Так как отец почти всегда молчал, говорить приходилось самому. Первое время Сон Ён возмущался и строил нереальные планы оправдания оболганного семейного имени. О том, что кто-то вспомнит былые заслуги и кристальную честность министра Ким Хён Чжи, разберется и снимет с них опалу. Отец не отвечал.
А если не вспоминать о потерянном прошлом, оставались только темы погоды, моря, убогости здешнего городка – по материковым меркам, просто большой деревни. Грубости и наглости местного «подлого люда». Да и сам уездный чиновник Ли недалеко от них ушел. Вместе со своим сынком. На это отец тоже ни слова не промолвил, но хотя бы не смотрел при этом с такой жалостью…
Улыбка или тень улыбки на бледном лице министра появилась, как ни странно, когда сын со смехом и с досадой поведал ему пару историй про общение с нахальной хэнё. Сон Ён так обрадовался этому, что чуть не рассказал и про то, как вместе с девчонкой повстречал некую удивительную морскую особу. Сдержался. В доме Кимов не принято было говорить ни о чем сверхъестественном – разумеется, если не считать таковыми духов предков. Нянька даже сказки детям рассказывала украдкой.
Вместо этого он передал слова мелкой о том, что местным ныряльщицам покровительствует Чхоннён. Думал, вместе посмеются над суевериями и самомнением хэнё – ведь не станет же Священный Хранитель обращать внимание на каких-то прибрежных червей? Еще и ноби к тому же.
Но отец его не поддержал. Промолвил, словно повторяя недавние собственные мысли Сон Ёна:
– Всем нам необходимо во что-нибудь верить…
Сон Ён попытался перехватить его взгляд: неужели отец потерял всякую надежду? Тогда что же им остается?! Министр сосредоточенно смотрел поверх его головы на море. Помолчал и добавил:
– Приведи мне этих двух ныряльщиц.
– Зачем?
– Хочу их поблагодарить.
Да это ноби должны быть благодарны за то, что им выпал такой редкий шанс – позаботиться о самом Ким Хён Чжи! Но молодой человек смолчал и на этот раз: за все время на острове отец впервые высказал какое-то пожелание.
– Я прикажу слугам привести их…
Отец удержал его, приподнявшегося, прикосновением руки.
– Сам. Приведи их сам.
– Я?! – поразился Сон Ён. – Но почему я должен…
Бывший министр взглянул на него из-под набрякших век.
– Потому что я так сказал.
* * *
– А за печью убрала?
– Да все уже подмела!
Бабушка замахнулась палкой – Ха На еле увернулась.
– Ах ты, ленивая девчонка! Вымела она! Вымыть надо, выскоблить как следует, а не мусор из угла в угол гонять! А не то Ёндон нам весь дом пожжет из-за тебя, неряхи!
– До второй луны-то я уж всяко уберусь, – буркнула Ха На и вновь отскочила от бабушкиной палки. Огрызнулась: – Да вымою я сейчас все, вымою!
Ветры дули холодные, небо хмурилось, бабушка даже в сотне одежек не могла долго сидеть на дворе, разглядывая окрестности и болтая с соседями, а потому скучала в доме и немилосердно гоняла внучку. Вот и сейчас, пока ползающая на коленях Ха На отмывала пол, развлекалась, тыча палкой в невидимую грязь, а то и охаживая внучку по хребту. Чтобы не слушать ее бесконечную воркотню, девушка начала напевать себе под нос. Добравшись до порога, запела громче, а выбравшись на террасу, и того сильней. Пусть не всегда складно, но получалось у нее звучно и душевно. Да и вообще под песню любое дело спорится. Так Ха На напевала и скребла старые доски настила – пока не уткнулась носом в чью-то обувь. Вскинула глаза: над ней, заложив руки за спину, стоял Сон Ён.
Ха На выронила щетку. Вот тебе и… не ждали! Лицо молодого янбана было мрачнее тучи: явно не с благодарностями он к ним пришел. Жаль, что на этого незваного гостя охранное зеркало не подействовало, не прогнало прочь!
Спохватившись, что по-прежнему стоит перед ним на коленях, словно выпрашивая какие-то милости, Ха На поспешно поднялась.
– Чего тебе надо… господин?
Взгляд Сон Ёна прошелся по ее лицу (Ха На тут же представила себя: разводы от пыли и пота; выбившиеся из косы, прилипшие пряди волос), по грязным рукам, по… Парень отвел глаза, и спохватившаяся Ха На одернула подоткнутые юбки.
