Во время обсуждения она почти не отвлекалась от сути дела, но периодически бросала на меня такие горячие взгляды, которые, казалось, оставляли ожоги на моём лице. В какой-то момент Таня так погрузилась в доказательство своей точки зрения, что вскочила с кресла и зашагала перед моим столом взад вперёд, непроизвольно покачивая бедрами, обтянутыми чёрной юбкой-карандаш. Я вновь подумал, что под ней, вероятно, ничего нет, и мой слух как будто отключился. Я уже не понимал, о чём говорила Таня, я лишь жадно разглядывал её с ног до головы, ощущая нарастающее возбуждение. Белая блузка была застёгнута на Тане на все пуговицы, но её тонкая ткань настолько туго обтягивала пышную грудь, что это выглядело жутко сексуально. Я не мог оторвать взгляд от этого зрелища, наблюдая как два внушительного размера полушария вздымаются от глубокого дыхания, норовя своим напором вырвать маленькие пуговки с мясом, высвобождая себе больше пространства.
Таня резко остановилась, заметив направление моего взгляда. Выражение её лица с сосредоточенного тут же сменилось на лукавое. Я почти физически ощутил её взгляд на своих губах. Казалось, она разглядывает меня с не меньшим интересом, что и я её.
— Я хочу ознакомиться с финансовой отчётностью твоей компании, — проговорила она слегка охрипшим голосом и облизнула губы.
Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться на делах. Утихомирив своё разогнавшееся сердцебиение, я встал из-за стола и подошёл к шкафу с документами. Поиск нужной папки занял у меня несколько минут, но когда я уже почти закончил, то услышал цокот каблуков Тани. Обернувшись, я увидел, что она направляется к выходу и замер, ожидая её дальнейших действий. Не успел я подумать о том, что она хочет уйти, оскорбившись на моё бесцеремонное разглядывание, как увидел, что Денали повернула ключ в замке до щелчка.
Она медленно повернулась ко мне лицом, лениво облокотившись спиной на дверь. Весь её вид говорил о том, что она хочет меня так же сильно, как и я хотел её. Воздух в кабинете как будто наэлектризовался до предела так, что явно слышалось его потрескивание. Я ощутил, как кровь забурлила в моих жилах, направляясь к месту, коим я думал всё последнее время вместо головы, и сосредотачиваясь там, заставляя меня ощущать приятную ноющую боль.
Таня смотрела мне в глаза, и её взгляд уже не дарил мне ненависть или неприязнь, как в тот первый день, напротив, он был таким чувственным и манящим, таким вызывающим, что я готов был потерять голову, набросившись на неё сию секунду. Мой голодный взгляд блуждал по её стройному, пышущему желанием телу, отчего дыхание Тани участилось и грудь стала подниматься чаще, возбуждая меня ещё сильнее. Заметив мою реакцию, явно выступающую бугром ниже пряжки ремня, она томно протопала к столу, виляя задом и не отрывая от меня глаз, грациозно села на столешницу лицом ко мне, слегка откинулась назад, упершись в стол руками и широко раздвинув ноги, насколько это позволяла узкая юбка, произнесла хрипловатым голосом:
— Я согласна.
В тот момент мне показалось, что рассудок покинул меня. Я не стал вдаваться в подробности, что она имеет в виду: контракт или себя. Пульсирующая боль в паху требовала разрядки, и я в два шага оказался рядом со столом. Уверенным жестом я притянул к себе Таню за бедра, задирая мешающую мне ткань юбки и оголяя её плоть, которую к моему удовлетворению не прикрывали трусики. Одним мимолётным движением я расстегнул ширинку брюк, высвобождая свой эрегированный член и, даже не удосужившись сбросить с себя пиджак и подумать о контрацепции, резко и глубоко вошёл в неё, удивляясь, что она была уже готова принять меня.
Я овладел ею прямо на столе, без поцелуев и прочей атрибутики секса, резко вонзаясь в её плоть, с силой сжимая пальцами её бедра и заставляя стонать. Когда оргазм уже почти накрыл нас обоих, она захрипела:
— В меня, кончай в меня, у меня спираль…
Я сделал ещё несколько резких движений, почувствовал сокращение её мышц вокруг своего члена и излился в неё, издав утробный стон.
