— А если я промолчу?
— Значит, все останется между нами.
Несколько минут она молча наблюдала за ним. Ее глаза были полны печали. Как было бы хорошо повернуть время вспять, снова оказаться в клубном буфете, где он рассказывал уморительные истории, а она смеялась и чувствовала себя счастливой!..
— О чем ты думаешь? — спросил он, встревоженный ее грустным взглядом.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты меня жалел.
— Я жалею не тебя. Мне жаль, что с тобой такое случилось.
— И все же обед у вас дома...
— Я собирался тебя пригласить, еще когда мы ели пиццу.
— Правда? — обрадовалась девушка.
— Правда, — подтвердил он, обнимая ее.
— Что еще за Чарли? — сморщив веснушчатый носик, поинтересовалась во время завтрака Джун, младшая сестра Эрика. — Небось какой-нибудь прыщавый школяр!
— Представления не имею, дорогая, — развел руками ее отец.
— Никогда не слышала этого имени, — покачала головой Флоренс Лансдейл. — Кстати, когда Эрик вчера вернулся?
— Поздно, — не стал выгораживать сына Роберт. — Но он позвонил.
Сомнения миссис Лансдейл подтвердились и даже усилились в ту минуту, когда она увидела Чарли. Девушка явно не принадлежала к их кругу. В довершение всего выяснилось, что Чарли на самом деле Шарлотта, работающая в клубе спасательницей. Это она учила Джун и ее подружек синхронному плаванию.
Роберт Лансдейл, напротив, был очарован выбором сына. Его смущало одно — печальный вид юной леди, и он поклялся, что сделает все, чтобы ей помочь.
Чарли сразу почувствовала, что Роберту можно доверять. Он выглядел не намного старше сына. Те же голубые глаза, только подернутые дымкой грусти — следствие войны, та же жизнерадостная улыбка. Было в старшем Лансдейле еще нечто, чего Чарли никогда прежде не видела, — спокойная уверенность в себе.
Когда-нибудь Эрик станет таким же. Юношеская миловидность сменится здоровой мужской красотой. При мысли об этом Чарли слегка вздрогнула. Так же она трепетала вчера ночью, когда Эрик целовал ее.
После обеда мужчины и гостья направились в кабинет. Опустившись в кресло, Роберт приготовился слушать.
Рассказанная девушкой история повергла его в гнев. Как могла любящая мать так поступить? Как вообще можно было совершить нечто подобное по отношению к этому прелестному наивному ребенку? Невинный на первый взгляд обман Мэри выглядел кощунством, поскольку касался ее неискушенной дочери.
— Что ты об этом думаешь, отец? — озабоченно спросил Эрик, когда рассказ был окончен.
— Прежде всего я должен взглянуть на бумаги. Завещание, оформление опеки и так далее. Ты знаешь, где они хранятся, Чарли?
— Да.
— Принеси мне их и вообще все, что сможешь найти. Я ознакомлюсь с документами, а потом мы решим, что делать, — предложил Роберт, стараясь не показывать, насколько он встревожен. Нарушено множество законов. Скорее всего поверенные Мэри — такие же невинные жертвы, как и ее дочь, и все же... Дело чрезвычайно деликатное. Тут нельзя действовать напролом.
К счастью, Роберт Лансдейл слыл в Филадельфии одним из лучших адвокатов. В течение двух недель, пока он изучал бумаги, вел телефонные переговоры, убеждал представителей власти найти нестандартный выход из нестандартной ситуации, Эрик и Чарли влюбились друг в друга.
К концу лета — Эрику вскоре предстояло отправиться в Гарвард — было решено, что Роберт, несмотря на протесты жены, станет официальным опекуном Чарли.
— Да она же просто бродяжка! А ее мать? О ней ходили такие слухи... — Флоренс выразительно умолкла.
Если бы муж начал допытываться, ей бы пришлось признать, что люди говорили о Мэри только хорошее. Да, она была странной, но доброй и щедрой женщиной. Однако Роберт допытываться не стал. Недавно он узнал о Мэри нечто, что беспокоило его куда больше, чем выдумки жены. Нечто, чего ни в коем случае не должна была узнать Чарли.
