— О, Мирри! — радостно завопил гном и заключил адептку в могучие объятия.
Мериам не сопротивлялась: Шардаш уже привык, что от неё пахло всем семейством Гриммов, и не ревновал. Отучить гномов от привычки обниматься невозможно, а отказаться — оскорбить.
— Когда-нибудь ты мне кости сломаешь! — посетовала адептка и вошла внутрь. — Ну, как торговля?
— А, — махнул рукой Ронем, — какая тут торговля, когда лето! Так что работы немного, всего две книги.
С этими словами гном шмыгнул за прилавок и извлёк из-под него два толстых тома. Ещё и улыбнулся, будто и вправду работы кот наплакал.
Адептка присвистнула и подбоченилась:
— Это так, значит, торговля плохо идёт? Или вы каждую запись на десять строчек делаете?
— Так, это, заказ крупный был, закупили кое-чего впрок, — оправдывался Ронем. — Тебе чаю со льдом принести?
— Лучше яду, — честно призналась Мериам, засев за амбарные книги. — Тут работы на две недели, а у меня всего два дня.
Гном засопел и пристроился рядом, вызвавшись помочь. На вопрос, как же лавка, махнул рукой и позвал отца. Вот что всегда адептку поражало в гномах, так это их отношения. Причём, сугубо в деловой сфере. Другой отец бы послал сына куда подальше, сидел бы на кухне, пиво попивал, а мастер Гримм нет. Тут же ввалился в лавку, поздоровался с Мериам и засел на высоком табурете, гостей высматривать.
Ронем хорошо считал, а раз кто-то что-то делает хорошо, то пусть этим и занимается. В данном случае — помогает Мериам. Больше толку, значит, прибыли. А прибыль для гнома — всё. Лучше самому в лавке посидеть, чем медяка при подсчёте лишиться.
Часа через два, когда голова Мериам уже трещала от расчётов, дебетов и кредитов, матушка Гримм предложила отвлечься и немного посплетничать на кухне. Адептка согласилась, и Ронем остался в одиночестве бороться с собственным корявым почерком.
На кухне царила прохлада: гномы умели строить жилища так, чтобы не зависеть от капризов погоды.
Мериам провела рукой по вспотевшему лбу и нагнала немного воздуха за вырез платья. Она жалела, что нельзя снять нижнее бельё: в такую жару хочется ходить в одной короткой сорочке.
Матушка Гримм подсуетилась, поставила на стол две чашки, банку варенья и корзинку с нарезанным хлебом, разлила ледяной травяной чай. Завязался разговор. Как обычно, о жизни. Не купили ли ещё домик или квартиру? Как здоровье, своё и мужа? Куда на каникулы собираются? Тяжело ли учиться? Каково это, с оборотнем? И прочее, сугубо женское и неинтересное мужчинам.
Прихлёбывая чай, Мериам откровенно отвечала, с улыбкой наблюдая за лицом матушки Гримм. Мимика у неё развита отменно, ни одной эмоции не скроешь.
Адептка рассмеялась, когда гномка ойкнула, всплеснув руками: «Матерь-Земля, восемь раз, изверг какой!». Подумала: стоит ли разубеждать матушку Гримм, нарисовавшую в голове страшную картину мук? И не стала, пусть слухи потешат самолюбие мужа.
Мериам привыкла, что в делах любовных Тревеус Шардаш пленных не брал, на уговоры не поддавался, доводил до победного. Ну, перебарщивал иногда, но никаких ужасов, даже приятно.
Какое там питьё Власелены! Адептка его подлить не успела, как уже оказалась виновницей первой семейной ссоры. Пришлось заверять, что любит, чтобы потом со всей ответственностью заявить: какие герои сентиментальных романов, муж лучше!
— И что, в этом месяце опять без дитяти? — матушка Гримм участливо взглянула на адептку. — Или ты травки пьёшь?
Мериам покачала головой.
Шардаш рассказал, что у оборотней положено заводить первого ребёнка сразу после свадьбы, и она ничего не пила. Даже если б хотела, не смогла: муж учуял бы. Но беременность всё не наступала, Шардаш волновался, Мериам тоже. Месяц отношений до свадьбы, шесть после — и никакого результата, будто проклял кто. Однако профессор ничего на ауре Мериам не видел, а в чистоте своей не сомневался.
— Ты настойку «матушки-травы» пробовала пить?
