— А тебе вдруг стало жалко бедного мальчика? — Илья чуть сузил глаза.
— Я просто не понимаю, что ты делаешь и зачем. Чем дольше ты с ним общаешься, тем больше сам становишься похожим на психа.
— Возможно, ты не так уж и не права, — он хмыкнул, вспомнив свои ночные… галлюцинации. — Но это единственный способ заставить его раскрыться. Иначе я ничем не смогу ему помочь.
— Это жестоко.
— Это милосердней, чем лоботомия, — отрезал Илья. — Я всего лишь лишил его комфортного существования. Заставил наконец подумать о том, что происходит с ним, а не прятаться от самого себя.
— И ты думаешь, что это поможет? — теперь Ольга смотрела на него с любопытством.
— Он умен. Но у него есть слабое место.
— О котором ты мне, конечно, пока не скажешь.
— Не скажу.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — она только вздохнула, окончательно успокаиваясь. — Если не секрет, какой вопрос был главным в его тесте?
Илья хмыкнул.
— «Вам нужно, чтобы один человек получил важные для вас документы, но вы ограничены во времени, и вам нужно успеть попасть в еще одно место. Вы отправите документы по почте, с курьером или отвезете сами?» Он написал, что отвезет их сам.
========== 6. ==========
6.
— Так больше продолжаться не может, — Ольга положила руку ему на плечо, и Илья оторвался от мониторов. — Это уже издевательство.
— Если он хочет издеваться над собой, пусть продолжает в том же духе.
— Ему нужно поспать. Он на грани истощения.
— Он упрям, как стадо ослов, — Семенов лишь на мгновение позволил прорваться в голос раздражению. — Он не решит свои проблемы, если перестанет спать.
— Тотальный контроль…
— Он помешан на нем. И если бы он так не боялся того, что с ним происходит, он никогда бы не позволил себе забывать.
— Но своими словами ты…
— Он пытается снова обрести контроль над телом и рассудком. А с моих слов он знает, что сон — его самое слабое место.
— В нем слишком много страха, что кто-то узнает его тайны.
— Мы должны выбить этот страх другим, более сильным.
— Страх неизвестности?
— Да. Это. И страх потери контроля. Пока он позволял себе об этом не думать, ему казалось, что все хорошо. Я заставил его изменить свое мнение. Но он еще сопротивляется.
— Кажется, я начинаю уважать этого мальчика.
— Тебе всегда нравились упрямые, я помню, — хмыкнул Илья.
— Уговори его поспать хоть немного.
— Он хочет измотать себя до такого состояния, чтобы потом просто свалиться. Идея интересная. И я хочу посмотреть, что из этого выйдет.
— Когда ты успел стать такой сволочью? — Ольга отстранилась от него.
— Когда услышал и увидел то, чего нет, — Илья обозначил улыбку и снова повернулся к монитору. — Это не просто профессиональная гордость, Оля.
Яковлева только поджала губы.
— Надеюсь, ты уже нашел того врача, который будет лечить ТЕБЯ. Потому что я этим заниматься точно не буду.
— Тогда потеряешь хорошего работодателя, — Илья выразительно посмотрел на нее, и женщина, без труда расшифровав его взгляд, вышла.
Семенов сдвинул брови, снова переводя взгляд на монитор. Саша по-прежнему сидел на подоконнике открытого окна и, как казалось, бездумно смотрел в ночной парк. Вот только Илья ни на грамм не верил его мечтательно-задумчивому виду. У него ум, как у старика. Но реакции, эмоции — как у ребенка. И иногда они командуют его рассудком. Вряд ли Саша знает, что такое гармония. В нем живет не один демон, и каждый тянет его в свою сторону. Пока он контролировал себя, то казался целым. Да и был целым. Мастер игнорировать то, что мешает достижению цели… Илья вскинул голову и выматерился. Цель. У Саши была цель, которой он не знал сам, но которой подчинил всю свою жизнь. Теперь он считает, что она потеряна. Значит, необходимость в дальнейшем контроле отсутствует. Он ослабил его и начал «разваливаться». Илья закусил губу, все так же глядя на сидящего Сашу. Железный характер. Он не спит уже почти двое суток. Выглядит ужасно, но держится. Глупец. Хотя… Он просто не знает последствий.
