BERNARD Palmer. Blue Blood on the Trail: Lord Peter Wimsey and His Circle. Shelburne, Ontario: Battered Silicon Dispatch Box, 2003.
DOROTHY L. Sayers. Biographical Note, Communicated by Paul Austin Delagardie // D. L. SAYERS. Clouds of Witness. London: Gollancz, 1935. P 5–9.
Charles Wilfrid Scott-Giles. The Wimsey Family: A Fragmentary History Compiled from Correspondence with Dorothy L. Sayers. London: Gollancz, 1977.
От переводчика: О заглавии романа
Дороти Сэйерс обожала цитаты и наводняла ими свои книги. Заглавие романа Have His Carcase (буквально – „иметь его труп“) – тоже цитата, причем сложно сказать, откуда именно. Несомненно, здесь обыграно латинское выражение habeas corpus – название судебного приказа о доставлении арестованного в суд. Именно в таком смысле произносит эти слова герой Сэйерс лорд Питер Уимзи, и именно так расслышал латинский термин Сэм Уэллер из диккенсовских „Посмертных записок Пиквикского клуба“:
– Ну, Сэм, – сказал мистер Пиквик, – надеюсь, habeas corpus для меня уже получен?
– Он-то получен, – отозвался Сэм, – но я хотел бы, чтобы они вынесли сюда этот корпус. Очень невежливо заставлять нас ждать. За это время я бы приготовил и упаковал полдюжины таких корпусов.
Каким громоздким и неудобным сооружением Сэм Уэллер представлял себе приказ habeas corpus, не выяснено, ибо в этот момент подошел Перкер и увел мистера Пиквика.
В сказке Чарльза Кингсли „Дети воды“, опубликованной через 30 лет после „Пиквикского клуба“, have-his-carcase act упомянут как закон, позволяющий родным забрать тело казненного.
Кроме того, слова have his carcase встречаются во второй песни „Илиады“ Гомера (английский перевод У. Купера), и там они относятся к трупу предателя, который достанется псам и стервятникам. В русском переводе Н. Гнедича эти строки выглядят так:
Переводчик счел разумным не распутывать такой интертекстуальный клубок, пытаясь точно перевести заглавие, а разрубить его, озаглавив русскую версию романа другой цитатой, которая встречается в соседнем абзаце. Это цитата из Библии: „Где будет труп, там соберутся орлы“.
Анна Савиных
Дороти Л. Сэйерс. Где будет труп
От автора
В романе „Пять отвлекающих маневров“ выдуманный сюжет разворачивается в реально существующей местности. В этой книге местность выдумана специально для сюжета. Все населенные пункты и действующие лица – плод писательской фантазии.
Эпиграфы к главам взяты из произведений Т. Л. Беддоуза.
Приношу благодарность мистеру Джону Роду, который очень помог мне в работе над трудными местами.
Дороти Л. Сэйерс
Глава I
Свидетельствует труп
Дорогу заливали струи крови.
Четверг, 18 июня
Лучшее лекарство от разбитого сердца – это не прильнуть к мужественной груди, как думают многие. Гораздо эффективнее честный труд, физические упражнения и нежданное богатство. После оправдания по обвинению в убийстве любовника – а лучше сказать, вследствие этого оправдания – к услугам Гарриет Вэйн оказались все три эти средства. Хотя лорд Питер Уимзи с трогательной верой в традицию изо дня в день настойчиво предлагал ей свою мужественную грудь, Гарриет не выказывала намерения к ней припадать.
Работы у нее было предостаточно. Обвинение в убийстве – неплохая реклама для автора детективов. Романы Гарриет Вэйн шли нарасхват. Она заключила неслыханно выгодные контракты с издателями по обе стороны Атлантики и в результате оказалась гораздо богаче, чем когда-либо мечтала. Она дописала „Убийство шаг за шагом“, а перед тем как приступить к „Тайне вечного пера“, отправилась в одиночный пеший поход: сколько угодно физической нагрузки, никаких обязанностей и никакой деловой переписки. Стоял июнь, погода была прекрасная. Если иногда ее и посещала мысль, что лорд Питер Уимзи прилежно дозванивается в пустую квартиру, эта мысль ее не тревожила и не заставляла свернуть с выбранного курса, лежавшего вдоль юго-западного побережья Англии.
