— Это нехорошо, — прошептала она, когда прошел час, а Марк так ни разу на нее и не взглянул.
Он поднял голову.
— Что ты сказала?
— Нехорошо, что ты от меня отгораживаешься. Отгораживаешься. Это слово прозвучало бы уместнее в устах Дженет.
Марк отложил «Шерлока Холмса» и подошел к ее креслу.
— Что ты имеешь в виду? — как можно мягче спросил он.
— Как я понимаю, у тебя был серьезный разговор с отцом, после чего ты замкнулся и ведешь себя так, словно меня здесь нет и никогда не было.
— Извини, я этого не заметил. А что, по-твоему, я должен был делать?
— Не знаю. Ну, например, сказать: «Мой отец — порядочный негодяй. Ты не возражаешь, дорогая, если я ненадолго сбегу от него в Лондон к Холмсу?»
— Как просто! — улыбнулся Марк.
— К сожалению, ты даже не замечаешь, когда на тебя находит.
— А что, такое уже бывало? — с тревогой осведомился он, привлекая ее к себе.
— За последние две недели — не раз. За последние два месяца — частенько.
— Честное слово, я не нарочно!
— Знаю.
Кэтлин поняла, что это старая привычка, и подумала: «Интересно, как к этому относилась Дженет?» Но теперь хотя бы стало ясно, что задумчивость Марка не имеет никакого отношения к его бывшей жене.
— И что ты посоветуешь?
— Быть внимательнее. Если тебя что-то беспокоит, мне необязательно об этом знать. Я только должна быть уверена, что причина не во мне.
— Клянусь, ты тут ни при чем! — торжественно заверил он.
— Тогда можно я буду тебе напоминать о нашем разговоре, когда ты слишком углубишься в себя? — «Глядишь, чему-нибудь да научишься».
— Конечно! Я не хочу, чтобы ты думала, что я отгораживаюсь.
— И ты не будешь рычать?
— Я никогда не рычу, — мягко возразил он.
— Еще как рычишь!
Следующая неделя оказалась лучше предыдущих. Чувствуя необходимость погрузиться в свои мысли, Марк заранее с юмором объявлял об этом Кэтлин. В такие минуты она, уважая его право на уединение, брала в руки «Улисса» и ждала, пока дурное настроение пройдет. Обычно оно проходило, прежде чем они отправлялись в постель.
— Ты наверняка понимаешь этот роман, — однажды насмешливо проговорила Кэтлин, когда они лежали рядом. — А мне он не по зубам, хотя в свое время я получила наивысший балл за сочинение о нем!
— Да, он один из моих любимых. Шедевр.
— Может, как-нибудь прочтем его вместе?
— Обязательно, только не сейчас, — пообещал Марк, лаская ее грудь.
— Ну конечно, не сейчас!
К исходу третьей недели февраля Кэтлин начала догадываться, что у Марка слишком много проблем: Дженет, неудачная женитьба, непростые отношения с отцом. Он был не готов к новой постоянной привязанности, пока не улягутся эмоции, связанные с распавшимся браком. А для этого требовалось время.
Кэтлин не могла ему помочь, да и не хотела взваливать на себя проблемы разведенных супругов. К концу февраля она приняла решение.
— Мы с Бетси собираемся попутешествовать.
— А как же Джефф? Как-никак жених!
— Перебьется.
— И куда вы направляетесь?
— На Гавайи. Мы ездим туда вдвоем каждые полгода — поболтать, побездельничать, полежать на солнышке.
— Когда вы уезжаете?
— Послезавтра.
— А когда вернетесь?
— Бетси через неделю. — Кэтлин помолчала. — А я — через четыре месяца.
— Через четыре месяца?!
— Ну вот, опять ворчишь.
— Вовсе нет. Но это так неожиданно... Что ты задумала, Кэтлин?
— Выражаясь современным языком, решила дать тебе возможность отдохнуть от меня.
— О Господи! Зачем?
— Потому что ты в этом нуждаешься.
— Значит, тебе известно, в чем я нуждаюсь, а мне нет?
— Не сердись, Марк, — взмолилась Кэтлин. — Ты прав. Я не знаю, в чем ты нуждаешься, — я могу только предполагать. Тебе нужно время, чтобы обдумать то, что произошло между тобой и Дженет.