В споре об опекунстве Флоренс пришлось уступить, зато она одержала победу в другом, не менее важном пункте, — она не желала видеть Чарли в своем доме. Роберт согласился, поскольку девочка и сама не хотела никуда переезжать из уютного домика на Эльм-стрит.
— Мне здесь очень удобно, мистер Лансдейл. Соседи хорошие, и до школы рукой подать. Пожалуйста, позвольте мне остаться, — убеждала Чарли, чувствуя, что мать Эрика ее недолюбливает.
— Но мне бы хотелось видеть тебя чаще, — мягко возразил Роберт.
— Так оно и будет, отец, — вмешался Эрик. — Каждую неделю я буду приезжать на выходные, и мы сможем видеться.
— Ну, может, не каждую, — внес поправку старший Лансдейл, сомневаясь, что такие поездки пойдут на пользу учебе сына.
— Согласен. Когда меня не будет, вы вдвоем могли бы обедать в городе.
Было вынесено еще одно важное решение: весной Чарли окончит школу и подаст заявление в Радклифф. Таким образом, они с Эриком будут учиться рядом.
Не менее важное решение, касавшееся только ее, девочка до поры до времени держала в секрете. Она решила стать адвокатом, как Роберт. Летние часы, проведенные за изучением документов, когда Чарли жадно внимала юридическим тонкостям, в которые посвящал ее мистер Лансдейл, вспоминались ей как самое счастливое время. Закон был чем-то реальным, осязаемым. Он требовал разумного подхода. Его можно было по-разному трактовать, но он не оставлял места для фантазий. Это была игра интеллекта, завораживавшая Чарли. Став адвокатом, она не впадет в мир иллюзий — памятуя о судьбе Мэри, девочка боялась этого больше всего.
О своем решении она объявила Роберту весной, когда они встретились за субботним ленчем. Из Радклиффа только что пришло уведомление о том, что ее приняли.
— Я придумала, кем буду, когда вырасту.
— Кем же?
— Адвокатом, как вы.
— Тебе нравится моя работа? — спросил Роберт, явно польщенный.
— Очень!
— Из тебя получится прекрасный адвокат, Чарли. У тебя для этого подходящий склад ума.
— Спасибо, мистер Лансдейл.
— Ты не могла бы называть меня просто Роберт?
— Нет. — Она покачала головой. — Не могу.
— Может быть, когда-нибудь, когда мы будем вести одно дело? — пошутил он.
— Возможно.
Первый год в Бостоне показался раем, а на второй Эрик с Чарли начали ссориться. Их споры были долгими и изнуряющими. Несогласие касалось всего двух, но очень важных пунктов — секса и будущей карьеры Чарли.
Чарли дала себе слово, что не расстанется с девственностью до первой брачной ночи. Это решение она приняла, прочитав письмо своей незамужней матери, которая настолько стыдилась прошлого, что молчала о нем до самой смерти. Чарли не повторит ее ошибок. Она не станет жить в мире фантазий, а любовью начнет заниматься, только когда выйдет замуж.
Разумеется, подобное положение дел не устраивало Эрика.
— Ну послушай, дорогая, — увещевал он. — Мы ведь собираемся пожениться. Считай, что это наша свадьба.
— Ты хочешь, чтобы один неверный шаг погубил всю мою жизнь?
— Да мы ближе любой супружеской пары, если на то пошло!
Это была правда. Обоим не была чужда здоровая чувственность. В своих любовных играх они заходили достаточно далеко, но никогда не делали этого.
— Разве тебе мало?
— Да пойми, это же глупо! После всего, что между нами было, ты отказываешься от главного.
— Я не могу по-другому, Эрик, и ты это знаешь. Почему ты не уважаешь моих чувств?
— Уважать-то я уважаю, но все это чертовски тяжело!..
В последний год перед выпуском они начали ссориться по другому поводу. Эрик намеревался продолжить обучение в Филадельфии, чтобы получить диплом магистра делового администрирования, а по вечерам помогать отцу в фирме «Интерлэнд». Предполагалось, что со временем он станет там главной фигурой, что позволит Роберту уделять больше времени юриспруденции.
— Почему бы нам не пожениться в июне, как только я сдам выпускные экзамены? Лето мы могли бы провести в Европе и вернуться в Филадельфию к началу занятий.
— А как насчет моих планов? Я бы хотела поступить на юридический факультет, а вместо этого ты предлагаешь мне — нет, приказываешь! — бросить Радклифф и перебираться в Филадельфию.