Утром 18 июня она вышла из Лесстон-Хоу, намереваясь пройти шестнадцать миль вдоль утесов до Уилверкомба. Не то чтобы ей особенно хотелось туда попасть. Уилверкомб был местом сезонного наплыва пожилых дам и инвалидов и сам напоминал болезненную пожилую даму, которая пытается веселиться несмотря ни на что. Но город был удобным ориентиром, а для ночлега Гарриет всегда могла выбрать какую-нибудь деревушку. Дорога шла вдоль берега по верху невысокой скалистой гряды. Оттуда была видна длинная желтая полоса пляжа, которую там и сям прерывали отдельно стоящие скалы. Вода нехотя отступала, скалы постепенно обнажались и блестели на солнце.
Над головой громадным голубым куполом вздымалось небо, лишь кое-где подернутое робкими белыми облаками, очень высокими и прозрачными.
С запада дул тихий ветерок – впрочем, опытный синоптик заметил бы, что он собирается крепчать. Узкая разбитая дорога была почти пуста – основное движение шло по магистрали, которая пролегала дальше от берега и соединяла города, не отвлекаясь на изгибы береговой линии, где ютилось всего несколько деревушек. Изредка Гарриет обгонял гуртовщик со своим псом, и вид у обоих был неизменно безразличный и занятой. Иногда ее провожали робким и бессмысленным взглядом пасшиеся в траве лошади. Иногда приветствовали тяжелыми вздохами коровы, чесавшиеся мордами о каменные изгороди. Время от времени на морском горизонте появлялся белый парус рыбацкого судна. Если не считать случайного фургона торговца, ветхого „морриса“ и возникавшего порой вдали белого паровозного дыма, пейзаж был совершенно сельский и такой же безлюдный, как двести лет назад.
Гарриет стойко шла вперед, благо легкий рюкзачок почти не мешал. Ей было двадцать восемь лет, она была темноволоса и худощава. Кожа, от природы чуть желтоватая, сейчас под солнцем и ветром приобрела приятный медовый оттенок. Люди с таким удачным цветом лица обычно не страдают от мошкары и солнечных ожогов. Гарриет была еще не в том возрасте, чтобы не заботиться о своей наружности, но уже предпочитала удобство внешним эффектам. Поэтому ее багаж не отягощали кремы от солнца, средства от комаров, шелковые платья, дорожные утюжки и прочие атрибуты, любимые авторами „Колонки путешественника“. Она оделась по погоде – в недлинную юбку и тонкий свитер, а с собой несла, кроме смены белья и запасной пары обуви, карманное издание „Тристрама Шенди“, миниатюрный фотоаппарат, небольшую аптечку, сэндвичи и еще кое-какие мелочи.
Примерно без четверти час вопрос ланча стал настойчиво занимать ее мысли. Она уже прошла около восьми миль, никуда не торопясь и сделав крюк, чтобы осмотреть какие-то римские развалины, представлявшие, согласно путеводителю, „значительный интерес“. Устав и проголодавшись, она стала осматриваться в поисках удобного места для пикника.
Был отлив, и влажный пляж мерцал в ленивом полуденном свете золотом и серебром. Гарриет подумала, что было бы приятно спуститься к берегу – может быть, даже искупаться, хотя насчет купания она засомневалась, благоразумно опасаясь незнакомых берегов и коварных течений. Но посмо-треть-то можно. Она перешагнула низкий парапет, ограничивавший дорогу со стороны моря, и стала искать тропинку. Пробравшись между камней, поросших скабиозой и армерией, она легко спустилась на пляж и очутилась на берегу маленькой бухточки. Выступающий утес защищал ее от ветра, а на валунах можно было удобно сидеть. Выбрав место поуютнее, она достала сэндвичи и „Тристрама Шенди“ и расположилась отдохнуть.