— Три бутылки извела. Тревеус даже противооборотное зелье не пьёт — вдруг оно тоже влияет. Ни намёка, всё по дням приходит.
— Может, муж бесплодный? — шёпотом спросила гномка. — Ты прости за такое, деточка, но когда так старается и не выходит…
Мериам покраснела и покачала головой. Она даже мысли не допускала, нелепо для пышущего здоровьем Шардаша! Другие оборотни его силу бы не признавали, если бы он родился неполноценным, Власелена опять-таки ничего не сказала, а ведь она ведьма, сразу видит подобные вещи.
— Тогда, может, застудилась? — предположила матушка Гримм. — Присела на холодненькое и…
— Здорова я, — вконец погрустнела адептка. — В конце года в Школе обязательный осмотр, Тревеус попросил, и это тоже проверили.
Мериам вздохнула и потянулась за ножом. Намазала краюшку вареньем и откусила, зажёвывая тревогу. Думала, хотя бы здесь отпустит, но матушка Гримм подняла набившую оскомину тему.
Гномка расспрашивать больше не стала, сказала только, что к сентябрю месяцу всё образуется:
— На природе-то самое оно! Не грусти, милая, помяни моё слово, радостной вернёшься. Ты лучше расскажи, как родные-то его тебя приняли. Не обижают?
Разговор вновь завертелся вокруг разных мелочей, и Мериам успокоилась. Допила чай, поблагодарила матушку Гримм за заботу и пошла дальше воевать с амбарными книгами.
Мериам подводила баланс, когда на плечо легла рука мужа.
Шардаш извинился перед мастером Гриммом и увёл жену на свежий воздух. Рабочий день для неё закончился.
Чинно прогуливаясь под руку с супругом, адептка пересказывала последние новости, жаловалась на духоту: вечером жара спала, но дышать легче не стало. Грозу бы!
Шардаш в свою очередь сообщил, что присмотрел дом:
— Если тебе понравится, первый взнос внесу. Остальное за год отдам. Ничего, возьму ещё один курс под крыло, откажусь от табака, зато получим своё жильё. Самой ведь наверняка неудобно в преподавательском корпусе.
Мериам пожала плечами. Она смущения не испытывала, привыкла здороваться и болтать с новыми соседями, а вот Шардаш хотел жить отдельно и молчаливо ревновал жену к преподавателям до шестидесяти лет. Естественно, комнаты профессора находились в мужском блоке, а, значит, Мериам постоянно общалась с холостыми представителями сильного пола.
Адептка устала объяснять, что никем, кроме мужа, не интересуется, даже надевала ошейник на чаепития у «опасных субъектов». Шардаш успокаивался, но всё равно ревностно следил за тем, чтобы с Мериам не смели флиртовать. На этой почве случилась пара конфликтов. К счастью, всё быстро и безболезненно разрешилось.
— Хорошо, завтра посмотрим.
Шардаш кивнул и шепнул, что уже договорился на утро.
Они спустились в Нижний город. Профессор обнял жену за плечи, одновременно защищая и ласкаясь к ней. Он вспомнил осень прошлого года, когда искал пропавший перстень и наткнулся на неуклюжую рыжую девицу. Кажется, где-то здесь Шардаш впервые её поцеловал — импульсивно, желая узнать вкус губ. Найти бы теперь этот проулок и этот трактир…
— Мы куда? — поинтересовалась Мериам, когда они свернули с главной улицы.
— Воскрешать прошлое и развратничать, — подмигнул Шардаш и поправил ошейник: тот прилип к потной коже.
Обычно символ брачных уз оборотней прятался под рубашкой, но лето диктовало свои условия. Да и все в Бонбридже знали, кто такой профессор.
Мериам не понимала, зачем носить одновременно кольцо и ошейник, но Шардаш ничего снимать не собирался. Так, по его словам, он отдавал дань уважения и своим предкам, и расе супруги.
— Тревеус, не надо, да ещё прилюдно! — взмолилась Мериам. — Понимаю, для оборотней естественно ходить голыми, спариваться на глазах у…
— Фи! — профессор ласково щёлкнул её по носу. — Я, может, и кобель, но разумный, к извращениям не склонный. Вот ещё, других в такие дела посвящать!
Ориентируясь по запахам, Шардаш нашёл-таки тот трактир и предложил снова ударить Мериам дверью. Та обиделась, вырвала руку и заявила: она сейчас сама кого-то ударит.
