Она обернулась и увидела, что они фотографируют ее красный BMW. Эх, новая краска… Она подошла к воротам, и кто-то толкнул ее в спину.
— Прикоснись к машине, и я сломаю тебе руку! — выкрикнула она.
Мужчина с камерой обернулся и ткнул ею Р. Дж. в лицо. Яркий свет резанул глаза, крики впились в барабанные перепонки, словно заостренные распятья.
7
Голоса
Она сразу же позвонила Нату Рурку и рассказала о происшедшем.
— Я решила, что вам стоит знать, потому что они могут использовать это против Тома.
— Да. Спасибо, доктор Коул, — сказал он. Он был очень обходителен. Р. Дж. не знала, что ей думать.
В тот вечер Том вернулся домой рано. Она сидела за столом и занималась бумагами. Он вошел и взял пиво из холодильника.
— Будешь?
— Нет, спасибо.
Он сел напротив нее. Ей захотелось протянуть руку и коснуться его. Он выглядел усталым. В старые добрые времена она подошла бы к нему сзади и сделала бы массаж шеи. Какое-то время у них были очень чувственные отношения. Он часто делал ей массаж. В последнее время она обычно обвиняла его во всех грехах, но не могла отрицать, что от прежнего Тома осталось много.
— Мне позвонил Рурк, — сказал Том, — и сообщил о том, что случилось сегодня.
— Вот как?
— Да. Он, эх, спросил о нашем браке. Я ничего от него не скрыл.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Прошлое осталось в прошлом, настоящее же было сейчас.
— Хорошо.
— Да. Рурк сказал, что если мы будем разводиться, то нужно будет сделать это быстро, чтобы издержки твоей работы не помешали моей защите.
Р. Дж. кивнула.
— Имеет смысл. Наш брак уже давно мертв, Том.
— Да. Да, Р. Дж. — Он улыбнулся ей. — Будешь пиво?
— Нет, спасибо, — ответила она и вернулась к бумагам.
Том взял некоторые свои вещи и тут же съехал. Он сделал это с такой легкостью, что Р. Дж. решила, что ему было к кому переехать.
Сначала она не заметила никаких перемен в доме на Брэттл-стрит, потому что привыкла находиться там одна. Она возвращалась каждый вечер в один и тот же пустой дом, но теперь в нем воцарился мир, не было ничего такого, что напоминало бы о Томе и раздражало ее.
Через восемь дней после того, как он ушел, начались странные телефонные звонки.
Это были разные голоса, звонили всю ночь напролет, вероятно, посменно.
— Ты убиваешь младенцев, сука, — шептал мужской голос.
— Ты режешь наших детей. Ты вычищаешь людей, будто они мешки для мусора.
Одна женщина с сожалением сообщила Р. Дж., что она одержима бесами.
— Ты будешь гореть в аду вечно, — сообщила другая звонившая. У нее был глубокий грудной голос.
Р. Дж. сменила номер телефона на такой, который нельзя найти в телефонном справочнике. Однажды, вернувшись вечером домой, она увидела плакат, прибитый гвоздями к дорогой двери дома.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
ТРЕБУЕТСЯ ОСТАНОВИТЬ
ДОКТОР РОБЕРТА ДЖ. КОУЛ
На фотографии она узнала себя, сердито смотрящую в объектив камеры с открытым ртом. Текст под фото гласил:
Жительница Кембриджа доктор Роберта Дж. Коул большую часть времени делает вид, что она уважаемый доктор больницы Лемюэль Грейс, преподаватель Массачусетского медицинского института.
Но она делает аборты. Каждый четверг она убивает от десяти до тринадцати младенцев.
Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
1. Молитесь и поститесь, ибо Господь не хочет никому погибели. Молитесь за спасение души доктора Коул.
2. Пишите и звоните ей. Помогите ей бросить это занятие.
3. Попросите ее прекратить делать аборты! «И не участвуйте в темных делах тьмы, но и обличайте». Послание к Ефесянам, 5:11.
