Теперь мое запястье открыто, и Ро закатывает собственный рваный рукав.
Мы сплетаем пальцы, и Ро прижимает свое обнаженное запястье к моему. Я позволяю волне прокатиться по всему моему телу, от той точки, где встретились наши руки, и до ног, зарывшихся в песок.
На моем запястье – одна серая точка, цвета океана под дождем.
На запястье Ро – две красные точки, цвета огня.
Сходные метки наших сходных судеб, хотя мы и не знаем, что они означают. Но если мое имя Печаль, имя Ро – Ярость. Но что представляю собой я, что представляет собой Ро – это тайна. Нечто такое, что может убить нас обоих, хотя мы так и не узнаем почему.
Нечто такое, что, возможно, стало причиной смерти падре…
Я жалею, что не прочла книгу падре до того, как обменяла ее на свободу. И Ро нужно было бы ее прочесть.
Моя серая точка прижимается к красной точке Ро.
Мы оказываемся в мире, где нет никого, кроме нас двоих. Мы связаны метками на наших руках и в наших сердцах.
Ро оборачивает лоскут вокруг наших прижатых друг к другу рук, приникает ко мне всем телом, и я чувствую, как соприкасаются наши выпирающие ребра. Мы зеркальные отражения друг друга.
Печаль в ярости. Боль в гневе. Слезы в неистовстве.
Я становлюсь Ро, а Ро становится мной. Он впитывает мою великую печаль, то пугающее, что живет внутри меня. Он бы все сделал, чтобы прогнать это. А я впитываю его алую ярость. Я переполнена ею. Красная искра, которая есть Ро, теперь ушла на двадцать футов вглубь меня.
Я не могу удерживать ее долго.
Падре говорил, что Ро – это слишком для одного человека, что, если я буду продолжать это делать, если я позволю ему продолжать это делать, я могу и не найти обратной дороги. Но я позволяю его боли подводить меня к краю безумия.
Падре.
Я открываю глаза и обнаруживаю себя в объятиях лучшего друга. Это достаточно безопасное место, чтобы разрыдаться.
Слезы потоком вырываются из моих глаз и текут по лицу. У меня нет сил на то, чтобы остановить их.
Ро сжимает мою руку, давая возможность выплакаться.
* * *
Когда все выплакано и нам приходится отложить чувства на другое время, Ро помогает мне снова забинтовать запястье. Его кожа больше не обжигает, и он небрежно опускает на место рукав. Ро не так боится своей метки, как я – своей. Он не боится даже патрулей симпов, которые, как я знаю, не уйдут слишком далеко, как бы долго мы ни выжидали.
– Тебе бы следовало быть поосторожнее. Кто-нибудь может увидеть, – говорю я.
– Да? Ну и что?
– Они тебя увезут, как пытались увезти меня. Запрут где-нибудь там, в Хоуле. Будут тебя использовать. Истязать.
Я стараюсь не напоминать Ро, что это может означать для меня, как я боюсь этого.
– И что, нам теперь вот так и прятаться всю жизнь? Пока не умрем? – В голосе Ро слышится горечь.
– Может быть, это не навсегда. Что, если падре прав, и мы действительно особенные, и у нас больше сил, чем мы догадываемся? Что, если именно поэтому симпы явились за мной? – Я никогда ничего подобного не говорила, но теперь я в отчаянии. Мне необходимо поддерживать в Ро спокойствие, пока он не добился того, что его застрелят. – Мы ведь не можем больше считать миссию безопасным местом, Ро. Даже если нам больше некуда пойти. – Я нервно сглатываю.
– Но зачем прятаться, если мы такие уж особенные? Что, если мы предназначены для того, чтобы что-то совершить? Что, если только мы можем сделать это?
Ро ерошит волосы, он просто не может оставаться неподвижным.
Да, он только этого и хочет. Спасти мир и всех живущих в нем.
А я прямо сейчас хочу спасти только того единственного родного мне человека, который у меня есть. И неважно, хочет он сам или нет.
Я повторяю попытку:
– Падре говорил, что нас, таких, каковы мы есть, можно использовать против нас же, если мы не будем осторожны. Так что мы можем лишь ухудшить дело.
