— Этот проф начинает мне нравиться, — пробормотал он себе под нос. — Похоже, он нам подойдет… — Его слова поглотил сумасшедший рык урагана, ставший предвестником сверкания молний и клубящихся черных облаков.
Пещера вибрировала, как внутренность колокола. В этом гуле невозможно было не только разговаривать, но и сидеть.
Калина решительно указал на поклажу, потом махнул рукой, показав направление. Нужно было идти вглубь, если они не хотели оглохнуть или ослепнуть от непрерывно бьющих молний.
Пройдя несколько метров быстрым шагом, они наткнулись на стену, покрытую глубокими расщелинами.
— Дальше одни лазы! — Адамс оглянулся на командира. — Может, свернем в сторону? Обычно буре не сопутствуют магнитно-электрические дожди, но вибрация в несколько герц может причинить нашему непривычному коллеге неприятности…
— Меньше, чем те мышки! — Томмс уклонился перед чем-то темным, большим, беззвучным, свалившимся сверху и обдавшим их дуновением воздуха. — Первое предупреждение!
Адамс, не споря, полез в расщелину, вертикально рассекавшую стену.
Они двинулись следом, оставив позади вибрирующий, глухой рокот бури и квакающий гвалт гигантских нетопырей, тщетно пытавшихся протиснуться в расщелину. Тоннель вдруг кончился, преобразился в мрачную пещеру, такую огромную, что лучи мощных фонарей на их шлемах не достигали ее предела.
— Некрополис, — шепнул Калина, указывая на неправильной формы предметы, образовавшие вдоль стен каменные заросли.
— Лично я не лез бы в этот лабиринт, — придержал Станкова за плечо Адамс.
— Я не верю ни в упырей, ни в демонов, ни в духов! — усмехаясь, профессор сбросил рюкзак и стал расстегивать комбинезон.
— Нельзя его снимать, — сказал Томмс.
Профессор не ответил. Молча копался в карманах куртки, что-то искал. Наконец вытянул плоскую коробочку размером с портсигар.
— Стимулятор биоизлучения, — пояснил он, вновь застегнув комбинезон.
— А на кой он? — Адамс недоверчиво косился на полупрозрачные колонны сталактитов и сталагмитов.
— Единственный шанс подтвердить или опровергнуть гипотезу профессора Берта! — Станков потряс своей коробочкой. — С помощью этого устройства мой предшественник хотел оживить тех жмуриков. И ему будто бы это удалось… обнаружил, что это гибернаторы… и разбудил… По крайней мере он так твердил… пока…
— Не разрешаю! — Калина властно удержал руку профессора. — Мы не должны вмешиваться в жизнь этой планеты. Неважно, послужит это путем установления контакта или нет. Мы обязаны наблюдать, а не экспериментировать. Каждый, кто совал нос в тайны некрополиса, свихнулся. Берт кончил психушкой, да и несколько человек до него, потому что поступал, как они, — постоянно нарушал правила. Теперь Земля отдала всю эту планету под мой присмотр, и ни один яйцеголовый умник тут шагу не сделает без моего позволения…
— Хорошо! Согласен! Понял, — Станков уселся на краешке одного из псевдонадгробий, — но как мне, черт побери, добраться туда, — он пнул ближайший сталактит, — если мне все запрещают?
— Не знаю, — Калина скрестил руки на груди. — Глаза у тебя есть, вот и смотри, но руками не трогай. Изучай без молотка…
— Да? — Станков перевел взгляд на что-то за спинами смотревших на него спутников. — А что до рук, то советую тебе, Томмс, не хвататься за лазер, хотя ты наверняка быстрый, как Док Холидей, и меткий, как Буффало Билл… — говорил он спокойно и врастяжку, а по его лицу, шее, щекам ползли крупные капли пота. — А что до смотренья, то кажется мне, что этот милый фамильный склеп и без тебя имеет сторожа и сторож любит сюда временами заглянуть…
— Мать-Земля! — Томмс обернулся, закричал и тут же исчез в темном лабиринте сталактитов, припустив туда со всех ног.
Адамс обомлел, едва повернул голову.
Один Калина, как и положено командиру, поборол желание пуститься наутек. Хладнокровно схватил пилота за ворот и, толкая его впереди себя, заполз в ближайшую расщелину.