Ничто не приглашает вздремнуть настойчивее, чем жаркое солнце на морском берегу после ланча. А ритм „Тристрама Шенди“ не так быстр, чтобы держать ум в напряжении. Книга стала выпадать из пальцев Гарриет. Дважды она, вздрогнув, ловила ее, на третий раз книге удалось ускользнуть. Голова Гарриет склонилась под несуразным углом. Она уснула.
Ее разбудил резкий звук: казалось, кто-то крикнул прямо ей в ухо. Гарриет выпрямилась и заморгала, и тут над самой ее головой с пронзительным клекотом пролетела чайка и кинулась на упавший кусок сэндвича. Девушка встряхнулась и виновато взглянула на наручные часы. Ровно два. Обрадовавшись, что проспала не слишком долго, она поднялась на ноги и смахнула с колен крошки. Гарриет все еще не чувствовала себя отдохнувшей, а времени оставалось достаточно, чтобы попасть в Уилверкомб до вечера. Она повернулась к морю, где вдоль кромки воды тянулись длинная лента гальки и узкая полоска нетронутого песка.
Вид девственного песка будит в авторе детективов худшие инстинкты. Сразу же возникает непреодолимое желание пойти и покрыть его следами. Профессионал оправдывает себя тем, что песок дает прекрасные возможности для наблюдений и экспериментов. Гарриет была не чужда подобных порывов. Она решила пересечь искусительную песчаную полосу. Собрав пожитки, она пошла по рыхлой гальке, замечая, как часто замечала и раньше, что выше уровня прилива ноги не оставляют на песке различимых следов.
Вскоре узкая цепочка ракушек и наполовину высохших водорослей показала, что она дошла до метки прилива.
– Интересно, – сказала Гарриет самой себе, – смогу ли я определить что-нибудь по уровню прилива. Посмотрим. При квадратурном приливе вода не поднимается так высоко, как при сизигийном. Поэтому, если все правильно, тут должны быть две полосы водорослей: одна, сухая, дальше от воды, показывает самый высокий уровень приливов, а другая, более влажная, показывает сегодняшнее достижение. – Она огляделась. – Нет, отметка только одна. Следовательно, делаем вывод, что я прибыла в разгар сизигии, если только так говорят. Элементарно, дорогой Ватсон. Ниже уровня прилива я оставляю четкие следы. Других следов нигде нет, так что я, очевидно, единственный человек, удостоивший посещением этот пляж с момента последнего прилива, который был примерно… а, вот в чем трудность. Я знаю, что между двумя приливами проходит около двенадцати часов, но не имею ни малейшего понятия, прибывает сейчас вода или убывает. Хотя все время, пока я шла, она убывала и сейчас стоит совсем низко. Предположив, что в последние пять часов тут никого не было, я вряд ли сильно погрешу против истины. Теперь мои отпечатки совсем четкие, а песок, естественно, становится влажнее. Посмотрим, как это выглядит, когда я бегу.
И она пробежала несколько шагов, заметив, что отпечатки носков стали глубже, а при каждом шаге из-под ног вылетают тонкие струйки песка. В результате такого всплеска активности она обогнула утес и оказалась в гораздо большей бухте, единственной примечательной особенностью которой была внушительная скала, стоявшая у кромки воды по другую сторону от утеса. Скала почти треугольной формы выступала из воды футов на десять; ее венчала странная копна черных водорослей.
Одинокая скала всегда влечет к себе. Любой нормальный человек испытывает жгучее желание на ней посидеть. Гарриет, не раздумывая, направилась к скале, попутно упражняясь в дедукции.
– Уходит ли эта скала под воду при приливе? Конечно, иначе сверху не было бы водорослей. К тому же это подтверждает и береговой склон. Жаль, я плохо определяю на глаз углы и расстояния, но сказала бы, что она уходит довольно глубоко. Как странно, что водоросли только наверху. Скорее они должны быть у подножия, но по бокам скала совершенно голая, почти до самой воды. Это ведь водоросли? Только очень необычные. Будто человек лежит. Могут ли водоросли располагаться так… так избирательно?
Она смотрела на скалу с нарастающим любопытством, продолжая разговаривать сама с собой – была у нее такая раздражающая привычка.