— Тут нечего обдумывать. Все кончено. Кончено, Кэтлин, — повторил он, глядя в ее фиалковые глаза.
— И ты никогда об этом не думаешь? Не пытаешься понять, почему ваш брак распался?
— Думаю, разумеется, но только для того, чтобы не допустить тех же ошибок с тобой. С нами.
«О, Марк, я остаюсь!» — хотела крикнуть Кэтлин, но потом решила не отступать.
— Кроме того, я хочу, чтобы ты перебесился.
— Ты говоришь обо мне так, словно я подросток в период полового созревания! Мне двадцать семь лет, я хронически устаю на работе, я безумно счастлив с тобой... Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я спал со всеми подряд, пока тебя не будет?
— Да, — упрямо подтвердила Кэтлин, чувствуя, как у него начинает сосать под ложечкой. Не слишком ли рискованное дело она затеяла? «Спи с кем угодно, Марк, только не влюбляйся. Разве ты не понимаешь, что мы с тобой — это нечто особенное?»
— Но это смешно!
Она пожала плечами.
— Когда в последний раз ты спал с кем-нибудь, кроме меня и Дженет?
— Никогда.
— Не может быть! Ты прелесть, Марк. Увидимся через годик-другой.
— Кэтлин, ты пытаешься представить меня бесчувственным похотливым самцом. Может, кому-то это показалось бы лестным, а меня оскорбляет.
— Марк... — «Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Всегда», — пронеслось у нее в голове. — Четыре месяца — срок небольшой.
— За это время многое может случиться, — мрачно возразил он, вспомнив последние четыре месяца своей жизни. Он расстался с женщиной, с которой намеревался прожить до самой смерти. Он влюб... увлекся другой женщиной. Все произошло так стремительно, что у него даже не было времени как следует подумать...
«Кэтлин права, — мысленно подвел итог Марк. — Четыре месяца и в самом деле срок небольшой, но эта разлука даст нам возможность проверить свои чувства».
Он раскрыл объятия, и Кэтлин с готовностью упала ему на грудь.
— Куда ты направишься после Гавайев? — спросил он, целуя ее блестящие черные волосы.
— О, в массу мест. Ты не сможешь со мной связаться. — Кэтлин планировала время от времени наведываться в Атертон, но Марку совершенно необязательно об этом знать.
— Значит, пробное расставание предполагает, что нам нельзя даже разговаривать по телефону? А я должен заниматься любовью с каждой женщиной, которая попадется на моем пути?
— Что-то в этом роде.
— И когда ты появишься окончательно?
— После Уимблдона.
— Ты имеешь в виду теннисный турнир? Ты и в Англию поедешь?
— Как можно пропустить Уимблдон? — Чувствовалось, что подобное предположение ее позабавило. — Я всегда езжу туда с родителями. Фирма, где работает отец, бронирует прекрасные места для сотрудников.
— Когда ты все-таки вернешься?
— Через день или два после финала. Примерно девятого июля.
— Как раз на мой день рождения.
— А когда он?
— Одиннадцатого.
— Ты хочешь, чтобы я пришла?
— Очень.
— А если к тому времени раздумаешь?
— Я тебе сообщу.
Глава 8
Джин Уотсон — миссис Уотсон — поступила в университетскую клинику пятнадцатого апреля. Перед тем как познакомиться с новой пациенткой, Лесли встретилась с ее лечащим врачом, доктором Сэмюэлсом, специалистом в области гематологии и онкологии.
— Прелестней женщины я не встречал! Но болезнь, увы, неизлечима. Наверное, эта госпитализация — последняя в ее жизни. Год назад мы диагностировали у нее рак грудной железы. Тут же назначили химиотерапию. Метастазы обнаружены не были, она шла на поправку, как вдруг месяц назад начала жаловаться на кровоточивость десен и упадок сил. Я взял на анализ костный мозг...
— И не нашли опухоли? — спросила Лесли.
— Не только опухоли — вообще ничего. Костного мозга там словно и не было. Весь месяц мы вводили ей красные и белые кровяные тельца и тромбоциты.
— А как насчет пересадки мозга? Одновременно мы могли бы убить опухоль.
— Я бы с радостью, но это не так просто. Она поглощает тромбоциты быстрее, чем мы их вводим. С точки зрения трансплантации такая пациентка — просто кошмар. Вряд ли она выживет.