…Звук прокатился по коридорам и этажам, забился, как птица в клетке, в тупичках и лестничных площадках, а потом вырвался на свободу порывом ветра, распахнувшим окна. Как загустевшая кровь, тягучий и темный. Вой, крик, стон — он был всем этим, и от него волоски на теле встали дыбом. Прокатился и растворился, оставив после себя тишину. Илья замер за столом, словно боясь пошевелиться, а потом мониторы просто погасли. Везде, каждый этаж, каждая палата. Экраны показывали только черноту. Илья потянулся к телефону, и тут словно вся клиника взорвалась от крика. Мощный вопль ужаса сотряс стены, и Семенов вскочил. Вылетел из кабинета, в последний момент успев придержать Ольгу, отшатнувшуюся от его двери.
— Что случилось?
— Пациенты… — ее губы подрагивали, а в глазах затаился страх. — Они боятся. Что это было, Илья?! Что за звук?!
— Неважно, — он чуть встряхнул ее за плечи. — Собери всех, позвони тем, кто уже ушел и не успел далеко отъехать, пусть возвращаются. Разбей людей на группы по трое и обходите палаты.
— Успокоительное? — четкие указания помогли Ольге прийти в себя.
— Да. Начни с тех, кто испугался больше всех. Может, остальные успеют успокоиться сами.
— А ты?
— А я… — Илья отпустил ее и отступил, глядя на темный провал лестницы, ведущей наверх. Там выключили свет? — Проведаю того, кто это все начал.
— Илья!
— Иди, — он несильно подтолкнул Ольгу, а сам почти бегом направился к лестнице. Саша, это Саша… Черт!
Он летел по лестнице, даже не видя ступенек. Толкнул дверь отделения и ввалился в коридор. Окинул его заполошным взглядом и замер. Почему здесь никого нет?! Где дежурная, где остальной персонал?! Почему так темно и… почему здесь так тихо?
Собственные шаги в полумраке отдавались гулким эхом, а дыхание казалось почти оглушительным. Почему.? Там, внизу, пациенты кричат потому, что им страшно. А здесь… Здесь те, кого нельзя выпускать, те, кто всегда закрыт на замок. Буйные. Но почему они молчат?!
…Дверь ЕГО палаты была открыта настежь, и проем зиял абсолютной темнотой. Только… голос… и… шорох…
Илья на минуту зажмурился, медленно выдыхая. Страх… Он наполнял каждую клетку тела. Страх, а еще злость. Илья сжал пальцы в кулак так, чтобы ногти впились в кожу и, не сводя глаз с темного прямоугольника двери, направился к нему. Теперь не были слышны даже его шаги. И дыхания как будто не было. Он замер на пороге, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Вдохнул и захлебнулся воздухом, когда услышал плач. Тихий, отчаянный плач, полный ужаса. И голос, Сашин голос…
— Не трогайте… отпустите… пожалуйста… пожалуйста… не трогайте…
Внутри поднялась волна злости, и страх отступил. Илья выдохнул и шагнул через порог. Щеки что-то коснулось, и дверь за спиной захлопнулась с громким стуком. Илья зарычал, чувствуя себя беспомощным в кромешной темноте, а потом в глаза ударил свет. Яркий, резкий. Такой, что ему пришлось на миг зажмуриться. Но даже тогда под веками разливалось зеленоватое свечение. Илья прикрыл лицо ладонью и приоткрыл глаза. Кинул взгляд вперед и отшатнулся. Саша висел в воздухе, словно распятый на невидимом кресте. Длинными растрепанными волосами играл ветер, а вокруг всей его фигуры билось зеленое пламя. Черные провалы глазниц, казалось, светились, и Илья захлебнулся воздухом, с отчаянием понимая, что контроль стремительно утекает, а тело и сознание захватывает ужас. Голова Саши поднялась, и Семенов застыл под взглядом его ставших уже нормальными глаз. Отчаянным, умоляющим… Саша… Он все понимал, все осознавал. И…
— Помогите… — его губы шевельнулись, но голос показался скрипом ржавого железа по стеклу. — Пожалуйста… — по его щекам потекли слезы, и Илья с ужасом понял, что они почти черные в этом свете. — Пожалуйста…
Тело все сделало само. Шаг, еще шаг… Бесшумное, не дающее ни грамма тепла призрачное пламя взметнулось и опало. А глаза Саши жили, умоляли, требовали, просили… Илья протянул руку, коснулся его и вдруг все исчезло. Огонь, свечение, шорох… И Саша, как марионетка, которой вдруг обрезали все нити, рухнул вниз. Тишина оглушила, и в ней, казалось, был слышен стук их сердец. Секунда, еще одна… Они ползли, как черепахи в этой тьме. Вздох, и в окно мягко проник луч света. Уличные фонари…
Илья пошатнулся на дрожащих ногах, и опустился на пол рядом с Сашей. Коснулся плеча, и тот медленно поднял голову, глядя прямо в его глаза. С ужасом, надеждой.