Станков не дрогнул. Лазер висел у него на плече, профессор медленно снял его, отвел предохранитель и зорко следил за стоявшим у входа существом. Из гущи сталактитов раздался крик Томмса:
— Браток, я тебя прикрою, прыгай влево, там щель!
— Нет! — Станков встал и шагнул вперед.
В ответ на это движение пришелец с пронзительным, трудным для описания стоном исчез во мраке тоннеля, из которого появился.
— Вот оно как, вот оно как! — Хотя губы Томмса тряслись, он старался говорить шутливым тоном. — Упыри исчезают, когда появляется настоящий экзорцист с настоящим кропилом!
— Где вас носило, сержант? Я думал, вы крепко пожмете руку дорогому гостю… — Станков, дрожа всем телом, осел на песок, как манекен.
— Рожа пострашнее, чем на той стеклянной картинке! — Калина тащил за собой все еще бесчувственного, сомлевшего Адамса. — Я человек не пугливый, но если Он вернется, я как пить дать попаду к Берту в соседи!
— Без нервов! Помощь придет, как только Кольцов На “Гефесте” запеленгует сигнал спасательного буя, — Томмс расстегнул воротник и снял шлем. — Согласно инструкции я установил это чудо техники на опушке, но буря могла повредить эмиттер или антенну…
— Если запеленгует… — вздохнул Калина. — А если нет?
— Тогда нас ожидает приятная прогулка к Базе, чего я лично хотел бы избежать, — Томмс беспокойно присматривался к Адамсу, с трудом приходившему в себя.
— Не везет парню! Вторая встряска сегодня!
— Ему везет… — пробормотал Калина. — Для нас наверняка это будет первая и последняя в жизни встряска… — и он указал на вход.
Станков даже не пытался выстрелить. Он понял вдруг, о чем говорил Берт…
Пещера наполнялась. Вползали, входили, волоклись, влетали… Они!!!
— Теперь бы только выдержать, — профессор вытянул руку и энергично сломал левый мизинец-протез. Посмотрел на своих товарищей, лежащих без сознания, посмотрел на тучу кошмарных созданий, придвигавшихся к нему, тяжело осел на песок.
“Теперь бы только выдержать!” — было его последней мыслью.
Потом — только мрак, страх, ужас, слезы и боль.
Кольцов отыскал их на следующий день; ему не оставалось ничего другого, как, введя всем сильные успокаивающие средства, отвезти группу на Землю.
В редкие мгновенья просветления Калина уныло повторял:
— Он вернулся! Привет, парни, привет, Берт, привет, больница…
В больнице они через неделю и оказались. Бесчувственный как колода Станков лежал в изоляторе, два дня равнодушно позволяя кормить себя и поить. На третий день встал, на четвертый попросил что-нибудь почитать. Рослый санитар, сидевший возле него днем, заметно повеселел и принес профессору кипу фотогазет в картонной папке и старомодный аппарат для чтения фильмов.
— Какой-то родственник оставил это для тебя, проф! — шепнул он, значительно прищурив глаз. — Родственник в мундирчике ООН. Большие зеленые глаза, фигурка… Куколка!
— Благодарю! — Станков подумал о микрофонах, о подслушивании и спросил: — Как выглядит?
Санитар смотрел на него пустым, отсутствующим взглядом уставшего человека.
— Как куколка… — шепнул он.
Станков молча кивнул.
— Спасибо, браток, — сказал он, когда санитар пошел к выходу.
Санитар усмехнулся. Выходя, оттопырил большой палец. Удивительный это был палец. Без ногтя, несгибающийся, серый. Чужой. Вызывающий тревогу.
Но не у экзобиолога.
После вечернего обхода Станков в тишине и полном одиночестве извлек нечто, укрытое в его черепе, и раздавил его в кулаке. Когда в палате погасла лампочка, разобрал аппарат для чтения микрофильмов и вынул оттуда мощный бесшумный излучатель, а перебрав газеты, отыскал спрятанные среди них два плоских магазина. Потом лег на койку: укрылся одеялом и нажал кнопку тревоги.
Вбежали трое. Санитары. Все высокие и сильные.
— Пузом вниз, — буркнул Станков, показав стволом на пол.
Они были послушными, позволили себя связать и заткнуть рты кляпами из порванного одеяла.
