Войдя до конца, Мадс так же медленно начинает движение назад, вновь задевая по касательной точку наслаждения внутри Хью. Затем снова вперед, уже чуть быстрее. И снова назад. Постепенно движения становятся все более быстрыми, превращаясь в толчки. Хью чувствует на спине его сбившееся дыхание, ощущает датчанина всем телом, каждой клеточкой, ощущает его и снаружи, и внутри. Это кажется волшебным. Пальцы Мадса (на правой руке скользкие от смазки) впиваются в его бедра, а затем резко дергают на себя, вынуждая встать на колени. И Хью встает, уткнувшись пылающим лицом себе в сгиб локтя. Свободной рукой он хочет коснуться себя, но его опережает датчанин: пальцы Мадса смыкаются вокруг его ноющего желания, большим пальцем Миккельсен размазывает по головке выступившую смазку. Хью дрожит и тихо стонет, дыхание перехватывает от нарастающего возбуждения, которое теперь идет от двух точек его тела. Вихрь наслаждения буквально сводит с ума, толчки внутри дублируются отрывистыми движениями руки Мадса по члену Хью. Дэнси чувствует, что не сможет долго сдерживаться, что это просто-напросто невозможно, и весь его сексуальный опыт тут не имеет абсолютно никакого значения. Такого с ним никогда не было, и его тело больше ему не подвластно. Где-то невозможно далеко звонит телефон, но все это тонет во внезапном оргазме, сильном и долгом, прошивающем насквозь и, словно сладкий яд, растекающемся по венам, сводя судорогой наслаждения все мышцы. Колени разъезжаются, и Хью вновь сползает на мягкое, пахнущее лавандой и их телами одеяло. До Дэнси долетает едва слышимое ругательство на родном английском, и губы британца расползаются в улыбке, когда он чувствует, как после последнего судорожного толчка Мадс замирает, войдя в него до конца. Датчанина оргазм тоже накрыл внезапно.
Хью терпеливо ждет, пульсация члена внутри прекращается, и Мадс медленно из него выходит. Вновь возвращается ощущение пустоты, пошлой, животной пустоты, которую может заполнить только Мадс и только собой. В этот момент Дэнси понимает, что его отношение к сексу уже никогда не будет прежним.
Миккельсен, отстранившись, падает рядом. Он тяжело дышит, а тело покрывает испарина. Хью этого не видит, но чувствует, когда проводит рукой по его груди, животу, касается начинающего опадать члена. Мадс притягивает его к себе и целует, но на этот раз не грубо, а нежно, медленно и немного лениво. Теперь он больше похож на себя, спокойного и предсказуемого европейца.
Потом он тянется снова к тумбочке и берет сигареты и зажигалку. Несколько раз щелкает роликом - искра, а затем теплое пламя освещает ненадолго его лицо. Сердце Хью больно щемит от любви и грусти. Грусти от осознания того, что у них нет будущего. Это был просто секс, а завтра будет новый день. В понедельник продолжатся съемки. В следующие выходные приедет Клэр. А через четыре месяца они отснимут сезон и расстанутся в лучшем случае на шесть месяцев, в худшем - навсегда. У каждого своя жизнь, своя семья, своя судьба…
Хью протянул руку и забрал у Мадса сигарету. Затянулся. Вернул обратно. Выпустил дым в потолок.
Но все это будет потом. А сейчас есть только они и одна сигарета на двоих.
________________
* трахнуть (дат.)
** любимый, желанный (дат.)
========== Последние теплые дни перед зимой ==========
От автора: Немного флаффа в преддверии 6-ой серии 2 сезона.
Ну и, скажем так, “Comfort” перед “Hurt”…
Хью проснулся поздним утром от настойчивых солнечных лучей. Сперва спросонья он не мог понять, откуда солнце, если окна его номера выходят на северную сторону. А потом воспоминания накрыли как волной: яркий лифт, тьма квартиры, горечь поцелуев, сильные руки на бедрах, настойчивый жар чужого тела и сводящий с ума хриплый шепот на чужом языке, из которого он понимал лишь свое имя. “Хью”. Дэнси едва не застонал от этих воспоминаний, а внизу живота сладостно заныло. Странно, он думал, что новый день принесет ему тяжелое похмелья после опьянения любовью Мадса. Но внутри было тепло и спокойно, так умиротворенно и счастливо, что Хью расплылся в довольной улыбке, щурясь на теплые лучи солнца. Затем чуть приподнялся на локтях и огляделся: в спальне он был один.