— То есть вдобавок к раку груди и отсутствию костного мозга у нее идет процесс автоиммунизации?
— Ну да.
— Возможно, опухоль выделяет некое вещество, которое подавляет костный мозг и создает собственные антитела, — задумчиво предположила Лесли.
Доктор Сэмюэлс с интересом посмотрел на нее. Он уже слышал от коллег о новой стажерке, о том, какой она приятный человек и знающий специалист. Но работать вместе им еще не доводилось. Конечно, он и раньше обращал на нее внимание. Да и как было не заметить миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, блестящие сапфировые глаза и роскошную фигуру, к сожалению, скрытую под белым халатом? Но главное — улыбка. Иногда она была усталой, иногда еле заметной, но улыбалась Лесли всегда.
Старые сотрудники больницы заметили новенькую сразу и принялись судачить: кто она? где бывает после работы? есть ли у нее друг? счастлива ли она? На последний вопрос хотелось ответить утвердительно: Лесли всем пришлась по душе.
Подпав под обаяние ее юной свежести и проникновенного взгляда огромных голубых глаз, доктор Сэмюэлс в какой-то момент поймал себя на том, что потерял нить разговора. И тут Лесли высказала свое неожиданное предположение. Оно полностью совпадало с тем, что думал он сам. Казалось невероятным, что такая мысль пришла в голову неопытной стажерке.
— Я сам об этом думал, — признался Сэмюэлс.
— Значит, снова химиотерапия? — уточнила Лесли.
— Возможно. Я еще не решил. Парадокс — приходится химиотерапией разрушать костный мозг, который сам же пытаешься стимулировать! Не говоря уже о проблемах с кровью...
— Но если все дело в опухоли, а мы не будем ее лечить... — мягко начала Лесли.
— Знаю. Чертовски трудный случай! Давайте встретимся еще раз после того, как вы осмотрите пациентку и прочтете мои записи. Мне хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу, — закончил он, сам удивляясь тому, что говорит. Никогда в жизни Джек Сэмюэлс не спрашивал чужого мнения, тем более мнения стажера. Конечно, в качестве заведующего отделением ему приходилось общаться с младшими коллегами, но это скорее напоминало диалог Сократа с учениками: Сократ вещает — ученики почтительно внимают. В редких случаях Сэмюэлс снисходил до того, чтобы выслушать стажера, но интересоваться его мнением?.. Исключено!
Не ведая обо всех этих тонкостях, Лесли кивнула и пообещала, что так и сделает.
— Наверное, ее уже доставили. Пойдемте, я вас познакомлю, — предложил Сэмюэлс.
— С удовольствием. Большое спасибо, доктор Сэмюэлс.
— Зовите меня Джек, — неожиданно попросил он, снова удивляясь самому себе. Интересно, какой диагноз поставила бы в этом случае его жена-врач? Острый приступ седины в бороду. И была бы права.
Исходя из описания, данного доктором Сэмюэлсом, Лесли представляла себе миссис Уотсон худой, бледной, изможденной. Однако женщина, сидевшая на постели в пушистом желтом халате, вовсе не соответствовала этому описанию. Густые темно-рыжие волосы, веснушчатое лицо и озорно блестевшие глаза как будто говорили всему миру: «Да, мне пятьдесят восемь лет, и все эти годы я прожила счастливо!»
— Вы ко мне? — приветливо спросила миссис Уотсон, когда Лесли появилась в палате.
— Да. Меня зовут Лесли Адамс. Я стажер и буду вас лечить. Чаще всего она представлялась именно так: «Лесли Адамс, стажер», а не «доктор Адамс», считая, что это помогает сблизиться с пациентом. Хотя в некоторых ситуациях Лесли становилась «доктором Адамс» — например, когда требовалось осадить наглецов, которые, попав в «неотложку» в состоянии подпития или наркотического дурмана, начинали приставать к симпатичной стажерке. Тогда Лесли твердым голосом сообщала, что она врач, которому поручено их лечить, и никакие иные отношения здесь неуместны.
— Неужели вы доктор? — не поверила миссис Уотсон.
— В общем, да. Стажеры — те же врачи.
— Я знаю, дорогая. Дело не в должности, а в возрасте. Вы выглядите слишком молодо! За прошедший год, скитаясь по больницам, я выучила всю вашу иерархию. Мне даже известно, что теперь вас надо называть О-1.