— Помогите мне… пожалуйста… — хриплый голос, казалось, царапал его горло. Илья втянул воздух сквозь стиснутые зубы и потянул его на себя, баюкая, как маленького.
— Помогу, Саша, помогу… Если ты позволишь…
========== 7. ==========
— Ты закрываешься, — Илья стоял у окна и смотрел на парк.
— Нет.
— Да. И не спорь, — он потер глаза каким-то по-детски беззащитным жестом. Он дико устал за последнюю неделю, но чем дальше, тем больше ему казалось, что они, он, топчется на одном месте.
— Может, вы задаете не те вопросы? — Саша уже сидел на кушетке, и смотрел в пол, зажав руки коленями. Бесцветный голос, пустой. Он тоже устал. Вот только его усталость была в разы хуже. Когда живешь всю жизнь и вдруг понимаешь, что чужой сам для себя…
— Нам обоим нужно отдохнуть и выспаться, — Илья вздохнул и вернулся к нему. Сел рядом, чуть сжал плечо.
— Я не закрываюсь, — Саша упрямо помотал головой. — Я делаю все, что вы говорите.
— Да — когда в сознании. Но в тебе слишком сильно живет страх. И он не пускает нас дальше.
— Какой страх? — Саша кинул на него быстрый взгляд из-под ресниц.
— Если бы я знал, — Илья пожал плечами. — За эти дни я узнал о тебе много всего, но на главный вопрос ты так не ответил.
— Мои прошлые жизни вас не очень заинтересовали, да? — усмехнулся Саша.
— Ну почему же… Твои похождения в шкуре немецкого ефрейтора были занимательными, — Илья отразил его усмешку. — Но ты замолкаешь, как только я хочу увидеть что-то большее. Что-то дальше, чем пара веков назад.
Саша нахмурился:
— Я не знаю, как это можно изменить. Я хочу наконец понять и… избавиться от этого всего. Действительно хочу.
— Значит, избавишься. Просто на это нужно время. Возвращайся в палату, Саша. Попроси снотворного у дежурной и хорошенько выспись. А потом мы вместе будем думать, как обойти твои блоки.
Саша встал, покусывая губы. Поколебался немного, а потом все-таки спросил нарочито равнодушно:
— Вам все также весело со мной по ночам?
Илья сузил глаза, хмыкнув про себя. Рисовать незнакомца Саша не перестал, и коллекция портретов его пополнилась, но больше никаких сверхъестественных вещей не происходило, что не могло не радовать. Клиника потихоньку вошла в свой обычный режим, Сашу снова переселили, и ничего больше не напоминало о той странной и страшной ночи. Вопросов о том, что произошло, Саша не задавал, но упрямиться перестал, и Илья сделал вид, что ничего не было. Отношения между ними, конечно, были далеки от совершенства, но налаживались, и это не могло не радовать.
— Понятия не имею, — Илья пожал плечами. — Я по ночам сплю дома. Так что, как ты понимаешь, веселья мало.
Саша только вздохнул с облегчением и улыбнулся.
— До завтра?
— Да, — Илья кивнул. — Постарайся выспаться как следует.
Саша опустил взгляд и вышел из кабинета, а Илья вернулся в кресло. Дело сдвинулось с мертвой точки, но настроение стремительно ухудшалось. Он забросил почти все свои дела, занявшись Сашей вплотную, и даже Ольга старалась теперь к нему не приставать, но, похоже, зря. Время ушло, а они так и не поняли самого главного. Но хоть теперь стало понятно, откуда Саша знает столько языков. Прошлые жизни… Он не помнит о них, пока находится в сознании. Но стоит только ему отключиться… Сначала Илья не поверил в то, что Саша рассказывает под гипнозом, но эти самые рассказы были настолько полными и яркими и изобиловали такими мельчайшими деталями и подробностями, что Илья сомневаться перестал. Как и скрывать от Саши темы их бесед. Тот сначала проявил вполне объяснимое в таком случае любопытство, а потом снова замкнулся, когда понял, что ничего из его рассказов не может объяснить того, что с ним случилось.