Базовая стоимость аборта — двести пятьдесят долларов. Большинство докторов, вроде доктора Коул, получают половину этой стоимости. В итоге за прошлый году убив почти семьсот детей, она заработала восемьдесят семь с половиной тысяч долларов.
Также на плакате была помещена контактная информация Р. Дж., ее расписание, адреса и номера телефонов больницы, медицинского института и клиники. Внизу было написано:
Награда: Если вы остановите ее, то спасете много жизней!!!
Всю следующую неделю ее не донимали. Это вызывало тревогу. Однажды утром она прочла в газете «Бостон Глоуб», что, по слухам, Эдвард Уилхойт метит на место вице-губернатора. В то воскресенье письмо от кардинала, осуждающего аборт и называющего его смертным грехом, читали во всех церквях бостонской епархии. Два дня спустя по национальным каналам показывали программу о том, что была проведена еще одна эвтаназия. На этот раз в Мичигане неким доктором, Джеком Кеворкяном. В тот вечер, включив телевизор, Р. Дж. тут же увидела на экране лицо Уилхойта. Он обращался к отцам города, призывая «учинить правосудие над антихристом, ходящим среди нас, который через детоубийство, самоубийство и смертоубийство желает узурпировать власть Святой Троицы».
— Я надеюсь, что мы поведем себя как цивилизованные люди. Я не хочу никаких скандалов и выяснения отношений. Давай разделим все имущество, активы и долги поровну, — предложил Том.
Р. Дж. согласилась. Она была уверена, что он закатил бы скандал, если бы у них были реальные деньги, из-за которых можно закатить скандал. Но большая часть того, что они заработали, ушла на дом и погашение его долгов.
Том смущенно сообщил, что живет с Синди Уолпер, офис-менеджером с его работы. Это была светловолосая пышногрудая девушка, которой вот-вот стукнет тридцать.
— Мы собираемся пожениться, — сказал он с облегчением. Теперь он уже как бы не изменял жене, а встречался со своей невестой.
Несмотря на заявление о том, что все следует решить полюбовно, когда они встретились для раздела имущества, Том привел адвоката по имени Джерри Сальтус.
— Ты собираешься оставить себе дом на Брэттл-стрит? — спросил он.
Р. Дж. недоуменно уставилась на него. Они купили этот дом для него, несмотря на ее протесты. Из-за его одержимости они спустили на него все деньги.
— Разве тебе он не нужен?
— Мы с Синди решили пожить в квартире.
— А мне не нужен твой претенциозный дом. Я его никогда не хотела. — Она почувствовала, что повышает голос и в нем проскакивают металлические нотки, но ей было все равно.
— А что с фермерским домиком?
— Полагаю, его тоже надо продать, — сказала она.
— Если ты организуешь его продажу, я займусь продажей нашего дома. Так пойдет?
— Хорошо.
Он сказал, что особенно хотел бы забрать себе вишневый шкаф, диван, два стула и большой телевизор. Она тоже хотела шкаф, но согласилась вместо него на рояль и персидский ковер Хериз, которому было более ста лет и которым очень дорожила. Прочую мебель они разделили, выбирая по очереди. Потом они быстро и без проволочек подписали бракоразводное соглашение и адвокат испарился, пока они не передумали и не начали спорить.
В воскресенье вечером Р. Дж. отправилась в Гимназиум Алекса вместе с Гвен, которая собиралась уехать в Айдахо через пару недель. Перед аэробикой Р. Дж. рассказывала ей о Томе и разделе имущества. В этот момент в зал вошел Александер Манакос. Его сопровождал рабочий. Они прошли в угол зала, обсуждая сломанный тренажер.
— Он смотрит сюда, — сказала Гвен.
— Кто?
— Манакос. На тебя. Он посмотрел на тебя несколько раз.
— Гвен. Не глупи.
Но хозяин клуба похлопал рабочего по плечу и направился прямо к ним.
— Я скоро вернусь. Мне надо позвонить на работу, — сказала Гвен и убежала.
На нем была хорошо сшитая, дорогая одежда. Почти как у Тома, но не от «Брукс Бразерз», более свободная. Манакос был чертовски красивым мужчиной.