Лесли улыбнулась. Миссис Уотсон не погрешила против истины — с недавних пор термин «стажер» был официально отменен. Теперь все они именовались ординаторами — О-1 (бывшие стажеры), О-2 (те, кто, как Марк, работал второй год) и так далее. Однако обязанности остались прежними, как и трудности, сопутствующие стажировке.
— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», — с улыбкой процитировала Лесли. Ее удивило, что миссис Уотсон сочла ее «слишком молодой». До начала стажировки Лесли и впрямь выглядела молодо, но она сама чувствовала, как постарела за эти девять месяцев: возле глаз пролегли морщинки, которых прежде не было, лицо осунулось и побледнело.
Несмотря на неизлечимую болезнь, миссис Уотсон казалась воплощением здоровья. Она надеялась повторить, а то и превзойти рекорд своих родителей: оба они скончались в девяносто с лишним, до последнего дня сохраняя ясный ум, отличный слух и острое зрение.
К сожалению, это впечатление улетучилось, как только Джин Уотсон распахнула халат. Взору Лесли предстало истощенное морщинистое женское тело без одной груди, там и сям покрытое синяками — из-за низкого содержания тромбоцитов кровь утратила способность к свертыванию.
— Жутко выгляжу, да? — спросила больная и подмигнула. Лесли попыталась улыбнуться в ответ, но сознание того, что в этой мертвенной оболочке обитает добрый дух симпатичной жизнерадостной женщины, сковал ей губы.
В последующие несколько недель, наблюдая за тем, как умирает тело Джин Уотсон, несмотря на химиотерапию, плазмофорез, введение красных и белых кровяных телец и тромбоцитов, Лесли воочию убедилась, что значит, когда душа — живая, жизнелюбивая — не желает примириться со смертью. Она проводила долгие часы у постели Джин, каждый день пытаясь нащупать вену для вливаний. Это было нелегко: истонченные сосуды сопротивлялись игле, доставляя пациентке неимоверные страдания. Но Джин держалась молодцом и даже старалась подбодрить юную стажерку.
Они много разговаривали, в основном о жизни.
— Жаль, что у меня нет дочери, — как-то посетовала миссис Уотсон.
— Зато у вас прекрасные сыновья, — возразила Лесли.
— Ну да, целых пятеро! А девчонки ни одной, — рассмеялась Джин.
Лесли познакомилась со всем семейством. Молодые Уотсоны были такими же рыжими и веснушчатыми, как их мать, и так же весело улыбались. Глядя на них, Лесли почему-то вообразила, что и глава семейства должен быть рыжим.
Однако мистер Уотсон оказался курчавым брюнетом с черными глазами. Возможно, у его рыжих сыновей когда-нибудь родятся такие же темноволосые девочки и мальчики — внуки, которых не суждено увидеть миссис Уотсон.
Карл Уотсон вместе с «мальчиками» — так их любовно именовали родители — появлялись в больнице ежедневно. В эти часы из-за двери палаты доносились звонкий женский смех и целый хор басовитых мужских голосов.
Глядя на Уотсонов, Лесли вспоминала родителей. Раньше она звонила в Сиэтл раз в неделю, теперь иногда дважды, а то и трижды. Было приятно слышать родные голоса, добродушное подтрунивание отца и заботливые советы матери.
Уотсоны напоминали Лесли ее собственную семью, только той не коснулась беда. Пока, суеверно добавляла Лесли, не зная, долго ли продлится это счастье. Ведь Уотсоны тоже ни в чем не провинились, однако бессмысленная болезнь Джин обрушилась на них как гром среди ясного неба, и с этим ничего нельзя было поделать.
Счастье. Везение. Судьба...
* * *
Марк повертел в руках конверт. Его имя и адрес были вписаны от руки, а обратный адрес — «Театр «Юнион-сквер» — напечатан типографским способом. Судя по почерку, письмо было от Кэтлин. Марк нетерпеливо разорвал конверт. Кэтлин уехала полтора месяца назад. Ему же казалось, что прошла вечность.
Письмо и в самом деле оказалось от нее, вернее — короткая записка, два билета и приглашение на генеральную репетицию. В записке Кэтлин предлагала Марку самому решить, идти ли ему в театр, а в конце добавляла: «Жду не дождусь твоего дня рождения. Пока! Кэтлин».