Закрыв за собой дверь изолятора, Станков перестал быть тяжело больным космонавтом. Стал тенью, быстро и неслышно пробиравшейся коридорами, пустыми, как взгляд сомнамбулы. А излучатель в его руке казался крестом священника, спешащего к смертному ложу) угрюмо и сурово…
Он достиг решетки, отделявшей больницу от административной части здания. Магнитный шифрозамок открылся, едва он прикоснулся пальцами. Теперь Станков не был даже тенью. Стал тенью тени, бесшумной и грозной.
В кабинете директора больницы горел свет. Тень проскользнула туда, укрылась за ширмой, отгораживавшей традиционную кушетку, и прислушалась к тихому разговору нескольких человек в соседней комнате.
— …господин ординатор, новенькие еще не пришли в себя, — говорил Берт, — нужно подождать. Все работы по нейрохирургии и трансплантации можно выполнить потом, когда комиссия официально заверит, что вся четверка больна безнадежно…
— Вздор! Нужно спешить, — раздался другой голос, придушенный, хриплый и грозный. — ООН решила продолжать исследование планеты…
— И кого же почтенное собрание собралось оперировать? — спросил Станков, встав в дверях и спрятав оружие за спиной.
— Скажем, тебя, — Берт вынул из кармана парализатор и попытался обезвредить Станкова.
Струя галлоперидола-икс не оказала на того никакого действия.
— Я знал! Все обман! — Ординатор вскочил из-за стола. Он был голый, его кожа, серая и лоснящаяся, вдруг треснула, и из нее, как из кокона, стало высвобождаться нечто, знакомое уже Станкову.
Станков сказал:
— Коллега, здесь вам не карнавал, я не люблю замаскированных, — и захлопнул дверь у себя за спиной.
Перед ним стояли несколько растерянных людей в белых халатах и одно чудовище.
— Неплохо! — Берт медленно раздевался, готовясь преобразиться. Смотрел то на Станкова, то на своего шефа. — А может, поговорим? Он мне кажется здравомыслящим, хотя и подвергся некоторым биофизическим переделкам…
— Вряд ли это что-нибудь даст, — прохрипело чудовище. — Он… он не поддается психофизическому воздействию. Нужно его немедленно унич…
Станков выстрелил два раза, и на полу остались два алых пятна.
— Уничтожить? — засмеялся он.
— Черт побери, кто вы такой? — вскрикнул мужчина в халате лаборанта.
— Киборг, — сказал Станков. — Но прежде чем меня переделали, я был человеком, как и вы, до того, как попали на Планету Упырей… ведь вы все там побывали, верно?
— Но я — человек! — крикнул лаборант, не сводя глаз с оружия.
— Ну? Братцы, сбрасывайте-ка шкуры и покажите, что там у вас под ними…
Они ринулись на него. Будь он человеком, погиб бы. Но он не был человеком. И потому погибли они.
Перезарядив излучатель, он присел на единственное кресло, оставшееся чистым, набрал на пульте видеофона номер центра Космопола.
Когда экран засветился и дежурный офицер вылупил глаза (он увидел часть комнаты, где произошло побоище), Станков сказал:
— Лейтенант Станислав Мак-Ласки докладывает: агентура чужаков на Земле ликвидирована. Передайте это четвертому департаменту.
Офицер откозырял, но не отключился. Станков его понимал. Как-никак четвертый отдел, центр контрразведки, находился в ведении самого Генерального Секретаря ООН, и даже в самом Космополе мало кому выпадал случай увидеть своими глазами агента “суперсекретчиков”, тем более за работой.
— Может быть, выслать патруль? — неуверенно предложил офицер, едва не прижавшись к экрану носом.
— Спасибо, сам справлюсь! — Станков выключил видео-фон.
На следующий день, одетый в просторное кимоно, выспавшийся, целеустремленный, он вышел в больницу. Она была все еще оцеплена солдатами, репортеры газет и видео сходили с ума, безуспешно пытаясь проникнуть внутрь хотя бы на минуточку. В лифте Станков встретил офицера, с которым разговаривал вчера.
Увидев профессора, офицер стал белее стены — а стены там были белоснежные — и, силясь проглотить слюну, тихо сказал:
— Я все видел! Ужасно! Если вся эта планета населена такой пакостью… то ее нужно уничтожить, как вы уничтожили тех восьмерых упырей…
Станков, не ответив, покинул лифт.