– Отец хочет видеть тебя, – отрывисто сообщил янбан. – Тебя и твою бабушку. Собирайтесь.
Ох ты, фу ты ну ты! А ну как мы сами его видеть не хотим? Младший Ким произносил всё так, что поневоле хотелось возражать и упрямиться. На самом деле Ха На и удивилась, и заинтересовалась: чего же королевский министр, пусть разжалованный и сосланный, от них хочет? Девушка открыла было рот, но услышала за спиной бодрое и даже веселое:
– Это кто ж такой у нас в гостях?
В дверях, опершись обеими руками о палку, стояла бабушка. Задрав седую голову, рассматривала янбана. И без того узкие ее глазки щурились. Весело.
Ха На заметила, что Сон Ён попытался старой хэнё поклониться. И за этот машинальный жест простила его, даже когда янбан поспешно выпрямился и нахмурился, сообразив, кому кланяется.
– Ух ты, – сказала бабушка. – А ведь не врала внучка, когда тебя красавчиком называла!
Ха На встрепенулась:
– Когда это я его так называла?!
Заметила, что по губам парня скользнула улыбка: вон даже не виденная до сего времени ямочка на щеке появилась – и рассердилась еще больше:
– Никогда я его красавцем не называла! И не пойду я никуда!
Топнула на незваного гостя ногой и метнулась мимо бабушки в дом. Услышала за спиной ее совершенно спокойный голос:
– Погоди немного, тут посиди.
Ха На вскрикнула, когда ее дернули за косу.
– Переплети волосы да ленту новую возьми! Умойся и переоденься! Не каждый же день тебя янбаны в гости приглашают, неужто не хочешь знать – зачем?
– Да чтобы поизмываться, зачем мы еще-то им нужны, – проворчала Ха На. Она аж чесалась от любопытства. Но как представишь, что постаревший двойник Ким Сон Ёна будет через губу с ними разговаривать на пару со своим сыночком…
Бабушка подтолкнула ее костлявым плечом.
– Ты чего? Думаешь, Морская Ведьма тебя каким-то там столичным янбанам в обиду даст? Переодевайся, да поживее!
Конечно, Ха На покорилась. Вот такая она послушная внучка! Хотя для порядка подулась и поворчала, но чхиму новую, всего-то года три назад сшитую, надела. И ленту, на прошлой ярмарке купленную, в косу вплела. Конечно, янбан, слонявшийся по двору, на нее даже не взглянул. Да и не больно-то надо!
Сон Ён шел далеко впереди, будто проводник какой. Оглядывался и приостанавливался в ожидании. Бабушка двигалась сегодня очень медленно. Даже не брела – ковыляла, тяжело опираясь о палку, при каждом шаге долго выбирая, куда поставить ногу. Видно, кости совсем разболелись. А впереди еще и крутой подъем… Янбан оборачивался все чаще, хмурился все больше. В очередной раз дождавшись их, процедил:
– Так мы до самой ночи не дойдем!
Хотела уже Ха На посоветовать ему… идти, дорогу в Становище призраков они знают, уж всяко не заблудятся. Но парень сделал то, отчего девушка просто онемела: опустился на одно колено, подставляя спину старой хэнё.
– Забирайтесь на меня, я донесу, – и приглашающе себя по загривку похлопал. Бабушка не заставила долго ждать: мигом взгромоздилась ему на спину, обхватила тощими руками-ногами, голову на широкое янбанское плечо уютно пристроила.
– Давай, милок! Ха На, палку у меня возьми!
Ох, да не притворяется ли старая лиса? Глазом веселым внучке подмигивает, рот – в беззубой улыбке до ушей. Усмехнулась Ха На, головой качнула и пошла за легконогим янбаном, неся бабушкину палку на плече, словно пику.
Сон Ён аккуратно поставил старуху во дворе Становища.
– Устал, сынок? – участливо поинтересовалась старая хэнё. Ха На аж прижмурилась: сейчас ка-ак окатит ледяным презрением за «сынка», еще и отчитает, как следует с янбанами разговаривать!
– Нисколько, – отозвался тот. – Вес у бабушки, как у перышка.
А сам-то запыхался! Бабушка звонко похлопала молодого янбана по груди. Сообщила девушке одобрительно, словно та бычка на продажу привела:
– А у него хорошее тело!
