– Естественно! – Землемер фыркнул и приосанился. – Это выражение сейчас почти забыто, но мы-то с тобой, когда были маленькими, часто его слышали. Мы – поджигатели войны.
Пилот и штурман при этих словах заметно поежились.
– Будь моя воля… – Командир наконец-то поднял глаза, и были они очень грустные, почти как у Кацмана. – Будь моя воля, я бы прыгнул в корабль и улетел к чёртовой бабушке. Но это просто инстинкт самосохранения, да и корабля у нас теперь нет. Значит, надо спасать положение.
– Есть идея, – сказал пилот. – Прежде чем всех спасать, давайте и правда Кацману морду набьём!
* * *
До самого конца миссии всё шло на редкость гладко, ну совсем без происшествий, никто даже палец не прищемил. «Корсар» вёл себя безупречно, экипаж глядел бодро и работал слаженно, а Кацман совсем никому не мешал.
Сходили на Титан – застолбили там для клиента площадку под завод по извлечению и упаковке углеводородов. Обычная работа геодезистов, просто условия специфические. Титан – это вам не Марс и даже не Луна, он с атмосферой, взлёт-посадка – целая история. И ветер дует, что наверху, что у самой поверхности – не соскучишься. К выходу готовились две недели ещё на Земле и упорно тренировались по дороге, ждали разных неудобств, но когда освоились на месте, оказалось вполне ничего. Много шутили про метановые озёра: какая тут рыбалка, например, и как должна выглядеть яхта, чтобы по этим озёрам на ней рассекать. Инженеру идея про яхту запала в душу, и он потом всю обратную дорогу что-то считал… Совсем не шутили над Кацманом: новичков в космосе не трогают, о них заботятся. На подлёте и отходе любовались до умопомрачения кольцами Сатурна, прямо медитировали на них; строго говоря, если бы не тот же Кацман, на кольцах слегка помешанный, мало кто из астронавтов настолько проникся бы их величественной и даже пугающей красотой, выходящей за пределы человеческого представления о чудесах света. Астронавту мешает восхищаться явлением в целом чёткое знание, как эта штука возникла, из чего состоит, и почему к ней вплотную лучше не соваться. Профессионалу вообще многое мешает наслаждаться жизнью в её ярких проявлениях. Он больше потом вспоминает – вау, это было красиво! – чем успевает оценить непосредственно в процессе. У него в процессе слишком заняты голова и руки.
Пришли домой, на орбите дождались своей очереди, Земля разрешила посадку, командир произнёс дежурную фразу: «Всем сидеть, начинаем манёвр», кивнул второму пилоту, тот ввёл команду, и тут реактор дал такой, извините за выражение, тормозной импульс, что экипаж временно потерял контроль над кораблём, а заодно дар речи, координацию движений и способность рационально соображать.
Не страшная перегрузка, но людей прямо размазало по креслам от неожиданности.
А через несколько секунд, едва народ очухался, начало размазывать в самом буквальном смысле. Корабль так упёрся выхлопом, словно решил победить во вселенском конкурсе «Понижай орбиту с нами, понижай лучше нас, понижай без нас». Командир голову дал бы на отсечение, что это не программный баг или ошибка ввода, а банальная электрика. Где-то в шине управления коротнуло, а предохранитель… А что предохранитель? А кто его знает. И чего дальше – поди угадай, ведь сейчас наверняка шина греется и плавится. Хуже некуда, если начинает сыпаться электрика. Знаем мы, как это бывает: тут слегка замкнуло – сразу вон там заискрило, не успеешь оглянуться, уже на другом конце выбило, из-за этого тряхануло, а потом разваливается всё.
Зато ходовая часть у нас работает отменно, факт.
Только очень хочется её выключить, а она – не согласна.
Решение одно: аварийная жёсткая перезагрузка.
Шевелить руками и отдавать команды голосом было уже трудно, но человек жить любит и заранее готовится к неприятностям, а то бы давно мы все передохли; командир скосил глаза, уцепился взглядом за красную метку в самом краешке меню на забрале шлема и потянул её вниз.
Уф-ф… Сейчас это безобразие кончится.