— А чем тамошний университет хуже? Я сам собираюсь учиться в Филадельфии, да и «Интерлэнд», кстати, тоже находится там. Я представлял дело так: я работаю в фирме, ты практикуешь как адвокат. И все это в нашем родном городе! Если, конечно, ты не раздумала выходить за меня замуж.
Она не раздумала. Она очень любила Эрика, как и он ее. Но по поводу карьеры и секса договориться им не удавалось.
— Можно разместить фирму в Бостоне, — рискнула предложить Чарли.
— Отличная идея! — Эрик был взбешен. — Мы все тащимся в Бостон только потому, что тебе приглянулся Гарвард. Отец придет в восторг, я уверен!
— Ох, Эрик, — беспомощно развела руками девушка, — я сама не соображаю, что говорю. Просто мне обидно, что ты все всегда решаешь сам, не посоветовавшись со мной.
— Мне казалось, что ты хочешь стать моей женой.
— Мне тоже казалось, что ты этого хочешь...
К концу осени обстановка накалилась до предела. Охрипнув от споров, они бросались друг другу в объятия, однако непреклонность Чарли, доводившая Эрика до исступления, давала повод к новой ссоре. Теперь они чаще спорили, чем смеялись, чаще хмурились, чем улыбались, и отталкивали друг друга, вместо того чтобы обнимать.
— Мы зашли в тупик, — вынужден был признать Эрик после очередной стычки. — Я не понимаю, что происходит, но чувствую — что-то не то.
— Согласна, — кивнула Чарли, впервые за много месяцев произнося это слово.
— Нам надо расстаться. Немного отдохнуть друг от друга, остыть.
— Прекрасно! — Она выбежала из комнаты, едва сдерживая слезы, и со злостью хлопнула дверью.
«Я тоже не понимаю, что происходит, — с тоской думала девушка, ковыляя в темноте по Гарвард-сквер. — Боюсь только, что дело во мне, а не в нем».
Глава 27
Викторию Хэнкок Эрик знал с детства. Повзрослев, они продолжали встречаться в бассейне клуба «Оук-брук», на балах и обедах, устраиваемых попеременно его и ее матерью. Виктория больше всего подходила под определение подружки — до того, как Эрик познакомился с Чарли.
В ноябре он вернулся в Филадельфию, чтобы отдохнуть от Гарварда и личных проблем, и сразу позвонил Виктории. Ему хотелось выговориться, пообщаться с человеком, перед которым не надо будет притворяться, вспомнить беззаботные летние денечки — вроде тех, когда он встретил Чарли.
Набирая номер телефона, он не предполагал заниматься с Викторией любовью. Но так случилось. В этот раз, потом на День благодарения, потом на Рождество.
За это время Эрик попытался помириться с любимой. Все началось в декабре и длилось чуть больше двух недель. Чарли была нежна и покорна. Они говорили о предстоящей свадьбе и о том, где проведут медовый месяц. На физической близости Эрик уже не настаивал.
— Почему ты не тащишь меня в постель? — как-то шутливо поинтересовалась девушка.
— Я думал, мы решили отложить это до июня, — поспешно ответил он. Слишком поспешно.
— Я-то всегда так считала, — напомнила Чарли, — а вот что заставило тебя изменить свое отношение?
Эрик молчал, и его молчание было красноречивее любого ответа.
— У тебя кто-то появился?
— Да. Когда я был в Филадельфии.
— Значит, я все эти месяцы мучилась, пытаясь понять, что в наших отношениях не так и как их наладить, а ты в это время спал с другой?
— Это ничего не значит, Чарли. И потом, ограничения наложила ты, а не я. Я тоже мучился, надеясь, что ты придумаешь, как нам поправить дело.
— Ни черта ты не мучился. Ты преспокойно залез в чужую постель!
— Я скучал по тебе.
— И поэтому нашел мне замену? Значит, так будет и впредь — стоит нам поссориться, как ты начнешь искать утешения на стороне?
— Господи, Чарли, давай поговорим разумно.
— Я тебя ненавижу! — завопила она. Не хватало еще, чтобы он упрекал ее в неразумности. — Уходи.