— Доктор Коул…
— Да.
— Меня зовут Александер Манакос. — Он крепко пожал ей руку. — Вы удовлетворены клубом?
— Да. Мне тут очень нравится.
— Рад слышать. Может, у вас есть какие-то жалобы?
— Нет. Откуда вы знаете мое имя?
— Я спрашивал людей. Захотел поздороваться. Вы кажетесь хорошим человеком.
— Спасибо. — Она не очень умела флиртовать, и ей было досадно, что он решил с ней заговорить. Его волосы напомнили ей молодого Редфорда. Нос у грека был немного искривлен, что придавало лицу злое выражение.
— Не желаете ли отужинать со мной как-нибудь вечером? Или выпить. Что пожелаете. Можно будет познакомиться поближе.
— Мистер Манакос, я не…
— Алекс. Зовите меня просто Алекс. Вы бы чувствовали себя лучше, если бы нас познакомил общий друг?
Она улыбнулась.
— Это не обязательно.
— Послушайте, я знаю, что напугал вас своей настойчивостью. Я знаю, что вы пришли на аэробику. Обдумайте мое предложение и сообщите решение, когда будете уходить.
— Ты же пойдешь с ним на свидание, правда?
— Нет, не пойду.
— Почему? Он кажется таким милым.
— Гвен, он шикарен, но мне совершенно не нравится. Честно. Не знаю почему.
— Ну и что? Он же не предлагает пожениться или провести остаток жизни с ним. Он просто приглашает на свидание.
Гвен от нее не отвязалась. Во время тренировки, перед каждым подходом, она постоянно возвращалась к этой теме.
— Он очень милый. Когда ты в последний раз была на свидании?
Выполняя упражнения, Р. Дж. вспоминала, что она знает о нем. Когда-то он играл за баскетбольную команду Бостонского колледжа. Выходец из семьи иммигрантов. В вестибюле клуба висела его старая фотография — хмурый мальчишка в парке, с коробкой для чистки обуви. К моменту поступления в колледж он снимал маленькую каморку с помостом для чистки обуви в одном здании на Кенмор-сквер, где на него работало несколько человек. По мере того как он становился все более известным спортсменом, его маленькое предприятие по чистке обуви росло и расширялось. Он не был блестящим баскетболистом, однако смог закончить колледж со степенью магистра и достаточной известностью, чтобы ему не смогли отказать ни в одном бостонском банке. Он открыл клуб здоровья с дорогим оборудованием и хорошими инструкторами. В память о прежних временах в клубе была стойка для чистки обуви, рядом появились бар и кафе. Теперь Алекс Манакос владел клубом здоровья, греческим рестораном на побережье, другим — в Кембридже и еще бог весть чем.
Она знала, что он не женат.
— Когда ты в последний раз общалась с мужчиной, который не был бы твоим пациентом или коллегой? Он такой милый. Очень. Соглашайся, — прошипела Гвен.
Приняв душ и переодевшись, Р. Дж. прошла в бар. Когда она сообщила Манакосу, что была бы рада с ним поужинать, он улыбнулся.
— Это хорошо. Вы же врач, верно?
— Да.
— Признаюсь, я никогда не ходил на свидание с женщиной-врачом.
«Во что я вляпалась?» — подумала она.
— Вы ходите на свидания только с мужчинами-врачами?
— Ха-ха-ха, — рассмеялся он, взглянув на нее с интересом. Они договорились пообедать в субботу.
На следующее утро газеты «Геральд» и «Глоуб» опубликовали статьи об абортах в Бостоне. Репортеры взяли интервью у обеих сторон конфликта. В каждой из газет было несколько фотографий активистов. В дополнение к этому «Геральд» поместила в статью изображения двух плакатов, подобных тому, который был прибит к двери Р. Дж.
На одном был доктор Джеймс Дикенсон, гинеколог из Бруклина, а на другом она узнала себя.
В среду стало известно, что Аллена Гринштайна назначили заместителем Рингголда и преемником Роузмана.
