалось явно недостаточно, чтобы накормить всю армию. Даже учитывая, что на охоту отправилось больше сотни человек – почитай, целая рота. То и дело небольшие группы, в поисках добычи, исчезали в зарослях или возвращались из джунглей, принося туши необычных птиц и животных. Добыча тут же распределялась между ротами и дружинами. Нам, не занятым охотой, особо отдохнуть тоже не удалось. Как только, следуя указаниям специально назначенных людей, возле нашего десятка оставляли очередную тушу, тут же звучал приказ Ламила разделать добычу. Вскоре, вдобавок к соку растений, который мы так и не удосужились смыть с себя, мы, на радость всех окрестных насекомых, оказались покрыты еще и кровью разделываемых животных.
– Алин, ты видел когда-нибудь такую птицу? – Молин, рассматривая, вертел в руках очередную тушу, которую ему было поручено ощипать. – Здоровенная какая... И перья зеленые!
– Засунь ее себе... – пропыхтел я, пытаясь снять шкуру с другой туши. Работа, скажу я вам... Особенно, если учесть, что никогда в жизни мне не приходилось еще заниматься подобными вещами. Я, весь измазанный в крови, кромсал проклятую тушу ножом, просто срезая куски шкуры и отбрасывая их в сторону, и уже совсем не рад был перспективе поесть. А сволочная тварь, даже мертвой издевающаяся надо мной, казалось еще и ехидно улыбается своей клыкастой пастью.
– Ты что, идиот, делаешь?!! – мощный подзатыльник чуть не отправил меня на землю.
Я резко обернулся и, выставив перед собой нож, оскалился не хуже той твари, которую только что пытался разделать. Сзади стоял Ламил и, потрясая кулаками, клял меня во всю мощь своей немалой фантазии.
– Ты посмотри, ублюдок, сколько мяса испоганил! – десятник не обратил ни малейшего внимания ни на нож, ни на мой оскал. – Да теми обрезками, которые ты, тупой член гнома-мужеложца, выбросил, что б тебе только девки с дурными болезнями попадались, можно весь десяток накормить!
Запаса ругательств у Ламила хватило не меньше чем на десяток мгновений. А может он просто устал клясть меня? Когда Ламил уже перебрал всех моих родственников и предков, каждый орган в моем теле, он, внезапно тяжело вздохнув, замолчал, отобрал у меня нож и сам взялся за тушу.
– Смотри, урод безрукий, и учись! – бросил он через плечо, приступая к работе.
Я, плюнув в сторону хохотавшего Молина, принялся наблюдать. Следующую тушу уже разделывал сам. Правда, работал я под чутким наблюдением Ламила, но тот почти, если не считать еще пары подзатыльников и сотню проклятий, не вмешивался. А еще через две туши, убедившись, что я уже могу самостоятельно управиться, он и вовсе исчез куда-то по своим делам.