Всё произошло очень быстро. Мы тяжело и часто дышали. Мой затуманенный похотью разум начал проясняться и я осознал, что натворил. Отстранившись от Тани, я застегнул брюки и отошёл от стола. Денали же не сдвинулась с места, продолжая бесстыдно сидеть на столешнице с разведёнными ногами, не стесняясь своей наготы. Сколько же разврата и сексуальности было в этой девушке? Она буквально излучала секс. Я не встречал ещё настолько откровенно раскрепощенных женщин. Её вызывающее поведение сводило меня с ума, её наглый взгляд, жадно обегающий меня с ног до головы, снова возбуждал меня. Я отвернулся к окну, чтобы не видеть бесстыдно выставленной напоказ влажной и припухшей от только что произошедшего полового акта плоти.
Я пытался привести в порядок мысли, но всё, что я сейчас испытывал, это отвращение к самому себе. Осознание того, что я изменил Белле, начинало разъедать мою душу. Я был противен самому себе и, чтобы хоть как-то уменьшить чувство вины, я должен был выгнать Таню, сказав, что совершил ошибку и что такое не должно больше повториться, но я молчал, не в силах этого произнести.
Я слышал, как Денали слезла со стола, как зашуршала ткань юбки, опускаемой вниз, её приближающиеся шаги.
— Мне понравилось, — прошептала она мне на ухо. – И да, я согласна на твои условия.
Я не обернулся даже тогда, когда Таня открыла дверь и вышла из кабинета. Чувство пустоты заполнило мою грудь. Я всегда считал себя рассудительным и правильным человеком, справедливым и честным, но стоило появиться на горизонте развратной стерве с пышной грудью и длинными ногами, как я забыл все свои принципы и пустился во все тяжкие, потакая животной похоти. Я был отвратителен самому себе, противен, но в то же время понимал, что уже не смогу остановиться.
Наши встречи с Таней стали регулярными. Мы трахались как кролики в моём кабинете, в лифте, в номере гостиницы, в туалете ресторана, у неё дома. Она вытворяла с моим членом такое, что ей бы позавидовала самая искусная блудница, доводя меня до сумасшествия. Она умела завести меня с пол оборота, даря неземное удовольствие. С ней я испробовал такое, о чём не смог бы даже намекнуть Белле, не то что исполнить. С Беллой всё было скромно, чинно, с чувством и расстановкой, никакой спонтанности и дерзости, только безграничная нежность и чувственность. С Таней же в ход шёл оральный секс, анальный, игрушки для взрослых, плётки, наручники, ролевые игры. Я готов был нарядиться в костюм оленя, лишь бы снова ощутить себя внутри её. Казалось, мы испробовали все позы Камасутры, и каждый раз это было по-новому, неповторимо и волнующе.
Я не мог насытиться Таней, иногда как глупый юнец сбегая с работы, чтобы по-быстрому трахнуть её в прихожей её квартиры, стоя, не раздеваясь, прижав её разгорячённое податливое тело к холодной стене и впиваясь губами в её нежную шею. Эта страсть буквально поглотила меня, заполнила все мои мысли, вытесняя собой разъедающее чувство вины перед женой.
Самым тяжёлым для меня было возвращаться домой, где меня ждала дочь и любящая, нежная, заботливая и добрая Белла, ничего не подозревающая о моей измене. Я невольно сравнивал её с Таней, всегда ухоженной, модно одетой, подчеркивающей все достоинства своей фигуры. Белла же выглядела немного неряшливой в домашнем хлопчатобумажном костюме, с вечно забранными в хвост волосами, тёмными кругами под глазами и болезненным цветом лицом. Белла никогда не накладывала макияж, она терпеть не могла длинный маникюр из-за дурацкой привычки грызть ногти. Я вспомнил, что когда-то меня умиляла эта привычка, но теперь я испытывал легкое отвращение, когда мне приходилось наблюдать эту редкую картину. Все наши короткие разговоры сводились к интересам Ренесми. Беллу ничего не интересовало, кроме воспитания дочери и поддержания дома в чистоте, весь её мир замкнулся на Ренесми и ограничился ею. Я с тоской осознавал, что у нас не осталось никаких общих тем для разговоров.