Илья выдохнул и потянулся к ящику стола. Вытянул папку и бросил ее на столешницу. Он записывал сеансы гипноза и отдавал практикантам для того, чтобы их перевели в текст. Интонации и манеру речи он и так успел выучить наизусть, а вот сами истории лучше было читать с листа. Забавно, но идея о памяти «прошлых жизней» пришла к Илье только к третьему сеансу, когда жизнь современного Саши полностью оказалась перед ним. И в ней не было ничего особенного, ничего такого, за что можно было бы уцепиться, и чем можно было бы объяснить происходящие с ним вещи. Ну, а потом Саша сам соскользнул в одну из своих предыдущих жизней. И Илья пришел в тихий ужас от того массива информации, что свалился на него вдруг, стоило только копнуть немного глубже. Ему понадобилось время, чтобы продраться через все, что он уже услышал — зачастую даже на незнакомом ему языке, но потраченное время того стоило. У всех жизней Саши было одно общее, что роднило его с Сашей сегодняшним. Он тоже кого-то искал. Искал, торопился, не успевал и снова искал.
Илья поджал губы и вытянул первый листок со стенографией. В этой жизни Саша был немецким ефрейтором. Изменившимся голосом он рассказывал Илье как мечется, утопая в каше из снега и грязи. Только что закончился бой, его отряду удалось его выиграть, но сердце ломило не от потерь личного состава, а от того, что чувствовало, знало: где-то здесь, совсем рядом тот, кого он искал в других всю свою жизнь. Илью корежило от боли, поющей в голосе Саши, который вдруг споткнулся о тело убитого мальчишки-партизана. Врага, в котором он узнал того, кто был, оказывается, всей жизнью. Что с ефрейтором было дальше, Илья так и не узнал, и узнавать не стремился. Ему и без того хватало информации с головой.
Следующий лист — еще одна жизнь. Революционная Франция и у Саши там красивое имя — Марсель. Этакий бунтующий Гаврош, мелкий и юркий строитель баррикад, вор и сорвиголова, отчаянно ищущий смерти и острых ощущений. Без принципов и тормозов, искренне ненавидящий богачей и политиков, всех тех, кто довел его семью до нищеты и смерти. Илье казалось, что он чувствовал на языке привкус пороха и слышал, как поют у виска пули, пущенные солдатами. Это он, а не Саша-Марсель бежал по выщербленным мостовым и прятался в переулках, только бы успеть. Успеть спасти того, кто оказался в среде тех, кого он так ненавидел. Он не знал, что с ним и почему вдруг фотография в газете заставила сжаться сердце, но он бежал, бежал, и вылетел на площадь одновременно с тем, как на камни осело бездыханное тело с торчащей из груди рукояткой ножа мясника. И это Илья, а не Саша-Марсель захлебывался слезами и горем, стоя коленями на грязной мостовой. Черт знает что. Илья встряхнулся, словно выныривая из омута чужой памяти, чтобы потянуться за следующим листком и окунуться в совсем другую жизнь.
Скрип мачты, соленые брызги, потемневшее дерево палубы и провонявший рыбой такелаж — это только в фильмах пиратские корабли выглядят романтично. В реальной жизни все было по-другому. Саша так и не назвал свое имя, он вообще удивительно мало говорил о себе. Только то, что на его корабль напали, и он попал в плен к пиратам. За него рассчитывали взять выкуп, поэтому оставили в живых. И вся его жизнь превратилась в существование, сложенное из качки, отвратительной вони, сальных шуточек пиратов и начавшейся лихорадки. Он метался в бреду, и точно также метался в бреду Саша, лежащий на кушетке в его кабинете. Он, как и тот, из прошлого, не знал, что с ним происходит, но погружался в бред все сильнее, пока на горизонте не появился военный корабль, посланный за ним. Что случилось дальше — Илья смог понять только, перечитав несколько раз записанное. Саша говорил сумбурно, то и дело срываясь на смесь английского и испанского, его речь была невнятной, несвязной, он проглатывал окончания и целые слова, но Илья все же разобрался. Саша снова не успел. И на присланном вдогонку корабле во время абордажа погиб тот, кого он не знал, но искал из жизни в жизнь.