И едва не встретился головой с крышкой бардачка. То я газанул и через метр утопил в пол педаль тормоза. Извините, повторять дважды не привык. Полковник выбросил в окно смятую сигарету, угостился у меня новой, и, без лишних возражений, пристегнулся четырехточечным ремнем. Лямки были явно малы для Диминого комка нервов, но пассажир отлично учел урок, и, хорошо выдохнув, смог комфортно устроиться. Относительно комфортно. Во всяком случае, шишка на лбу — еще более сомнительное удовольствие.
Моя радость, практически беззвучно вращая ротор Ванкеля, с погашенными огнями, стояла в тени раскидистого тополя. Стояла на газоне, но с таким расчетом, чтобы выпрыгнуть и выскочить на дорогу за раз. Притаилась, словно хищник в ожидании жертвы, слившись с ландшафтом подобно льву, залегшему в саванне в ожидании антилопы. Замерла, изготовившись к прыжку. С уникальным антибликовым покрытием, достигшем рекордной толщины, заметить ее очень и очень сложно. Плюс, неоценимую услугу оказали коммунальные службы, "забыв" поменять лампочки в добром десятке фонарей. Мы практически превратились в невидимок.
Только жертва не торопилась. Беспрецедентная наглость! Ждут его все, ждут, а он невесть где шляется! Или гонщик издевался, или чувствовал, что сегодня для него приготовлен сюрприз. Блин! Половина ментов города сидит в засаде, а этот долбанный расер… здесь гордиться надо!
Никотин в меня уже не лез, и я принялся грызть ногти. Стрелки на часах перевалили за час ночи. Дима, которому, к тому же, некуда было дышать, беспокойно ерзал на кресле. Ох, как я его понимал! Я тоже начал сомневаться в целесообразности этой засады. Но, хоть время не зря провели — успели прикончить полторы пачки сигарет и слузгать грамм семьсот фисташек. Собакину-то вообще не на что жаловаться: для него вся на халяву. Кстати…
— Дим, а ты знаешь, откуда произошло слово "халява"?
— Нет, и не горю желанием, — зевнул полковник.
И беседа не клеится…
Похоже, говоря днем про дождь, я накаркал. Тучи, закрывая небесную твердь с гвоздиками звезд, сгустились до предела, и, опережая первые капли, сверкнула молния, поделив небо на две равные половинки голубым росчерком. Гром не заставил себя долго ждать (в отличие от некоторых), и земля содрогнулась от мощного раската. Где-то во дворах заверещали сиренами сигнализаций несколько автомобилей. Внезапно налетевший порыв ветра согнул молодые деревья, поднял в воздух наши окурки и разметал их вокруг. Приличных размеров ветка, отломленная от тополя, свалилась недалеко от малышки. Во второй раз громыхнул гром и на город обрушилась стена воды.
— Все, с меня хватит, — заявил Собакин. — Ты как…
Я жестом велел ему заткнуться. Мне это показалось? Нет! Сквозь свист ветра, перестук капель воды, раскаты грома, я явственно слышал звук знакомого двигателя. Такой мотор становится слышно задолго до того, как его видно.
Включив передачу, я зажал педаль сцепления и до половины утопил акселератор. Более поганой ночи этот поганый расер не мог выбрать. Через несколько секунд по лужам полоснул свет ксеноновой молнии, и на дороге показался он — Черный Расер. Обдав "червонец" волной водяной пыли, он промчался мимо.
— Вот он, — возбужденно воскликнул Дима, ткнув пальцем в лобовое стекло.
Не слепой! Включив сцепление, я топнул по педали газа. Ванкель, завизжав на высокой ноте, развил двенадцать тысяч оборотов. Малышка, выбрасывая из-под колес комья грязи и пучки вырванной с корнем травы, поползла по газону. Пусть и с полным приводом, ВАЗ-2110 значительно уступала в проходимости тому же Pagero Sport. К слову, привод на все четыре лапы у спортивных автомобилей предназначен не для покорения бездорожья, отнюдь. Для чего? Для того чтобы разнести сумасшедшую, бешеную нагрузку по осям.