Ро теряет терпение. Мы оба уже готовы выйти из себя.
– Конечно, Дол. Но падре еще и то говорил, что правда освободит нас. Он говорил, что нужно подставлять другую щеку. Говорил, что надо любить ближних. А теперь он мертв. – Я отодвигаюсь от Ро, но он хватает меня за руку. – Я любил падре, Дол, любил так же, как ты.
– Знаю.
– Но он был из другого времени. То, что он говорил, то, во что он верил, – это ведь были просто фантазии. Он все это говорил, потому что не хотел, чтобы мы сдавались. Но и бороться он тоже не хотел.
– Ро, не начинай все сначала!
– Я не собираюсь бросать тебя, Дол, – смягчается Ро. – Обещание есть обещание.
Он помнит. Мы оба помним.
Точка к точке, так мы поклялись. Давным-давно, на берегу, после того случая, когда Ро впервые сбежал. Только я и смогла уговорить его вернуться.
Именно тогда мы обнаружили, что, связывая вместе наши руки, мы связываем и наши сердца. Что все то, что заставляет сердце Ро колотиться вовсю, разбивает мое сердце. Когда я мысленно пожелала засыпать нас обоих песком, чтобы притушить горящее в Ро пламя, он успокоился. Мы оба успокоились. Когда мы прикоснулись друг к другу – вот так же, точка к точке, – боль съела сама себя.
А огонь выгорел.
Тогда мы легли рядом, держась за руки, и наконец Ро заснул. И именно тогда я поняла, что мне не справиться с собой без Ро. А Ро и дня не проживет без меня.
В одиночку ему не совладать с пламенем. Он и пытаться не станет. И это было для меня самым тяжелым.
Ро скорее позволит пламени сжечь себя.
Я все еще предавалась размышлениям, когда услышала в небе шум вертолетов. Мы оба знаем, что это значит, но я первой открываю рот:
– Посольские вертушки. Надо бежать.
– Дай мне минутку.
Ро дрожит в мокрой одежде, и он еще не успокоился до конца. Я никогда не видела его таким взволнованным.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Я ведь думал, что ты умерла, Дол.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться его густых каштановых волос. Выдергиваю веточку, застрявшую за ухом. Я не говорю о том, что мне и следует быть мертвой, что именно так и должно быть. Свинья умерла, и падре умер. Так почему же они – да, а я – нет?
Да потому, что никто и не собирался меня убивать. Они явились, чтобы забрать меня.
Я пытаюсь понять.
Я пытаюсь понять, не повезло ли падре и свинье больше, чем мне? А потом выбрасываю из головы эти мысли и касаюсь Ро:
– Я не умерла. Я здесь.
Я пытаюсь улыбнуться, но не могу. Я могу лишь слышать треск вертушек, могу видеть окровавленного солдата у своих ног.
– А потом я подумал, что это я умер.
Ро вроде как смеется, но звуки, что вырываются из его груди, больше похожи на рыдания.
– Ты и вправду чуть не погиб. Нельзя же вот так просто взять и напасть на поезд и Трассу. Не знаю, о чем ты только думал. – Я дергаю Ро за ухо, точно так же, как дергала Рамону-Хамону. Только у Рамоны уши были мягкие, как тряпки. А ухо Ро покрыто засохшей грязью.
– Я думал, что спасаю тебя… – Ро смотрит вниз.
– Лучше бы ты этого не делал, – вздыхаю я и обнимаю его за плечи. – Ты ведь едва не погиб сам. Да и в любом случае кому-нибудь придется спасать обе наши жизни, если мы не уберемся отсюда раньше, чем эта штуковина приземлится.
Я пытаюсь сдвинуть Ро с места, но он притягивает меня к себе и обхватывает за талию.
– Да, ты не хотела, чтобы я пытался. Но ты знала, что я это сделаю.
– Знала, знала. – Я улыбаюсь, стараясь смягчить ситуацию. Пещера, лежащий без сознания симпа, шум вертушки… – Мы – это все, что у нас есть.
И это чистая правда.
Мы практически родные друг другу… Во всяком случае ближе нам уже не стать.
Но, произнося эти слова, я вдруг осознаю, что Ро не смотрит мне в глаза. Он смотрит на мои губы.