И начнётся другое безобразие: успеть перезапуститься, пока не грохнулись. А если не запустимся? Или запустимся, но снова без контроля тяги, во всю дурь? Это ещё ничего, хотя бы оторвёмся и улетим подальше… А если протянем с запуском, падая по баллистической траектории, и пройдём точку невозврата, когда останется только в шлюпку прыгать? А «корсар» грохнется в обитаемой зоне и кого-нибудь там задавит?… Это ж и посмертно стыда не оберёшься…
Все эти мысли проскочили в голове командира за секунду, пока он боялся совсем другого: сейчас окажется, что прямой сигнал на блок управления реактором не проходит. Жёсткая перезагрузка, она специально для аварийных ситуаций – и не проходит. Ну потому что у нас авария. Просто ради такого случая. Чтобы уж полное безобразие.
Тут, к счастью, безобразие кончилось.
«Корсар» медленно – пока ещё медленно – снижался.
Командир сделал несколько глубоких вдохов.
Отдышавшись, он должен был первым делом опросить экипаж о самочувствии и раздать указания. Но командир сказал:
– Ну-у, Кацман… Удружил!
* * *
Корабль был подержанный, взяли его на один рейс, сделав вид, что берут на пробу – а там поглядим, как себя покажет. Может, он нам не понравится. Может, мы его вообще доломаем. Поэтому кораблю даже имени не дали, звали по модели, «корсаром», и, наверное, зря. Стоило бы с ним познакомиться как положено, руками ласково потрогать, задушевно поговорить, чтобы машина почувствовала: хозяин пришёл, не обидит. Это все мистика и суеверие, конечно, зато работает, проверено.
Но командиру экипажа, капитану коммерческого флота Андрею Воронцову, как-то сразу этот потасканный «корсар» не глянулся, и сама миссия его раздражала, и дурацкое положение, в котором оказалась команда, а ещё отдельно раздражал Кацман.
Хотя, казалось бы, именно Кацман и эту миссию состряпал от начала до конца, и корабль подогнал, и строго говоря, командир должен был его за такой подарок расцеловать во все места. Но почему-то не хотелось.
Много лет с человеком работаешь, не ждешь ничего особенного, и вот наступает момент, когда ты сел в лужу, и человек внезапно тебя выручил, а ты вместо «спасибо» хочешь дать ему по шее как минимум и сам не понимаешь, с чего бы это.
Наверное, с того, что Кацман – славный, в общем, парень – немного перегнул палку и фактически пролез в команду путем невинного, но упорного шантажа. Всего на один рейс. А вот не надо было так. Мог по-хорошему попросить – и его бы взяли. Но Кацман, наверное, думал, что не возьмут ни в какую, он ведь только по первому диплому геодезист, а по второму юрист, а по жизни вовсе офисная крыса, кому нужен такой балласт в космосе. И воспользовался обстоятельствами, а этого никто не любит.
Тем более, если у тебя крепко сработанная команда и любой наезд со стороны ты воспринимаешь как покушение на всех сразу.
Воронцов возил Мюллера по всей Солнечной системе, когда был ещё вторым пилотом, и эти двое отлично спелись. А ещё они разглядели тренд: великие державы хотят осваивать космос, но сами не имеют достаточно средств и начинают выпускать во Внеземелье корпорации – разрабатывайте и обживайте, добывайте и обогащайтесь. Когда Воронцов получил капитанские нашивки, они с землемером основали фирму из двух человек, обозвали её «Универсальная геодезия», имея в виду, что «Universal» это вам не комар чихнул, и прикупили в кредит подержанный «пеликан». Мюллер нашёл по знакомству молодого геолога-австралийца с типично австралийским именем Буба Лордкипанидзе. Воронцов привёл инженера, своего соотечественника Пашу Безбородко, а чуть позже второго пилота с типично британским именем Салман Хикмет. Штурман, американец Майкл Росси, образовался сам, ему обрыдло ходить на грузовой линии туда-сюда-обратно, он хотел нестандартных задач, и с геодезистами ему оказалось в самый раз.
Оформлением документов занимался Давид Кацман.
Он никогда не был членом команды, просто сидел в офисе регистрационной службы. Но как-то вышло, что один раз оформление прошло через Кацмана, другой, третий, и Мюллер отметил: парень работает чётко, компетентно и по-хорошему увлечённо. Ещё парень не просит денег за чёткость и скорость, он и на зарплате всем доволен. Это могло значить только одно: Кацман видит себя в перспективе начальником отдела, потом департамента, а там уже как пойдёт. И он не выслуживался, просто знал, что рано или поздно его оценят.