Хью рассматривал комнату, старательно избегая взглядом фотографий в рамочках на стенах и комоде: Мадс и Ханне, Мадс и его дети - они возвращали Дэнси на землю, напоминали, кто он. Неслышно вошел Миккельсен.
- Ну ты и спать, - добродушно упрекнул его датчанин, опираясь плечом о дверной косяк. На нем были простые домашние штаны и слегка растянутая майка с логотипом NBC.
Хью как-то сразу смутился, щеки его вспыхнули, а взгляд стыдливо уткнулся в светлый паркет. Но улыбка его выдавала. Он был счастлив, хоть и боялся своего счастья.
- Я там нам завтрак приготовил, - Мадс кивнул в сторону кухни и усмехнулся, - Конечно, я не Ганнибал Лектер, но яичницу с беконом пожарить могу.
Из глубин квартиры до Дэнси действительно донесся соблазнительный аромат кофе и жаренного бекона. Выскользнув из-под шуршащего одеяла, Хью стыдливо прикрылся рукой.
- Утреннее солнцестояние? - хохотнул Мадс, иронично вскидывая бровь, - Понимаю.
Хью еще пуще покраснел и заозирался в поисках своих вещей. Датчанин, все так же улыбаясь уголком рта, подошел к нему и неожиданно сгреб в объятья. Дэнси лишь шумно выдохнул ему в шею, ощущая собственным возбуждением всю степень заинтересованности Мадса. Сейчас, при ярком солнечном свете, всё это: и квартира, и Мадс и их близость - всё казалось фантастическим сном. “Может, я просто вчера умер еще по дороге в бар, и сейчас в Раю?” - пронеслась шальная мысль в голове британца.
- Я бы мог помочь тебе прямо сейчас, - жарко шепнул ему на ухо Мадс, - Но тогда остынет завтрак.
“К черту завтрак!” - хотелось воскликнуть Дэнси, но он не хотел обижать друга (друга?).
Спустя пять минут они уже сидели за круглым обеденным столом на просторной кухне, залитой теплым солнечным светом. Мадс одолжил ему одну из своих футболок, и Хью наслаждался запахом Миккельсена и какого-то домашнего уюта, что она источала. Датчанин с наигранной театральностью “а-ля доктор Лектер” поставил перед ним тарелку с яичницей-глазуньей и тремя ломтиками аппетитно пахнущего бекона.
- Я мог бы предложить тебе вино Каберне фран урожая 2001 года, - поставленным голосом произнес Мадс, глаза его при этом весело блестели, - Но, полагаю, к завтраку лучше подойдет свежезаваренный кофе арабика, смолотый из лучших зерен.
Он потряс баночкой с растворимым кофе и добавил уже улыбаясь:
- По крайней мере, так заявляет производитель.
Хью улыбнулся в ответ.
Они приступили к завтраку. Яичница оказалась довольно вкусной, Мадс добавил в нее какие-то специи, кусочки томатов и перышки лука, превратив обыденное блюдо в нечто оригинальное, достойное стола самого Ганнибала.
- А у тебя вчера в первый раз было? - внезапно спросил датчанин, прихлебывая кофе, - Ну, секс с мужчиной?
Дэнси едва не подавился.
- На самом деле, это было довольно заметно, - Мадс говорил легко и непринужденно, по ходу отправляя в рот кусочки яичницы, в то время как Хью едва со стыда не сгорал, - Твоя пылкость в сочетании с…
Тут Мадс немного покрутил вилкой в воздухе, прожевывая пищу, задумчиво сверля взглядом потолок и подыскивая подходящее слово.
- С неловкостью, - наконец, нашелся он, - Это было довольно мило. И, признаться, мне даже польстило, что я у тебя первый.
Хью растерялся, не зная, обижаться ему или извиняться. Или вообще сказать, что он ошибся, что у него достаточно опыта. “Черт, вот ведь проницательный сукин сын!” - с восторгом подумал Дэнси, а вслух произнес:
- Сорокалетний девственник.
- Уже нет! - Мадс засмеялся, откидываясь на спинку своего стула и с торжеством глядя на британца перед собой.
- Судя по твоим словам, ты в подобных… эм… развлечениях больше разбираешься, - ответил ему Хью.