К тому моменту, когда моя крошка выскочила на дорогу, чертов расер ушел вперед почти на полкилометра. Невелика проблема. Но были другие сложности — шутник имел свое собственное представление о маршруте на сегодняшнюю ночь, отличающееся от моего. Опять же, плетясь у него в хвосте, я не смогу довести мышь до мышеловки. Слава Богу, гонщик, похоже, не подозревал, что я уцепился зубами в след, и шел со скоростью около ста пятидесяти километров. Хотя, по такой погоде, полторы сотни — это не мало.
Когда "червонец", моргнув стопорями, ушел на перекрестке в управляемый занос, сомнений не осталось — гад держит курс на мой родной двор. Не трудно догадаться, что, а, вернее, кого он там ищет — меня, кого еще? К счастью, из лабиринта дворов с всего одним выходом провести расера до капкана смог бы и слепой.
Расслабившись, я извлек очередную сигарету. Самое сложное — это решить, в какой руке она будет меньше мешать — в правой, или левой? Собакин таким вопросом не мучался, у него были свободны обе руки.
— И где этот хрен? — поинтересовался полковник, когда я остановил машину перед подъездом.
Вместо ответа я пожал плечами. Сквозь стену дождя и так немногое видно, а с запотевшими стеклами — и подавно. Слух тоже не больно-то и помогал: свист ветра и стук капель заглушали все остальные звуки, даже утробный рев восьмигоршкового агрегата.
— А пес его знает, — изрек я. — Может, выйдешь, посмотришь?
— Нашел дурака, — буркнул Дима.
Нет, серьезно, где же он? Дом, стоящий буквой "Г", детская площадка, дорога, по которой мы приехали, кусты… кусты? Яркий сполох молнии выхватил из темноты корпус красно-желтого "червонца", спрятавшийся в кустах по левому борту. Поганец! Он знал, что я еду за ним! Знал, и приготовил свой вариант ловушки, пусть менее хитроумной, но не менее опасной.
Ослепив меня фарами, прогремев выхлопом так, что гром засомневался в своей силе и потонул в рокоте Крайслеровского двигателя, расер выскочил из своей засады. Морда с хищным оскалом решетки воздухозаборника стремительно приближалась к водительской дверце моей красавицы. Ладони моментально стали липкими от пота. Не собирается же он… не будет же этот осталоп царапать краску на своем бампере об мою бочину? Или будет? Впрочем, слово "царапать" не совсем подходило к сложившейся ситуации — на такой скорости он насквозь проедет, и не заметит!
Вспышка молнии еще не успела угаснуть, а я уже врубил задний ход. Старый опер отреагировал по-своему — с громким матом он выхватил своего Макара. Не поможет. Да и поздно. Разминувшись с гонщиком всего на пару дюймов, я заложил вираж, известный в спецшколах США как "J-turn", а у нас — просто "полицейский разворот", что на пропитавшемся водой, словно губка, асфальте — плевое дело, я вылетел со двора. Черный Расер не отставал.
Пока что отступления от первоначального плана были незначительными, если забыть, что вместо трех полос, ограниченных трамвайными путями с одной стороны и бордюром в десять дюймов с другой, маршрут пролегал по широченному проспекту, обставить меня на котором — что бак горючки залить. Рассекая носом плотный поток небесной воды, прилагая массу усилий, чтобы удержать автомобиль при неистовом боковом ветре, я несся к капкану. Капли дождя падали не вертикально, как им было положено, а летели почти горизонтально, встречались с лобовым стеклом и исчезали за его верхней кромкой. Вода отлично играла роль интеркулера, не позволяя двигателю перегреться, но благодаря этой же воде я не видел абсолютно ничего дальше капота. Отопитель работал на полную катушку, но боковые стекла по-прежнему оставались запотевшими. Утешало одно — поганцу приходится не лучше моего.
— Фу, — принюхался я. — Что за запах? Дим, ты носки меняешь?
— У меня ноги потеют, когда я нервничаю, — виновато ответил Собакин.
— Ты того… не перенервничай, — предостерег я.
Пытка продолжалась недолго — благоухание носков затмил запах горячего масла. Расер, несмотря на явное преимущество, держался в форвейде и не пытался обогнать меня. Или он задумал что-то недоброе, или же попросту ссал.
А вообще, по большому счету, такое развитие событий мне вовсе не нравилось. Первоначальный маршрут был изучен мной досконально за час до начала кампании. На том пути я знал каждую выбоину, каждую трещинку в асфальте, и, к тому же, на каждой дуге выбрал оптимальную траекторию, чтобы ехать не как в ралли — вслепую, а как в кольцевых гонках — "по записи". Пока был шанс вернуться на ту, первоначальную дорогу. Хоть и небольшой, но был, и не воспользоваться им, пока веду я, было бы непростительной ошибкой.