Искра, которая есть Ро, превращается в огненную бурю. Я чувствую, как мои ладони начинает жечь, глаза у меня расширяются. Я знаю, что чувствует Ро, и не могу в это поверить. Не могу поверить, что могу знать кого-то настолько хорошо и совершенно не знать его.
– Ро… – начинаю я, но умолкаю.
Я просто не представляю, что тут можно сказать.
Что я люблю его больше собственной жизни? Это правда. Что мы купались в океане полуголые и даже взгляда друг на друга не бросали? И это правда. Что мы раз сто в холодные ночи спали рядом на кафельном полу в миссии, в кухне Биггера, и были совсем одни… ну, если не считать тощих усталых собак и овец? Что я вряд ли могу его поцеловать как-то иначе, чем целовала свиней Биггера?
Но правда ли и это тоже?
Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что целую Ро. Я представляю его губы на своих губах. Его губы, те самые, которые выплевывали зерна граната прямо в мои губы.
Они мягкие, вдруг вспоминаю я.
Они должны быть мягкими, проявляется другая мысль. По крайней мере, мягче, чем его уши.
Я боюсь открыть глаза. Я ощущаю руки Ро на своей талии, как будто мы танцуем. Я чувствую, как он легонько притягивает меня к себе.
И позволяю это.
Почти позволяю.
Но тут до меня доносится чей-то стон, и я вспоминаю, что мы не одни.
Солдат приходит в себя.
ОТЧЕТ ПО ИССЛЕДОВАНИЮ:
проект «Человечество»
Гриф: Совершенно секретно / Для Посла лично
Кому: Послу Амаре
Тема: Новобранцы-бунтовщики и материалы по идеологической обработке
Перечень документов: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в укрытие бунтовщиков
Согласно нашим сведениям, бунтовщики заставляют новобранцев заучить и постоянно повторять прилагаемые строки, утром и вечером:
ТРИНАДЦАТЬ ОГРОМНЫХ ИКОН
УПАЛИ НА ЗЕМЛЮ С НЕБА.
КОГДА ОНИ ОЖИЛИ,
УМЕРЛИ ШЕСТЬ ГОРОДОВ.
ПОМНИ: 6/6.
ИХ ПРОГРАММА – ПОРАБОЩЕНИЕ.
МЫ НЕ СВОБОДНЫ.
ТИШИНА НЕ ЕСТЬ СПОКОЙСТВИЕ.
ПОМНИ ТОТ ДЕНЬ.
СМЕРТЬ СИМПАМ,
СМЕРТЬ ЛОРДАМ.
УНИЧТОЖИМ ИКОНЫ.
ПОМНИ.
Глава 6
Четыре точки
Я открыла глаза.
– Ро, – шиплю я.
Но пока я говорю, Ро отскакивает от меня и выхватывает из воды пистолет. Обломки песчаника под нашими ногами как будто стали намного острее, лужи, оставшиеся после прилива, – намного холоднее. Наше укрытие представляет собой всего лишь небольшую выемку в травянистом берегу и на самом деле ни от чего не защищает.
Уж во всяком случае не от Послов и их армии.
Надолго она нас не скроет.
Глаза симпы приоткрываются.
На них упали пряди мокрых волос, но все равно видно, что эти глаза того же цвета, что холмы за миссией, – зеленые и серые, но еще в них поблескивают золотистые точки. Надежда и печаль. Именно так смотрит на меня солдат. Он как будто редкая монета, наполовину зарывшаяся в океанский песок. Кусочек теплого металла, сумевший поймать отблеск света, хотя и лежит глубоко под толщей воды.
Я таращусь на него во все глаза. Я не в силах удержаться. Мое сердце колотится как бешеное. Я изумленно протягиваю руку к лицу солдата. Его черты представляют собой полную противоположность чертам Ро. Если в лице Ро все линии небрежны и грубоваты, то в лице этого юноши все аккуратно и красиво. Он мускулист, но строен, а Ро могуч и массивен. Тело юноши выглядит так, словно кто-то выковал его из драгоценных металлов, выдул из стекла.
– Эй! – вскрикивает Ро.