- Спрашиваешь, - фыркнул датчанин, - Я занимался балетом. Поверь, стереотипы не врут. Никогда не стеснялся своей бисексуальности, хотя особо, конечно, и не афишировал.
- А я никогда и не хотел особо, - пожал плечами Хью, вспоминая все разы, когда продюсеры или коллеги прямо или намеками пытались склонить его к близости. Такое случалось с завидной регулярностью, так что Хью сам удивился собственным словам. А ведь столько возможностей было… Но он сказал чистую правду: до Мадса Миккельсена ни один мужчина не вызывал в нем таких чувств.
- Тогда это льстит мне вдвойне, - тихим рокочущим голосом сказал датчанин, и в его глазах вновь зажглось пламя охотника.
К счастью, завтрак был не настолько плотным, чтобы помешать им вновь насладиться друг другом. В этот раз Мадс был чуть нежнее, а Хью, наоборот, пытался показаться более опытным: он буквально опрокинул Миккельсена на кровать и уселся верхом. Он руководил процессом и глубиной проникновения, и ощущения от этого стали ярче и острее. А может, дело было в сияющих глазах Мадса, в его доброй улыбке и ласковых руках, в солнечном свете, в котором кружились пылинки… Миккельсен чуть надавил ему на спину, и Хью опустился ему на грудь:
- У тебя точно не болит задница? - немного грубовато и с усмешкой спросил датчанин, но от той неподдельной заботы, что звучала в вопросе, сердце Дэнси защемило. Нет, это был не просто секс, не просто эксперимент или удовлетворение любопытства. Это было нечто такое, что еще причинит ему немало страданий.
- Не болит, - тихо произнес Хью, а в мыслях пронеслось: “В отличие от сердца”.
- Везунчик! - Мадс порывисто толкнулся в него, и Хью судорожно вдохнул, - Ну и я молодец, конечно!
Миккельсен прижал его к себе, буквально обездвижив, движения его стали более резкими, отрывистыми, жадными. Хью чувствовал, как его член, вжатый в живот Мадсу, пульсирует возбуждением, и застонал датчанину в шею. Нет, он никогда им не насытится…
*
Ближе к обеду они вышли из дома. Было начало ноября, но погода стояла будто сентябрьская: теплое солнце золотило голые ветви деревьев, южный ветерок приносил соленый запах океана, а радостный визг детей с детской площадки неподалеку наполнял душу умиротворением. Последние теплые деньки, скоро погода изменится, задуют холодные ветра с севера, пригонят тяжелые тучи, до краев наполненные колючим снегом, и зима вступит в свои права. Но пока еще было светло и тепло, легко и беззаботно, и глупо было бы упускать столь великолепные выходные, которые природа подарила канадцам.
Решено было съездить на рыбалку. В отличие от своих персонажей, заядлым рыболовом был Мадс, Хью же держал удочку больше на камеру. Проживя два года в Торонто, Миккельсен успел найти несколько рыбных мест. Они ехали около часа, датчанин завез их в какие-то совсем глухие места, но Дэнси был этому только рад. Решив проверить, который час, он едва ли не впервые за день взглянул на телефон. Один пропущенный. Сердце неприятно екнуло. От Клэр, ну конечно. Хью смутно припомнил, что вчера ночью как раз кто-то звонил. Надо было бы перезвонить… Но на экране высветилось “Сеть недоступна”. Дэнси даже улыбнулся такому совпадению, правда, тут же устыдился - что он делает? Это же его жена, его малышка-Клэр, его любовь…
- Ты идешь? - позвал Мадс. Он стоял уже на берегу, и легкий ветер слегка трепал его волосы. Хью мысленно проклял себя. Просто за то, что был счастлив с Миккельсеном.
Тишина и покой осеннего леса, острый запах опавших листьев и сырой земли, печальная перекличка журавлей - это и было то, что Фуллер показывал как Дворец Памяти Уилла Грэма. Теперь это станет частью и самого Хью. В его сердце навсегда останется теплая ноябрьская суббота, плеск озера, долетающий издалека запах дыма и Мадс, перебирающий приманки, разматывающий леску. То, как он щурится, оглядывая водную гладь. Как закатывает рукава. Как задумчиво курит, поглядывая на поплавок. Стрекоза - одна из последних в этом году - садится на удочку. Рыбалка - молчаливая охота, и они сидят в тишине. Пригревшись на солнышке, Хью наблюдает за Миккельсеном. Ему хочется, чтобы этот день никогда не кончался…
К четырем часам просыпается голод, и Мадс прямо на берегу разводит костер и готовит улов. Они поймали не много, но на двоих - в самый раз. Они смеются, перебивают друг друга и будто не могут наговориться после нескольких часов молчания. Они говорят обо всем на свете. Обо всем, кроме работы и семьи. Потому что сейчас они свободны, они одни, они просто два безымянных человека, которым очень хорошо вместе.