Внучке пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться при виде вспыхнувших щек и ушей парня: радуйся, что шустрая ведьма тебе еще в штаны не залезла – чего-нибудь измерить! Сон Ён отвернулся от них, сказал излишне громко:
– Отец, мы пришли!
– Входите, – отозвался из дома старый янбан.
* * *
Принарядилась!
Сон Ён оценил и цветную ленту в косе… коса хороша, кстати. Может, ежедневное многочасовое ныряние способствует? Надо посоветовать столичным модницам полоскать волосы морскою водою… Тут он сообразил, что вряд ли когда ему выпадет такой шанс, и разозлился на мелкую хэнё, заставившую его об этом вспомнить. Бред, конечно, но бред весьма болезненный, заставивший его ускорить шаг, невзирая на дряхлость старшей спутницы. Лишь сообразив, что отцу придется очень долго ждать приглашенных ноби (ну что за небывалая причуда?), Сон Ён скрепя сердце взвалил старуху на спину. Благо никто не видит, да еще и младшая ехидная хэнё потеряла дар речи… жаль, что не навсегда. Немой бы ее скорее замуж взяли!
Впрочем, обе поклонились бывшему министру с должным почтением – уж за этим он проследил бдительно. Странно, но отец, всегда державшийся холодно и отстраненно даже с родственниками и с проверенными соратниками, поизучав несколько минут лицо старшей гостьи, вдруг улыбнулся и перешел на самый сердечный тон, какой только возможен для столь сдержанного, высокомерного человека. Мин Хва подносила скудное угощение – большая часть его была добыта проворными смуглыми руками как раз этих двух ныряльщиц. Перехватывая ее взгляд, Сон Ён понимал, что служанка в таком же замешательстве, как и он сам.
А еще он замечал, как молчаливая – вот так неожиданность! – Ха На переводит глаза с него на отца. Надо полагать, в попытке найти что-то общее в их чертах.
Не находила.
Да и не могла найти.
Старики – Сон Ён сейчас невольно относил к ним и заметно сдавшего за ужасные месяцы отца – разговаривали оживленно, обсуждая погоду, ноющие кости, поругивали непочтительную молодежь, бессовестно забывающую обычаи предков, то ли в наше время… Он даже представить не мог, что министр Ким способен так запросто болтать на пустяковые темы… и с кем еще! Может, причиной тому накопившееся одиночество, когда вместо кишащей людьми столицы постоянно видишь только троих: слуг и собственного сына?
А может, виноват некий напиток, который прихватила с собой старая ноби: та разливала его крохотными порциями, приговаривая, что все токмо ради здоровья господина Кима… Им с мелкой не наливали. Наверное, возрастом не вышли. Или попросту жалели «целебный» напиток: уж больно мал был принесенный сосуд.
Девушка сидела в углу за отдельным столиком. Вела себя чинно, ела и пила, отворачиваясь, но при этом не спускала внимательного взгляда с необычных собеседников. Глаза цвета чуть недоспевшей смородины в полумраке комнаты посверкивали чистыми белками. Поймав себя на том, что ни с того ни с сего оценивает внешность какой-то… ноби, молодой человек встряхнулся. Что это с ним? Сказывается отсутствие хорошеньких достойных женщин? Ведь в столице он был окружен первыми красавицами двора… не говоря уж о частенько посещаемых кисэн – воспоминания столь же сладкие и будоражащие, как и горькие, когда он возвращался к настоящему.
– Ну что ж, дети мои, – услышал Сон Ён непривычно бодрый голос отца. – Идите погуляйте, дайте старшим поговорить.
– Да-да, – тут же подхватила старуха, – погуляйте, повеселитесь, что вам с нами, стариками, рассиживаться? Внучка, покажи пареньку тут всё.
Ха На замерла, не успев до конца подняться, взглянула бабушке в глаза. Переспросила:
– Всё-всё?
– Всё!
Девица отвесила поклон опальному министру и метнулась к выходу – только коса и юбка взлетели. Снедаемый любопытством – и о чем же отец собирается секретничать со старой ныряльщицей? – Сон Ён направился следом. Мелкая стояла во дворе, нетерпеливо постукивая носком потертой туфли. Да и чхима, хоть и чистая и тщательно выглаженная, тоже новизной и модой, даже провинциальной, не блистала. Ха На кинула на него враждебный взгляд и, круто повернувшись, направилась прочь. Скомандовала через плечо:
– Иди за мной! – и с досадой кинула в воздух: – И почему я должна это делать?!