Мюллер позвал Кацмана на кружку пива и сказал: парень, у тебя если нарисуется что интересное, ты нам свистни, получишь долю как агент. Не стесняйся, все так делают, за это ещё никого не выгоняли с работы. А Кацман ответил: понимаешь, мне нельзя подставляться, у меня наполеоновские планы, я хочу захватить власть в регистрационной службе и научить её наконец работать так же лихо, как работаете вы, астронавты. Ты, вообще, понимаешь, господин космический землемер, чем мы занимаемся? Мы столбим участки под строительство на других планетах! Мы делаем то, о чём мой дедушка читал в фантастических романах. И вот я, простой Кацман из Квинса, балбес, который никогда не выезжал за пределы мегаполиса и элементарную корову видел только в цирке, оформляю сейчас твою заявку, а в ней написано: астероид такой-то. Астероид, ядрёна мама! На нём поставят автоматическую фабрику, туда будут ходить корабли… Я сижу в офисе, в четырёх стенах, и держу руку на пульсе космической экспансии человечества. Когда я стану начальником всего этого… Надо будет успеть сначала жениться и нарожать детей, а то, наверное, у меня вовсе ум за разум зайдёт.
«А-а, ещё один романтик», – сказал Мюллер.
Как тут не стать романтиком, когда мы общаемся с представителями иных цивилизаций? У тебя лично голова не кружится от такого?
«Ну-ну, – сказал Мюллер, – общаемся мы, как же. Гильдия Торговцев просто мимо пролетала, им с нами в ближайшую тысячу лет толком говорить не о чём. Так, поставили нас в известность о некоторых обстоятельствах… Другой разговор, какой толчок эта встреча дала к освоению Солнечной системы».
«Ну вот видишь, – обрадовался Кацман. – Или я идиот? Иногда мне кажется, что я просто идиот восторженный».
«Да все нормально, – сказал Мюллер. – У нас с Андреем таких, как ты, полный экипаж, только им обычно некогда думать про романтику, слава богу. Они потом, как на Земле пива выпьют…»
«Познакомь при случае», – попросил Кацман.
И Мюллер их познакомил, и они выпили пива, и ещё потом не раз выпили пива, и Кацман всем очень нравился, особенно его идея «научить регистрационную службу работать».
Тем временем Кацмана оценили, он стал-таки начальником отдела и теперь лично с бумажками «Универсальной геодезии» не возился, но присматривать – присматривал. Скорость и чёткость только возросли.
А «Универсальная геодезия» расплатилась за свой «пеликан», вылизала его до блеска, летай – не хочу, команда заметно прибавила в весе, обзавелась недвижимостью, гуляла друг у друга на свадьбах, и тут случилась неприятность. Реактор сначала легонько подтекал, а тут начал просто сифонить. Гарантия ещё не кончилась, она на реакторы такого типа до полувека, и как производитель ни старался доказать, что энергетическую установку плохо обслуживали, «Универсальная геодезия» от его провокаций успешно отмахалась сервисной книжкой. Но переборка реактора занимает минимум три месяца, плюс ходовые испытания и повторная сертификация – в сумме до полугода. И расходов внезапных предостаточно.
Сидеть дома, считая мелочь и теряя выгодные заказы, очень не хотелось. И тут Мюллеру позвонил Кацман.
«Есть интересная работа на Титане, – сказал он. – И один мой знакомый готов задёшево сдать „корсар“. Он заинтересован в долгосрочной аренде с последующей продажей, ну и сделаете вид, что берёте корабль на пробу. Если станет наводить справки о вас – так логично: „корсар“ круче „пеликана“. Я знаю, у вас свободных денег кот наплакал, вы сейчас можете лететь только в кредит, поэтому сам финансирую экспедицию. Даю беспроцентную ссуду с возвратом, когда сможете. Условие одно – возьмите меня пассажиром. Медкомиссию я прошёл, допуск к полётам есть. И отгулов за переработку на месяц набежало, плюсану к отпуску, в самый раз хватит. По рукам?»
Напрасно Кацман это ляпнул: «условие». Надо было ему – попросить.
Но простой Кацман из Квинса хоть и «держал руку на пульсе», а совершенно не был уверен в себе. Особенно перед астронавтами. Он, наверное, всё утро этот свой монолог репетировал.
Мюллер пришёл к Воронцову – и начал против обыкновения мямлить и запинаться.
«Зачем ему это надо?» – спросил командир.
«Он хочет увидеть кольца Сатурна».