Возвращаться в город не хочется, но в это время смеркается рано. Всю дорогу Дэнси сидит хмурый, потому что думает, что Мадс отвезет его в гостиницу. Но датчанин вновь привозит его к себе домой. Хью помнит про камеры в лифте, и сохраняет каменное выражение лица до входа в квартиру. Но стоит им переступить порог, как события вчерашнего дня повторяются: снова поцелуи, объятия, ласка и страсть. Но на этот раз Миккельсен утягивает его не в спальню, а в ванную: после долгого дня на природе неплохо бы помыться. В итоге Хью узнает, что, во-первых, Мадс может продержать его на весу довольно долго, во-вторых, что бальзам для волос - это отличная смазка, и, в третьих, что если забыться и не обращать внимания на то, куда рикошетит вода от их тел, можно затопить соседей снизу. До затопления, слава богу, не дошло, но после душа они, смеясь, еще минут двадцать собирали тряпкой лужи по полу.
Перекусив пивом и чипсами (“Мужской ужин”, как назвал это Мадс) и посмотрев футбол по кабельному, они отправились в постель. Правда, на новые “подвиги” их не хватило, уставшие и счастливые, они почти моментально уснули.
На следующий день с утра они съездили в гостиницу, где Хью переоделся. На полу в номере он заметил бутылки с пивом, которые купил еще в пятницу. Да, он и подумать не мог, что будет забирать их только в воскресенье, с Мадсом, который будет ждать его в машине… У Дэнси голова шла кругом от этого! Захватив пиво и свой сценарий, все так же кучей сваленный на полу (горничные убирали номера, но вещи постояльцев не трогали, даже если это была валявшаяся на полу бумага), и вышел из номера.
Воскресенье они тоже провели вместе. Никто больше не звонил, и сам Хью забыл перезвонить жене. Он забыл обо всем на свете. Обедали они в “Бургер-Кинге” - заведении, которое Дэнси обходил раньше по широкой дуге. Приученный еще с модельных времен к диетам и здоровой пище, он все же послушно последовал за гедонистом-Мадсом. Он вообще заметил, что Миккельсен не привык отказывать себе в желаниях. Когда они прогуливались после обеда по пирсу, Мадс, на глазах у всех, внезапно обнял его и поцеловал. Сердце Дэнси едва из груди не выскочило: отчасти от неожиданности, отчасти от счастья и, в большей степени, от страха. Это было крайне безответственно - вытворять подобное на публике, их же могли узнать…Но прохожим, в большинстве, было наплевать - похоже, Дэнси переоценил их популярность, их вообще никто не узнал. И Хью почувствовал себя свободным, будто затерянным в огромном мире, скрытым ото всех, кроме Миккельсена. И это было волшебно!
Вечером решено было учить сценарий, потому что завтра (неужели, выходные уже прошли?) - рабочие будни. Хью послушно отрабатывал свои реплики - так удобно было заниматься не одному, а сразу с напарником. Так запоминалось даже лучше.
- А Алану ты убил, потому что переспал с ней или потому что она раскусила тебя? - Хью похоже изображал отчаянье и боль.
- Потому что она была влюблена в тебя, - Мадс держал спину прямо, а взгляд его чуть сузился, - А ты должен принадлежать только мне.
- Не было такого в сценарии, - моментально вышел из роли Хью, улыбаясь.
- А вас не учили импровизировать, мистер Грэм, - тоном Лектера осведомился Мадс, приближаясь к нему.
- Я буду сопротивляться тогда, - засмеялся Хью, отступая.
- Прошу тебя, не выходи из роли, - все тем же тоном Ганнибала-каннибала произнес Миккельсен, толкая Хью на диван.
- Я должен согласовать изменения в сценарии с Фуллером! - Хью попытался изобразить негодование, но у него ничего не вышло.
- Фуллер бы одобрил, - Мадс легко поборол его сопротивление и прижимаясь губами к его шее, - Всеми руками и ногами был бы “за”.