— Неужели не помнишь? Пирожки, любовный роман, твоё бегство…
Адептка нахмурилась, а потом поняла, о чём речь. Рассмеявшись, заявила:
— Не знала, что ты такой сентиментальный! А ещё книжки отбирал… И не стыдно, Тревеус? Сам зачитывался ночи напролёт, куски заучивал, чтобы с выражением декламировать и шифровки писать. Мне потом по твоей милости от директора влетело: он решил, будто шпионка — я. Нет, не стыдно, а? Большой тёмный оборотень — и романы с сердечками.
Шардаш фыркнул и напомнил: именно она грезила о «великой и чистой любви», начинавшейся почему-то в грязной подворотне.
— Или это твои тайные желания, Мирри? Ты только кивни. Стены здесь крепкие, место не бойкое, а желания — хоть отбавляй.
То ли шутя, то ли всерьёз, профессор прижал жену к соседнему забору. Та процедила: «Дурак!» и, вырвавшись, зашагала прочь.
— Мирри, а как же большая и чистая любовь? — давясь смехом, крикнул вслед Шардаш.
— Подавись! — адептка обернулась и показала ему «фигу».
Профессор неприлично захрюкал, а потом и вовсе согнулся пополам от хохота.
Мериам покрутила пальцем у виска и предложила не баловаться пошлыми фантазиями.
— Давно ли они стали пошлыми? — Шардаш подошёл и поцеловал её.
— С тех пор, как вышла замуж и подарила тот хлам Инессе. Но я попрошу, она даст тебе почитать.
— Нет! — взвыл профессор, отступив на шаг. — Мне тогда на всю жизнь хватило! Лучше демоны, чем романы о горячих телах и сокровенных пещерах.
Теперь рассмеялась Мериам:
— Всё, провинишься, подарю книжечку с сердечками и заставляю читать вслух.
Шардаш пообещал иначе загладить вину и, видимо, решил начать прямо сейчас. Авансом.
Поцелуй затянулся. Наконец адептка отстранилась, поправила воротник мужа и потащила к морю, дав понять, что с воспоминаниями покончено. Шардаш заартачился и поставил Мериам перед фактом: сначала еда, а потом прогулка.
За ужином профессор сообщил об изменениях в планах. Он хотел пару дней провести в Фераме и лишь потом уединиться в лесном домике.
Они сидели на открытой террасе таверны, лакомились морепродуктами и наслаждались морским пейзажем. Хозяин открыл заведение в удачном месте: в Нижнем городе, но в стороне от складов. Сюда хаживали не моряки и беднота, а обеспеченные горожане. Таверна работала исключительно в тёплый период года, зато именно здесь предпочитали играть свадьбы представители иных рас. Им требовалось слияние с природой, а тут к их услугам был и свежий ветерок, и небо, и трава, и деревья, и вода.
Брали в наём и лодочки. Немало парочек уединилось с корзинами для пикника на небольшом расстоянии от берега.
Шардаш раз в неделю водил сюда Мериам ужинать. Адептка догадывалась, цены им не по карману, но не возражала: бесполезно. Зато так вкусно!
Откинувшись на спинку плетёного кресла, Мериам наблюдала за тем, как вышколенный подавальщик в форменном бордовом переднике расставлял тарелки. Обслуживали здесь быстро, как в лучших ресторанах, которые держали эльфы.
Мериам невольно краснела, сравнивая свою одежду с платьями других дам. Они блистали украшениями и нарядами по последней придворной моде. Особенно отличались эльфийки — признанный эталон женской красоты и безупречного вкуса. Даже Шардаш посматривал иногда на даму слева. Мериам не ревновала: она сама ею любовалась.
Убрав бутылку обратно в ведёрко со льдом, профессор провозгласил тост:
— За тебя и наших будущих детей.
Мериам кисло улыбнулась и выпила. Она надеялась, муж не станет поднимать болезненную тему в столь прекрасный вечер, но, видимо, ошиблась.
— Тревеус, успеется, — отмахнулась Мериам и отрезала кусочек рыбы.
— По человеческим меркам, да, а по нашим возникнут вопросы. Мать решит, что либо я, либо ты меня не любишь. Или опять начнёт твердить, будто взял в жёны заведомо бесплодную.