– Провалиться мне, если это не человек лежит. Что за дурацкое место выбрал. Он там, должно быть, как блин на раскаленной сковородке. Я могла бы понять, если б он загорал, но он, кажется, полностью одет. Притом в темный костюм. Очень тихо лежит.
Наверное, заснул. Если вода прибудет быстро, он окажется отрезан от суши, как в глупых журнальных историях. Нет, не пойду его спасать. Ему придется снять носки и пройти босиком, только и всего. Да и времени еще полно.
Гарриет раздумывала, спускаться ли к скале. Ей не хотелось будить спящего – с ним же придется беседовать. Хотя он, скорее всего, окажется абсолютно безобидным туристом. Вот только, конечно, совершенно неинтересным. Однако она продолжила путь, размышляя и делая выводы – тренировки ради.
– Наверняка турист. Местные жители не прохлаждаются днем на скалах. Они уходят домой и закрывают все окна. И он не может быть рыбаком или кем-то в этом роде – те не станут терять время на сон. Так делает только чистая публика. Пусть будет торговцем или банковским клерком. Но они обычно проводят отпуск с семьей. Этот гусь плавает в одиночку. Учитель? Нет. Учителя до конца июля на привязи. Может, студент? Нет, семестр еще не кончился. Господин без определенных занятий, судя по всему. Возможно, путешествует пешком, как я, вот только одет неподходяще. – Теперь она подошла ближе и хорошо видела, что на спящем темносиний костюм. – Да, я его не раскусила, зато доктор Торндайк, несомненно, мигом бы справился… Ну конечно! Как глупо! Должно быть, он из пишущей братии. Такие слоняются без дела и не позволяют родственникам отрывать их от этого занятия.
Сейчас она была всего в нескольких ярдах от скалы и смотрела на спящего снизу вверх. Он лежал в неудобной позе, скорчившись на дальнем, обращенном к морю, краю скалы. Колени были согнуты, и из-под штанин выглядывали бледно-лиловые носки. Головы над плечами видно не было.
– Как странно он спит, – сказала Гарриет. – Неестественно. Больше похоже на кошку, чем на человека. Голова, должно быть, чуть не свисает с краю. Так недолго и инсульт заработать. Если б мне повезло, он оказался бы трупом, а я бы о нем сообщила в полицию и попала в газеты. Вышло бы что-то вроде рекламы: „Известная детективная писательница находит загадочный труп на пустынном берегу“. Но с писателями такого никогда не случается. Трупы всегда находит какой-нибудь мирный рабочий или ночной сторож…
Скала имела форму клина и походила на гигантский кусок пирога. Отвесная сторона была обращена к морю, а пологий склон спускался к берегу и доходил до песка. Гарриет вскарабкалась по гладкой сухой поверхности и встала практически над лежащим мужчиной. Он даже не пошевелился. Что-то заставило ее его окликнуть.
– Эй! – недовольно позвала она.
В ответ – ни движения, ни звука.
„Совершенно не хочется, чтоб он просыпался, – подумала Гарриет. – Не понимаю, зачем я кричу“.
– Эй!
– Может, у него припадок или обморок, – сказала она вслух. – Или солнечный удар. Очень похоже. Такая жара.
Она подняла голову и, щурясь, посмотрела в нестерпимо сиявшее небо, потом нагнулась и прижала ладонь к поверхности скалы. Она оказалась обжигающей. Гарриет крикнула еще раз, а затем, наклонившись над мужчиной, схватила его за плечо.
– Эй, вы живой?
Мужчина ничего не ответил, и она потянула за плечо. Оно слегка подалось – как мертвый груз. Она наклонилась ниже и осторожно подняла его голову.
Гарриет повезло.
Это был труп. Причем такой, что не возникало ни малейших сомнений. Сам мистер Вильям Вир из Лайонс-Инна, которому „убийца горло распорол“, не мог быть более бесспорным трупом. Голова не осталась у Гарриет в руках только потому, что позвоночник был цел. Гортань и все крупные сосуды были перерезаны, шея рассечена до самой кости. Кошмарный поток, ярко-красный и блестящий, струился по поверхности камня и стекал в ложбинку внизу.