Спустя несколько дней в газетах и на телевидении появился репортаж об интервью с Гринштайном — он рассказывал о том, что через несколько лет можно будет проверять гены новорожденных, выявляя потенциальные угрозы их здоровью в будущем.
Р. Дж. и Сидни часто виделись на обходах и просто в коридоре. Каждый раз, когда он проходил мимо, то тепло и с улыбкой здоровался с ней.
Р. Дж. хотела бы, чтобы он остановился и они могли поговорить. Она хотела сказать ему, что не стыдится того, что делает аборты. Она делает важную и сложную работу, которой занялась потому, что считает себя хорошим врачом.
Тогда почему же ей так плохо и одиноко, когда она ходит по этим коридорам?
Черт их всех дери!
В субботу днем она вернулась домой пораньше, чтобы принять душ, не спеша и со вкусом одеться. В семь часов вечера она вошла в клуб здоровья и направилась в кафе. Александер Манакос стоял возле бара и разговаривал с двумя мужчинами. Она уселась на барный стул с другой стороны зала, и вскоре он подошел к ней. Он выглядел еще лучше, чем обычно.
— Добрый вечер.
Он кивнул. В руках у него была газета. Когда он раскрыл ее, то она узнала понедельничный выпуск «Глоуб».
— Здесь написана правда? О том, что вы делаете аборты?
Это звучало как обвинение. Она это знала. Она гордо подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Да. Это законная и этичная медицинская процедура, которая важна для жизни и здоровья моих пациенток, — спокойно сказала она, — и я выполняю свою работу хорошо.
— Вы мне отвратительны. Я бы не трахнул вас даже чужим членом.
Очень мило.
— Ну, своим вы этого точно не сделаете, — тихо произнесла она, встала со стула и пошла к выходу. Пожилая женщина за столиком аплодировала ей со слезами на глазах. Р. Дж. было бы приятнее, если бы эта женщина не была пьяна.
— Мне никто не нужен. Я могу прожить одна. Одна. Поняла? И я хочу, чтобы ты слезла с моей шеи, — яростно сказала она Гвен.
— Ладно, ладно, — ответила Гвен и сбежала.
8
Суд присяжных
Очередное, апрельское, заседание комитета больницы Миддлсекс Мемориал по медицинским несчастным случаям было отложено из-за весенней метели, занесшей грязный снег и старый лед свежим белым покровом, который ждали уже давно. Р. Дж. посетовала на очередной снегопад. Однако два дня спустя температура поднялась до двадцати трех градусов выше нуля и старый снег вместе с новым исчезли в одночасье, наполнив канавы талыми водами.
Комитет собрался на следующей неделе. Заседание продолжалось недолго. Принимая во внимание явные свидетельства того, что Элизабет Салливан умирала от страшной боли, члены комитета единогласно решили, что Томас Кендрикс не действовал непрофессионально, введя ей повышенную дозу обезболивающего.
Несколько дней спустя Фил Росвелл, один из членов комитета, сказал Р. Дж., что по этому поводу не было никаких дебатов.
— Черт возьми, давайте будем честными. Мы все так поступаем, чтобы облегчить страдания, когда конец близок и неминуем, — сказал Росвелл. — Том не пытался скрыть свой поступок, он честно все написал в рецепте. Если бы мы его наказали, нам бы пришлось наказать и себя, и большинство докторов, которых мы знаем.
Нат Рурк поговорил по душам с окружным прокурором и узнал, что Уилхойт не собирался выносить смерть Элизабет Салливан на суд присяжных.
Том был вне себя от радости. Он хотел перевернуть очередную страницу жизни, развестись и жениться на другой женщине.
Настроение Р. Дж. портилось из-за нищих, которых можно было встретить повсюду. Она родилась и выросла в Бостоне и любила этот город, однако теперь она не могла смотреть на бездомных. Она видела их везде. Они рылись в мусорных баках, перевозили скудные пожитки на тележках, украденных из магазинов, спали в картонных коробках на холодных погрузочных платформах, выстраивались в длинные очереди за бесплатной похлебкой на Тремонт-стрит, занимали скамейки в парках и прочих общественных местах.