Ну да, оборотницы магии не учатся, амбициозных родителей не имеют и как-то ближе к природе. У зверей ведь как: сколько и когда получилось, так и будет.
— Тогда почему у твоей матери мало детей? Не четыре года же она с твоим отцом в браке прожила!
Шардаш улыбнулся:
— Не путай оборотней с демонами. Никакой дюжины сопливых ребятишек! Просто невесты обычно выходят замуж беременными, а если детей нет, как у нас, полгода, начинаются пересуды. К слову, мама родила пятерых. Мой младший брат умер. Давно уже. Ладно, не бери в голову!
Мериам вздохнула: тяжело не думать, когда тебе постоянно об этом напоминают. Поневоле встанешь на сторону матери в вопросе деторождения.
Или дело не в традициях, а в неодобрении Мериам семьёй мужа? Ребёнок бы положил конец разногласиям, поэтому Шардаш и пытался скорее его родить.
Видя, что жена взгрустнула, профессор развлёк её последними новостями от магистра, во всех подробностях поведал о смотринах невест. Асварус жениться не хотел, но Темнейший подталкивал к решительному шагу, намекал на непристойность статуса вечного холостяка.
— Самое смешное, император тоже отбрыкивается от жены, — шёпотом добавил профессор, проверив, не подслушивает ли кто. — Кажется, от него беременна одна важная демоница, а Темнейший не желает брать её в жёны. Ребёнка признал, и всё.
Мериам чуть не поперхнулась и удивлённо взглянула на мужа: откуда ему известны столь пикантные подробности? Выяснилось, об этом судачат в обоих мирах: в Лунном — при дворе Наитемнейшего и Солнечном — в будуаре Марикеш, которая в ультимативной форме требует зачатия пятого ребёнка.
Ролейн Асварус, разумеется, на правах друга узнал обо всём первым и теперь пытался извлечь из события пользу, то есть не жениться ни на дочери, ни на сестре императора.
Адептка с интересом слушала профессора, узнав много нового о брачных традициях и морали другой расы. До этого она и не подозревала, что беременность не обязывает демона жениться, беременная беременной рознь. Удивляли и другие нюансы, о которых не писалось в учебниках.
— Значит, она ниже его по происхождению, — заключила Мериам, — раз император не женится.
— Если бы! Он от дочери Наитемнейшего отказался. По словам магистра, она чуть ли не на коленях ползала, себя предлагала, а император — «нет» и всё тут!
Адептка поперхнулась и разлила вино.
Упрямство Темнейшего может дорого обернуться для всего Солнечного мира. Верховный демон наверняка в ярости и пожелает отомстить.
Оказалось — нет, такое не принято. Близость состоялась по обоюдному согласию между равными, никаких претензий. Порицают же демоницу: за то, что не сумела обольстить и удержать.
Мериам покосилась на соседние столики и, не заметив подозрительной активности, шёпотом спросила, разве не опасно разглашать такие сведения. Шардаш заверил, что ничего опасного для жизни не рассказал, но делиться с подругами не советовал.
После ужина чета Шардашей отправилась на прогулку по побережью.
Профессор взял напрокат лодку и повёз жену смотреть на Бонбридж со стороны моря. Конечным пунктом путешествия значилась уютная бухточка, заросшая можжевельником. Шардаш обещал изумительный аромат, а Мериам ему — венок из символа вечной жизни. Профессор почему-то не оценил, отказался — колючий.
Плеск воды успокаивал, настраивал на лирический лад.
Их лодка давно оставила позади другие, а Шардаш всё грёб и грёб, не чувствуя усталости. Наконец остановился, развернул судёнышко так, чтобы потом плыть вдоль берега, и бросил заготовленный заранее якорь.
Положив голову на колени супруга, Мериам наблюдала за полётом птиц, вглядывалась в голубизну неба, слушала шёпот волн. Солнечные лучи ласкали кожу, соперничая с пальцами Шардаша.
— А у тебя жучок! — хихикнула Мериам. — Ой, сейчас за шиворот заползёт!
Она приподнялась и смахнула насекомое с воротника мужа. Улыбнулась и потянулась к его губам.
Профессор взъерошил жене волосы и провёл языком от уха до основания шеи. Мериам вздохнула и на миг закрыла глаза. Затем рассмеялась, шутя, оттолкнула Шардаша и перебралась на нос лодки:
— Я загорать буду.