Таня была полной противоположностью моей жены, и, наверное, именно это и вскружило мне голову. Белла была слишком спокойной, скромной, иногда даже кроткой, неуверенной в себе женщиной, но в то же время ласковой и нежной, иногда до тошноты. Порой меня раздражала её покорность, мне хотелось вывести её на крик, заставить требовать к себе внимания, вынудить предъявить на меня права, но все мои попытки заканчивались неудачей, не успев начаться. Белла беззаветно и безропотно любила меня, и когда-то я тоже влюбился в неё именно за те качества, которые сейчас меня раздражали.
Таня же была эгоистичной стервой, самовлюблённой до мозга костей, сексуальной маньячкой, требовательной фурией, уверенной в своей неотразимой красоте и сексапильности. Она умело манипулировала мной, виртуозно используя для этого секс, а я был не против, поддаваясь её чарам и позволяя ей крутить мною, как захочется. Кто бы мог подумать, что вездесущий Эдвард Каллен, держащий всё в своих руках и обожающий всё контролировать, будет получать удовольствие, позволяя распутной девке иметь над собой власть. Казалось, она высасывает из меня всю энергию, но я не в силах был сопротивляться. Таня была послана мне самим дьяволом, чтобы дарить мне рай при жизни, а после смерти отправить мою душу прямым экспрессом в ад для искупления всех грехов.
Я катился по наклонной, лелея своё слабоволие и выключая часть мозга, кричащую о том, что я женат и вроде счастлив в браке, что у меня есть прекрасная дочь и что я могу потерять всё это в одночасье. Мне всё чаще вспоминались отрывки из недавно прочитанной книги Фредерика Бегбедера: «Надо выбирать: или ты с кем-то живешь, или этого кого-то желаешь. Нельзя ведь желать то, что имеешь, это противоестественно. Вот почему удачные браки разбиваются вдребезги, стоит появиться на горизонте первой встречной незнакомке. Женитесь хоть на самой красивой девушке на свете – всегда найдется новая незнакомка, которая, войдя в вашу жизнь без стука, точно опоит вас сильнейшим приворотным зельем».
Чтобы не чувствовать боль от осознания своего гнусного предательства, я задерживался до полуночи на работе, зная, что когда вернусь, Белла уже будет спать и мне не придётся прятать от неё свой виноватый взгляд. Иногда по ночам я просыпался от робких прикосновений жены, ощущая, как она доверчиво прижимается к моей спине всем телом, как зарывается в мои волосы, вдыхая мой запах. В такие минуты мне было невыносимо больно осознавать, что я предаю её, такую чистую, доверчивую, любящую Беллу. Я не в силах был повернуться к ней, зная, что не вынесу её нежного взгляда, которого я не заслуживаю. Я ненавидел себя в такие минуты, презирал и готов был сквозь землю провалиться от своей собственной мерзости. Но вместо этого я неподвижно лежал в объятьях жены, притворяясь спящим и коря себя за свою трусость, ощущая себя полным ничтожеством.
Но сегодня, когда я понял, что Белла догадалась о Тане, я осознал, что пришло время платить за свои ошибки. Меня вдруг понесло, как будто прорвало и я выложил Белле всё, о чём умалчивал последний месяц. Я знал, что цена за мою измену будет неимоверно высока, что Белла бросит меня и заберёт с собой дочь и я не вправе буду просить её остаться, я даже не вправе был просить у неё прощения, потому что не мог обещать, что такого больше не повторится, потому что не раскаивался в совершённом. Мне было стыдно, тяжело, больно, но я не раскаивался. Я знал, что нуждаюсь сейчас в Тане больше, чем в ком бы то ни было и что не смогу не видеться с ней. Она была для меня как наркотик для подсевшего наркомана, меня начинало ломать, если я не виделся с Таней хотя бы один день. Это была самая настоящая зависимость, преодолеть которую у меня не было ни сил, ни желания. Я позволил себе пойти на поводу глупости и похоти, зная, что когда-нибудь придётся дорого за это заплатить. И это «когда-нибудь» уже настало. Меня выгнали из дома, я лишился жены и дочери, потерял всё, что мы с Беллой строили последние несколько лет и мне было больно, но я не чувствовал отчаяния, напротив, чувство облегчения накатило на меня. Я свободен от лжи, от необходимость врать и носить маску, пусть это и означает конец всему. Это мой выбор, я променял теплое, мирное, уютное семейное счастье на горячую, безудержную, всепоглощающую страсть, и не жалел об этом, выезжая на дорогу и направляя свой Вольво в сторону дома Тани.