На Рождество Эрик опять уехал в Филадельфию. Чарли заявила, что проведет праздники в горах и обойдется без его общества. Он не стал настаивать, рассудив, что разумнее будет, если она сама спокойно во всем разберется.
Виктория позвонила двадцать седьмого декабря. Мягко упрекнув Эрика за то, что он не связался с ней сам, она пригласила его покататься на лыжах.
Чарли не поехала в горы. Все праздники она просидела дома, разбирая вещи и бумаги. Дело в том, что она надумала продать зеленый домик на Эльм-стрит. Большую часть вещей, конечно, придется выбросить, но вот книги, в первую очередь «Ребекку» в кожаном переплете, Чарли решила оставить, как и альбом со своими детскими фотографиями, которые годами любовно собирала Мэри. Среди снимков было несколько, изображавших мать, и ими девушка особенно дорожила.
Чтобы поскорее избавиться от дома, она назначила явно заниженную цену. Деньги пригодятся, если она все же решит поступать в Гарвард.
Двадцать седьмого декабря Чарли отправилась к врачу, лечившему Мэри. Ей хотелось получить ответ на вопрос, который давно ее мучил.
— Вы сказали, что она была очень больна. Чем?
— У этой болезни нет точного названия. Твоя мать жила в воображаемом мире, который сама выдумала, спасаясь от реальности. У нее бывали приступы депрессии, перед которой бессильны самые современные лекарства. Но при всей своей непрактичности она прекрасно заботилась о тебе. И о библиотеке.
— И все же от чего она умерла? Что ее убило?
— Ничего, — с расстановкой произнес врач, наблюдая за реакцией своей собеседницы. — Она убила себя сама.
— О Господи!
Сраженная этой новостью, Чарли поплелась домой. Весь вечер она провела в размышлениях, и к ночи, как ни странно, на нее снизошло умиротворение. Она наконец получила искомый ответ. Теперь стало ясно, почему она с таким упорством отказывалась от близости с Эриком, откладывала свадьбу — словом, сопротивлялась всему, что обычно ассоциируется с семьей и детьми.
Предстояло посвятить в это Эрика. Чарли, чувствовала себя обязанной освободить его от данного слова и радовалась, что истина обнаружилась не слишком поздно.
Номер Лансдейлов она набрала рано утром. Флоренс и Роберт завтракали вдвоем — их сын уже отправился на лыжную прогулку.
— Нет, Чарли, его не будет весь день, — с плохо скрываемым злорадством сообщила миссис Лансдейл. Поняв, с кем она разговаривает, к телефону подошел ее муж. Он, как и Эрик, беспокоился о Чарли.
— Дай мне трубку. Чарли, это Роберт. Откуда ты звонишь?
— Из дома. — Ее безжизненный голос еще сильнее встревожил старшего Лансдейла.
— Мне необходимо с тобой встретиться.
— Зачем?
— По делу. Надо уточнить кое-какие детали насчет опекунства.
— Как хотите. Теперь это вряд ли важно. Собственно, я звоню сказать, что уезжаю.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Я сейчас же еду к тебе, — не допускающим возражений тоном произнес Роберт и тут же повесил трубку.
— Что случилось? — поинтересовалась Флоренс.
— Пока не знаю. Но голос у нее странный, — на бегу бросил Лансдейл, устремляясь к машине. Наверное, она все узнала, мелькнула у него догадка.
«Так и есть», — подумал Роберт, когда Чарли открыла дверь. В карих глазах девушки застыла безнадежность.
— Здравствуйте, мистер Лансдейл, — прошептала она. «Роберт», — мысленно поправил он.
— Привет, дорогая. У тебя плохие новости?
— Как сказать... Для вас и для Эрика, наверное, хорошие. А для вашей жены тем более.
— Так в чем все-таки дело? — мягко спросил Роберт.
— У нас с Эриком нелады — вам наверняка об этом известно. Сама не зная почему, я упорно отказываюсь от брака и даже от секса. До сих пор я не понимала, в чем дело, а сегодня до меня дошло. Я не должна выходить замуж за вашего сына.
— Почему? — осторожно поинтересовался Лансдейл.
— Потому что моя мать была сумасшедшей. Она покончила жизнь самоубийством, — ответила девушка, словно речь шла о деле совершенно будничном, и со вздохом добавила: — Значит, и я сумасшедшая — ведь я ее дочь.