Сон Ён двинулся следом, скорее заинтригованный, чем раздраженный поведением, за которое в иное время и в ином месте быть бы ноби нещадно битой. Наверное, его снисходительность объяснялась сегодняшним удивительным поведением отца…
Или он просто начинает привыкать.
– Как думаешь, о чем таком секретном они болтают? – спросила Ха На, вскоре тоже сменившая гнев на милость.
– Значит, есть о чем, – сдержанно отозвался Сон Ён. Не привык он обсуждать действия и поведение отца с кем бы то ни было. И не будет. Девчонка метнула на него взгляд исподлобья. Буркнула:
– Надеюсь, речь пойдет не о сватовстве!
Он даже споткнулся:
– Что-о?! – и, закинув голову, расхохотался так громко и искренне, как не смеялся, наверное, уже полгода. От души. До слез. Отсмеявшись и протерев повлажневшие глаза, обнаружил, что мелкая хэнё, склонив голову набок, вглядывается в его лицо. Констатировала с облегчением:
– Значит – нет? Ну вот и слава Небесам! Уж больно ты мне не к душе.
И, повернувшись, поскакала с козьей легкостью по каменистым уступам. Сон Ён шел за ней недовольный. Это были его слова! Это он должен был сказать, что не взял бы ее даже в качестве распоследней наложницы! Уж слишком эта мелкая шустрая! Ты ей слово – она тебе десять, да таких, что потом еще долгое время продолжаешь спорить и доказывать. Даже в ее отсутствие.
– Эй, куда мы? – окликнул он, увидев, что девчонка направляется в гору. – Мне бы не хотелось оставлять отца надолго.
– Пока с ним моя бабушка, ничего не случится! – беспечно отозвалась Ха На. – Раз велено тебе показать всю округу, давай ногами шевели. Они же у тебя длинные, чего ж ты тогда плетешься так медленно?
Сон Ён скрипнул зубами и поклялся не говорить больше ни слова. Все его воспитание, все привычки повелевали отвесить дерзкой ноби оплеухи… а то и вовсе разложить и выпороть плетьми, чтобы научить почтительности и умению держать язык за зубами. А здравый смысл напоминал, что все вокруг изменилось, а значит, должен меняться и он сам. Чтобы понять, как именно, надо ждать, терпеть и наблюдать.
Они остановились, только добравшись до вершины.
– Смотри. Во-он Становище призраков… то есть твой дом.
Сощурившись, Сон Ён различил темный прямоугольник. Отсюда, с горы, все было в туманной дымке. Или они уже добрались до самых облаков? Ха На показала сверху уездный город, в котором ему предстояло теперь провести неизвестно сколько времени… неужели всю жизнь? Дома, кузницу, тюрьму, чиновничью усадьбу, склады, уступы возделанных полей на склонах, проведенные к ним ручьи-каналы. Чуть левее на горе стоял буддийский храм.
– Смотри, – снова сказала Ха На. – Видишь вон ту дорожку? С берега ее почти незаметно. Ориентир – старое высохшее дерево у самой горы. Запоминай, может, придется пробираться в темноте, без огня. Она ведет к пещере. В убежище всегда есть вода и еда на пару-тройку дней.
– Убежище?
– Мы прячемся там, когда приплывают пираты со страны Вэн.
– На ваш берег приплывают японцы?
– Проклятые ччокпари! Охотники на людей. Берут в рабство, грабят…
– А как же войска? Флот? Они что, не защищают остров?
Девушка смотрела на него во все глаза.
– Какие такие войска? Солдаты охраняют только склады и почтовую станцию с хозяйством – там, выше по реке. Мы-то им для какой надобности?
Солдаты – слуги короля и страны. Крестьяне и ноби тоже принадлежат королю и стране и, значит, являются ценным имуществом. Но Сон Ён прикусил язык. Так-то оно так. Но он никогда не бывал раньше в провинции… так глубоко в провинции… и представления не имеет, как тут обстоят дела с охраной морских рубежей от вечно недружественного соседа. Кажется, у него будет время и возможность узнать это на практике. Закрывая и открывая глаза, Сон Ён изучил и затвердил вехи, указывающие на тропу бегства. Как быстро они с отцом и немолодыми слугами сумеют добраться до убежища? Надо будет несколько раз пройти по ней, чтобы при необходимости суметь отыскать даже в темноте…