========== Глава 5 ==========
POV Белла
Я смутно помню, как наскоро собрала самые необходимые вещи для себя и Ренесми, ведомая лишь одним сильным желанием поскорее вырваться из этого дома, ставшего в одночасье таким ненавистным для меня. Дочь совсем не радовалась перспективе поехать в гости к дедушке, не попрощавшись с Эдвардом. Пришлось соврать ей, что папа занят на работе ещё больше прежнего и что он скоро приедет нас навестить. На самом деле мне не хотелось даже разговаривать с Калленом, не говоря уже о том, чтобы видеться. Мне больше всего на свете сейчас хотелось забыть его имя, его голос, его лицо. При воспоминании об ослепляющем взгляде Эдварда у меня невольно защемило в груди, отчего я машинально сжалась, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то облегчить невыносимую боль.
Побросав сумки в багажник своего мини вена, я усадила дочь в автомобильное кресло и села за руль. От нервного напряжения и бессонной ночи руки тряслись так сильно, что я не с первого раза смогла попасть ключом в отверстие зажигания. Наконец мотор зажужжал, и этот звук как-то успокаивающе на меня подействовал. Я сильнее сжала руль пальцами, пытаясь унять дрожь, и какое-то время просто сидела и вслушивалась в шум равномерно работающего двигателя. После сегодняшней ночи мне казалось, что мое сердце стало работать беззвучно, почти неслышно, словно та боль, которая разъедала его изнутри, не давала ему биться в полную силу. Я знала, что оно всё ещё продолжает гнать кровь по венам только потому, что у меня было ради кого оставаться живой, именно поэтому я все ещё ощущала его слабые толчки. Я была уверена, что если бы не Ренесми, моё сердце остановилось бы в ту же секунду, когда Эдвард признался в своём предательстве. Я вспомнила, как впервые узнала о своей беременности и безграничная нежность к ещё даже не сформировавшемуся ребёнку заполнила моё сердце. Оно как будто разделилось пополам в тот миг. Одна его половина принадлежала Эдварду, вторая же была для Ренесми. И вот теперь одна часть этого сердца умерла, и оно уже не может так слажено работать, как двигатель моего нового автомобиля. Я была уверена в том, что, в отличии от металлического мотора, мне вряд ли когда-нибудь удастся восстановить двигатель моего организма, изношенного до состояния утилизации всего за одну ночь.
Взглянув в зеркало заднего вида, я увидела Ренесми, которая тоже была погружена в какие-то свои детские размышления. Она молча смотрела в окно, и её грустный взгляд говорил о том, что мысли её были отнюдь не веселыми. Мне стало ещё больнее оттого, что хоть и не по своей вине, но всё же именно я причиняю страдания своему ребёнку. Ещё вчера она в отличном настроении украшала дом и наряжала елку в ожидании Эдварда, а сегодня я ни с того ни с сего резко срываюсь и увожу её в Форкс от отца, от привычной для неё жизни. Сейчас она ещё даже не догадывается о том, что случилось и что ещё случится, но уже интуитивно предчувствует неладное. Моё заплаканное лицо, растерянный взгляд и красные от бессонницы глаза скорее только подтверждали догадки Ренесми, хоть я и пыталась делать вид, что всё в порядке, натянуто улыбаясь через силу. Дети всегда хорошо ощущают настроение матери, как бы искусно она не пыталась его маскировать.
— Малыш, всё будет хорошо, мы только поживём немного у дедушки, — попыталась я взбодрить дочь, хотя голос мой звучал фальшиво.
— Но как же укйашения и ёлка, — Ренесми смотрела на меня обиженным взглядом, не понимая, почему я приняла решение уехать именно сейчас. – Папа ведь так и не увидел, как мы кйасиво всё сделали?
Я молчала, выруливая из гаража и одновременно обдумывая, что ей ответить. Скрывать от неё правду долго не получится, но и рассказать всё прямо сейчас я была не готова, я боялась её реакции, боялась за её детскую психику.