«Ты серьёзно? Он может их увидеть на симуляторе. Они там совсем как настоящие, мы же с тобой знаем, объясни ему. Пусть слетает на симуляторе через щель Кассини. Впечатлений – на всю жизнь, мне до сих пор боязно».
«Он хочет по-настоящему. Пойми, этот парень никогда не выезжал из своего города. И в общем, не собирается. Но у него есть мечта…»
«Этому парню уже под сорок лет! – взорвался командир. – Он идиот! Мне не нужен идиот на борту в дальнем рейсе! Что он будет там делать всю дорогу?! Заниматься идиотизмом?!»
«У него всё продумано. Книгу будет писать», – коротко сообщил землемер.
Чтобы осмыслить эту информацию, командиру понадобилось секунд пять. С одной стороны, непозволительно много для капитана планетолёта, а с другой – таких зубодробительных вводных ему в жизни не давали. Говоря по-простому, Воронцов слегка обалдел.
«Роман про общение с иными цивилизациями? – спросил он вкрадчиво. – Надеюсь, эротический!»
«Учебник по регистрационной практике. У него и заказ есть, только времени не хватает…»
«Ты так говоришь, будто тебе эта идея нравится!»
«Ну не сидеть же на заднице полгода… Нам тогда на следующий полёт всё равно кредит брать придётся…»
В спорных положениях командир собирает всех и предлагает высказываться. Ещё вчера Кацмана очень уважали, но тут на его голову – по счастью, отсутствующую – вылилось несколько вёдер отборных помоев. Саму идею признали неглупой, но – без Кацмана. Идти на незнакомом корабле можно, его ведь проверят, риск умеренный, но этика астронавтов не рекомендует брать в такой рейс пассажира, если можно без него обойтись. А то вдруг навернёмся – получится некрасиво, бросим тень на всю профессию. Когда сами астронавты гибнут, плачут только родственники и коллеги. Когда астронавты ещё кого с собой прихватят на тот свет, шум поднимается оглушительный, даже если сразу видно, что не виноваты. Астронавтов любили, пока их было мало, и они выглядели героями, а когда превратились в извозчиков, отношение поменялось. Теперь все знали, что в космическом бизнесе крутятся огромные деньги, и астронавты неизвестно почему слишком много оставляют себе на зарплату. Так что о репутации приходилось думать и думать.
Общее мнение команды сложилось такое: мы готовы сделать дело, и пускай Кацман как инвестор на этом хорошо заработает. Ещё и в ножки ему поклонимся. Но никаких пассажиров.
Мюллер пошёл к Кацману и получил решительный отказ. Или всё – или ничего. Дайте мне кольца Сатурна, а денег мне не надо, и я вас не подведу.
«Просто для очистки совести посмотрим корабль», – сказал командир.
Крупнейший грузовой космодром мира в Неваде соседствовал с крупнейшей стоянкой подержанной космической техники и крупнейшим же – в Америке всё самое большое, даже стейки и унитазы, – «кладбищем планетолётов». Жизнь на «кладбище» била ключом, оттуда на стоянку пёрли всё, что можно и нельзя. Естественно, репутация у стоянки была так себе, но, имея на ней проверенного человека, можно и вправду подобрать неплохую машину. Кацман заверил: человек – самый что ни на есть проверенный, лучше не бывает.
Да, здесь надо держать ухо востро и быть очень компетентным и дотошным, чтобы не прикупить кота в мешке. В странах с традиционным режимом – России и Британии, например, – государство жесточайше контролирует всё, что летает в космос, а Америка отдала эту тему на откуп частным компаниям. Сам решай, что лучше. У русских ты можешь взять подержанный корабль, будучи уверен, что полетит он, как новый, но и стоить будет почти как новый, и ещё на каждом этапе оформления тебе намекнут: можно дешевле, но ты поделись. Распоследний надворный советник тянет лапу и глядит жадными глазами, а элементарный коллежский асессор задирает нос до небес и может заблокировать сделку из-за того, что ты косо на него посмотрел. Та же ерунда творится с распределением заказов на частные космические изыскания и разработки. Советников и асессоров регулярно арестовывают и гонят под суд, но на их место бегут новые ничуть не лучше – уж больно много денег крутится рядом с космическими кораблями. Почему, собственно, команда Воронцова «паслась» на американском рынке – тут возможностей была прорва, а коррупция по сравнению с родными пенатами самая щадящая.