Он поднимает пистолет над головой, готовясь к удару. Я с трудом отвожу глаза от симпы и руку от его лица.
– Прекрати. Тебе незачем снова бить его. Он уже получил достаточно.
Ро опускает пистолет. И тут я понимаю, что он вовсе не слушает меня. Он целится.
– Пожалуйста, – говорит симпа, хотя его голова наполовину в воде и с губ срываются пузыри, когда он произносит слова. – Не убивай меня. Я могу помочь.
– С чего это ты будешь нам помогать? Ты из тех, кто за нами охотится!
На это у симпы ответа нет.
– Дол, отойди. Не мешай мне. Он просто играет с нами. Это трюк, обман.
– Откуда тебе знать?
Ро переводит взгляд с меня на солдата:
– Ты можешь что-нибудь в нем понять? Ощутить его?
Я наклоняюсь к симпе поближе, поднимаю из воды его холодную руку.
Я закрываю глаза и пытаюсь уловить его чувства.
Впервые я ощущаю нечто подобное искре Ро – в такой же мере сильное.
Ненависть и гнев – это идет от Ро.
Страх и растерянность – это от юноши.
И еще что-то…
Нечто такое, с чем я сталкиваюсь очень редко.
Оно вскипает внутри симпы, исходит от него, наполняя пещеру. Я буквально вижу это.
Я узнаю, что это такое, лишь потому, что чувствовала это к Ро и чувствовала это в Ро. В Ро и падре. И иногда в Биггере и Биггест.
Любовь.
В голове у меня гудит и стучит. Я роняю руку юноши, прижимаю ладони к вискам как можно крепче. Я заставляю себя глубоко дышать, пока не овладеваю собой, хотя бы слегка. Пока белое сияние не угасает.
Потом, задыхаясь, открываю глаза.
– Ро… – Мне трудно говорить.
– Что такое? Что ты поймала?
Ро придвигается ко мне, но его взгляд не отрывается от симпы.
Я не знаю, что ему сказать. Я никогда ничего подобного не ощущала, и я не знаю, как выразить это в словах, во всяком случае в таких, которые понял бы Ро.
И так, чтобы он захотел это услышать.
Я пристально всматриваюсь в солдата. Я сильно дергаю пуговицу на его куртке и отрываю ее. Пуговица латунная, и на ней выбит знак, который даже любой из грассов способен узнать. Пятиугольник, окружающий Землю. Золото на алом поле. Земля, заключенная в нечто вроде клетки для птиц.
Эта пуговица все меняет.
– Он не симпа.
Я чувствую легкую тошноту… и, даже обращаясь к Ро, не в силах оторвать взгляд от пуговицы в моей ладони.
– Что ты такое говоришь? Конечно, он симпа! Ты только посмотри на него! – В голосе Ро слышится раздражение.
– Он не просто cимпа. Он из личной гвардии Посла.
– Что?!
Я киваю, вертя пуговицу в пальцах. Она блестит, как золотая монетка, и стоит больше, чем все, что я имею. Что касается Посла Амаре, то мы до сих пор видели лишь ее лицо, изображенное на вагоне, проезжающем по Трассе. Ближе мы к ней подобраться не могли.
Пока не столкнулись вот с этим юношей…
Раненый симпа то открывает, то закрывает глаза. Он слишком слаб, чтобы говорить, но, думаю, понимает, о чем беседуем мы.
Ро садится рядом со мной на корточки, прямо в воду, и вытаскивает из-за пояса короткий нож, тот, которым до сих пор только свежевал кроликов и резал дыни в миссии.
Ро колеблется, смотрит на меня. Я опускаюсь рядом с парнишкой на колени… Он ведь действительно просто парень. Может, он и cимпа, но он так молод… Ненамного старше Ро и меня, судя по внешности.
– Значит, все это… все это имеет значение для Посла? – Ро прижимает нож к подбородку симпы. Глаза юноши открываются, на этот раз очень широко. – Забавно, знаешь ли, потому что все то, что имеет значение для посла, для нас не дороже обычного мусора. – Он проводит кончиком ножа по горлу пленника. – Верно, Дол?
Я тяжело сглатываю и ничего не говорю. Обнаруживаю, что мне трудно дышать. И не знаю, что думать.