Как раз приближался нужный переулок. Сместившись до предела вправо, почти задевая ободами за разбитый бордюр, я приготовился заложить вираж. Расер понял мой маневр по-своему, и, вынырнув из облака пара и водяной пыли, обошел меня слева.
— Вот дерьмо! — выругался я.
Менять что-либо было уже поздно. Руки, действуя вперед головы, выкрутили руль, и крошка, скользя по скользкому покрытию, прочертив задними колесами дугу по внешнему кругу, а передними — по внутреннему, совершила левый поворот в лучших традициях автокросса.
— Чтоб тебя! — выдохнул Собакин, повиснув на ремнях. — Предупреждать же надо!
Выровняв машину, нарисовав горячей резиной на мокром асфальте сухую змейку, я пролетел по переулку и поставил машину поперек дороги. Ждем. Неудачно как получилось! Хорошо, если этот дурень намерен продолжать затянувшуюся дуэль, а если нет? Получается — все зря? Все наши приготовления, все нервы — зря?
Однако гонщик с завидным упорством продолжал приближать свой конец. Всего через несколько секунд из непрекращающегося потока воды вынырнули фары преследователя. Теперь играем на моем поле. Разогрев асфальт под лапами моей кошечки, я продолжил партию. Судорожно работая педалями и рычагом коробки, я набрал около двухсот двадцати километров в час. Больше — не к чему, это будет не гонка, а самоубийство. Диме и этого было более чем достаточно, и полковник, вцепившись руками в крышку бардачка, тихо ругался, проклиная и меня, и расера, и Даймлера с Бенцом, собравших свой первый автомобиль.
Расер, похоже, вознамерился окончательно достать меня, и продолжал набирать скорость, все ближе и ближе приближаясь к моему антикрылу. Интересно, что он задумал? Куда он, к черту, денется? Неужели, так сложно понять, что вперед я его не пропущу, тем более, на этой узкой дороге, так удачно обнесенной заборчиком с обоих сторон? Не собирается же он…
— Не собирается же он… — произнес полковник мои мысли вслух, оглядываясь через плечо.
Поганец собирался. Да еще как. И я уже ничего не успевал предпринять. Кроме одного — вжаться в кресло в ожидании удара. Нос преследователя, ломая свой передний спойлер и мои диффузоры, уткнулся в задний бампер "червонца". Удача, однозначно, была на моей стороне, и машина ни на йоту не сместилась со своей траектории. Впрочем, ощущение "приклеености" к дороге сразу исчезло, крошка сделала попытку взмыть над полосой асфальта, но я вовремя сбросил газ, вновь приковывая ее к дороге. Расер затормозить не успел, и во второй раз упер морду своей каракатицы в прелестный зад моей красавицы. Результатом стала разнесенная вдребезги головная оптика с одной стороны и жесткая ругань с другой.
— Козлина, — процедил я сквозь зубы.
— Саш, останови, а? — взмолился Дима.
— Очкуешь, сука? — рассмеялся я.
— Нет, но…
— Тогда заткнись.
Я бросил быстрый взгляд на Собакина. Тот, собираясь что-то возразить, проглотил невысказанные слова и как-то сразу сник. В глазах полковника был испуг, и это не страх скорости, сумасшедшей гонки — вовсе нет. Он боялся чего-то во мне. Я посмотрел в зеркало заднего вида, и, встретившись взглядом сам с собой, едва не выпустил руль от ужаса. В моих глазах было столько бешенства, азарта, желания победить, сколько бы хватило на всю сборную России по футболу.
— Машина же легче будет, — привел бывший опер свой единственный довод.
— У меня в багажнике музыки на полтонны, так что твои сто килограмм ничего не изменят, — ответил я.
Дима вытащил сигарету из моей пачки и сдался. Но черный расер сдаваться не собирался. Ослепший, он больше не решался идти на таран, а занял выжидательную позицию, отлично понимая, что этот проспект когда-нибудь да и кончится, и на его улице будет праздник. Пролетев по огромной луже словно на подводных крыльях, я примирительно похлопал Собакина по колену.
— Доставай свою рацию, через минуту будем, — предупредил я.