В процедурной, куда он спешил, лежали все три его товарища по несчастью.
Хотя все они были еще слабыми после операции, когда из черепных коробок у них извлекли вживленные чужаками кристаллы, троица усмехалась в предвкушении разговора.
— Куда?! — преградил ему дорогу высокий врач с лицом аскета и суровыми серыми глазами.
— Мои коллеги! — показал он на выздоравливающих.
Только теперь врач не узнал его и уступил дорогу, сказав:
— Вижу, ты не растерялся. Выдержал! Ну, и как там твои катушки, Киборг? — хлопнул он по плечу Станкова, а в глазах у него светилась заслуженная гордость, маскировавшаяся улыбкой.
— Искрят, когда дождь собирается! — подмигнул Станков. — Кстати, вы могли бы сделать меня более стойким к внешним воздействиям. Уж поверьте, я побывал в форменном пекле…
— Ты ведь должен был выглядеть и ощущать, как человек, но вместе с тем быть суперсуществом, почти машиной, — врач вздохнул и стал серьезным. — Разумеется, если ты хочешь, мы тебя немедленно вернем в прежнее человеческое состояние…
— Только не сейчас. У меня еще парочка дел на других планетах…
— Понимаю. Только не давай себя убить… — шепнул врач и пошел прочь.
Мак-Ласки, он же Станков, оскалил свои пластиковые зубы в беззвучной волчьей улыбке и громким шепотом же произнес:
— “Хорошо, папочка!” — сказал Пиноккио своему отцу-столяру. Но он был сорванцом и потому хлебнул приключений досыта”…
Потом он обернулся к своим коллегам и крикнул:
— Привет, орлы, как ваши головушки?
— Порядок! — Томмс погрозил ему пальцем. — Паршивец, так ты держал коллегу за болвана? Мне уже все донесли…
Услышав это, Калина и Адамс удивленно покосились на него.
— Well, my boys… He моя вина, что все мы работаем в одной фирме, — сказал Мак-Ласки.
— Черт меня побери! — Калина расхохотался, за ним Адамс и Томмс.
— Ничего себе цветочки! — крикнула санитарка, вбегая в палату.
— Что тут за шум?
— Это не цветочки, милостивая госпожа, — улыбнулся Мак-Ласки. — Этот цвет Космопола!
Перевод Александра Бушкова
Адам Холланек
ЛАЗАРЬ, ВОСКРЕСНИ!
Бесчисленные опыты убедили меня, что сконструированный такими огромными усилиями аппарат, над которым последнее время я корпел практически без минуты передышки, абсолютно бесполезен, если не вызвать в самом себе мощной волны желания увидеть близкое тебе существо.
Мне не хотелось сразу начинать с людей, сама эта мысль вызывала в моей душе протест, смущение, даже что-то подобное страху. Поэтому я пробовал сначала воспроизвести в лаборатории образы животных, но оказалось, что так построенный опыт эффекта не дает.
Начинал я с того, что покупал кошек, приносил их домой, несколько дней играл с ними, затем отдавал усыпить. Перед тем фотографировал их живых, игривых, охотящихся на мышки-игрушки. Фотографированием я увлекался с ранних лет, любил цветные и объемные снимки. Кошки на фотографиях выглядели как живые, только неожиданно застывшие. И когда в ходе моих первых опытных сеансов ничего не получалось, в голову мне все чаще приходила мысль, что одна из моих ранних удач в опытах была обычной экспериментальной ошибкой, а вся моя искусно выстроенная теория годится только на свалку.
Тогда я решил попробовать использовать фильм. На экране — конечно, объемном — мои кошки скакали и бегали по лаборатории, будто в самом деле живые. Высветленные в темноте комнаты пучками накладывающихся один на другой лазерных лучей, они создавали полную иллюзию жизни, становились второй очевидной реальностью.
Однако ожидаемого эффекта не было. И тогда я решился провести эксперимент на друге, эксперимент, о котором мечтал и которого боялся. Первые же опыты принесли хоть и мизерные, но необыкновенные результаты. У меня хранились фотографии Роберта, сделанные во время последнего нашего совместного авторалли, в котором я, как и в предыдущие четыре года, занял место штурмана в его машине. Прекрасные цветные снимки, сделанные профессионалами, создавали иллюзию правды и, главное, в огромной степени воздействовали эмоционально.