Полковник извлек из-за пазухи передатчик и отдал приказ. На такой погоде, с постоянно сверкающей молнией, помехи были просто ужасающими, и разобрать что-то в ответном хрипе рации было попросту невозможным. Очень хотелось бы верить, что этот марафон не зазря, и шутника ожидает достойный прием.
Войдя в поворот, который, по идее, вообще должен был быть единственным, а теперь был последним, я вышел на финишную прямую. Капкан находился примерно в сорока секундах от нас. Расер, похоже, был все же не дурак, и, показывая всю мощь Крайслеровской восьмерки, сделал отчаянную попытку вырвать пальму первенства из моих цепких рук.
Я сделал то, что и должен был сделать — переставку, подставляя свою корму под нос гонщика. Пока руки поворачивали руль, в голове тоже что-то поворачивалось. Не руль, конечно, а мысль. Мысль о том, что не следовало этого делать. Почему? Бывает такое, что подсознание знает гораздо больше, чем старается показать, и это был тот самый случай.
Не зря, не зря я сжег полтора десятка литров бензина, изучая маршрут. Жаль, что это выяснилось, когда уже стало поздно. Подсознание внезапно вспомнило, что именно здесь, на этом самом месте, дорожные службы, заботясь о всеобщем соблюдении скоростного режима, оставили, проводя "ямочный ремонт", приличных размеров заплату. И найти ее посчастливилось именно мне.
Суетиться было поздно — времени оставалось лишь на то, чтобы выругаться, что я и сделал. И снова зря. Стоило бы предупредить Собакина, чтобы держался крепче. Но полковник и сам, по моему крику, понял, что не все так гладко, как хотелось бы, да, к тому же, после поворота он и не отпускал ручек, вцепившись в них мертвой хваткой.
Передние колеса нашли на кромку и импульс удара, пробежав по рычагам, рейке, рулевому валу и штурвалу, отдался в руки. Баранку, слава Богу, я не выпустил. Ходовая тоже выдержала столь суровое обращение — гайки я всегда затягивал от души. Не выдержала последняя секция глушителя, и так поврежденная при таране. Поглотитель оторвался и со звоном поскакал по мостовой. Утробный рев многооконного двигателя сменился грохотом тракторного дизеля.
Да что там шум! Это полбеды. Вторая половина заключалась в том, что срез выхлопной трубы был расположен в точке наибольшего разрежния воздуха за кормой моей милашки, и теперь, без столь полезного аэродинамического эффекта, наполнение обоих цилиндров Ванкеля резко упало, в результате чего мощность снизилась процентов на семь. Не спорю, для штатного мотора мощностью в 94 лошадки семь процентов — фигня. Но для шестисотсильного агрегата семь процентов — это порядочно. Для сравнения — это почти половина тех девяносто четырех коней.
Зато моему взору предстало божественное зрелище — очаровательная, восхитительная, бесподобная попка "червонца", срисованного один к одному с моего.
— Да жми же! — заорал Дима. — Ни черта твой тарантас не едет!
Бесполезно. Все бесполезно. До мышеловки, скрытой стеной воды, оставалось около километра. И одного моего желания здесь мало. Да и не к чему. Поганец продолжал топить, не догадываясь про сюрприз.
— Закрывайте! — завопил полковник в рацию.
Что, уже? Стоп-сигналы мчащегося впереди гонщика вспыхнули красным светом. Из жерла выхлопной трубы выплеснулся длинный язык пламени. Все. Мышь попала в мышеловку. Оставляя на мокром асфальте оплавленную резину, ВАЗ-2110 встала поперек дороги и проскользила еще метров тридцать.
—..! — выругался Собакин.
Совершенно внезапно из темноты вынырнули два КамАЗа с полуприцепами, стоящие перпендикулярно направлению движения. Кончено, я знал, что они где-то рядом, но не думал, что настолько рядом. Теперь выбор был невелик — или затормозить о колесо грузовика, высотой заметно превосходящее мою крошку, или затормозить о бензобак тягача, находящийся как раз на уровне лобового стекла "Лады". В любом случае расстояние между головной и задней оптикой будет уменьшено до предела. И больше — беспредела.
Однако, был еще и третий вариант — попытаться проскочить под прицепом КамАЗа. Рискованно? Сделать из "червонца" кабриолет — несколько лучше, чем сделать из того же авто уютный, маленький гробик для двоих хороших парней.