— Смотри-ка, — сказал он Храмову, указывая на зеленую «Волгу» невдалеке, — наша дежурная машина. Чего это она тут?
Румяное лицо его стало сосредоточенным.
— Узнай-ка. А мы с Сергеем Павловичем пока в номер поднимемся. Быстрее, Коля, быстрее. Что-то мне это не нравится.
Храмов кивнул и торопливо направился к подъезду.
Выйдя из машины и поблагодарив шофера, Сергей спросил:
— Что случилось?
— Пока неизвестно, — озабоченно ответил Лобанов. — Сейчас Храмов доложит. Пошли.
В большом и высоком вестибюле было людно. Около окошка администратора стояла шумная очередь.
Лобанов на минуту исчез за перегородкой, потом вышел, держа в руках синий бумажный квадратик. — Третий этаж. Пошли, — сказал он.
На лестнице Сергей спросил:
— Ну что?
— Администратор еще ничего толком не знает. Что-то случилось с женщиной. Вызвали скорую помощь. А оттуда уже, наверное, сообщили нам.
— Хм, — скептически покачал головой Сергей.
Номер оказался просторным и уютным.
Лобанов деловито все осмотрел и удовлетворенно сообщил:
— Порядок. Вон там ванна и туалет. А здесь, — он отдернул высокую штору, — спальня, так сказать.
У окна на маленьком, изящном письменном столе стоял телефон, под стеклом лежал список телефонных номеров. Около дивана стоял круглый стол, накрытый пестрой скатертью. Рядом с ним на стуле — небольшой чемоданчик. Указав на него, Сергей спросил:
— А это чей?
— Наш, — коротко ответил Лобанов. — Ну, давай разденемся. Жарко тут. — И первым снял пальто.
Через несколько минут в дверь постучали.
— Да, да! — крикнул Лобанов.
Вошел Храмов, плотно прикрыл за собой дверь. На длинном, сухом его лице ничего нельзя было прочесть.
— Ну, Коля, что? — нетерпеливо спросил Лобанов.
— Разрешите доложить? — поглядел тот на Сергея.
— Давай, давай. И садись.
Храмов снял шапку и опустился на стул.
— Неприятность, Александр Матвеевич, — произнес он, обращаясь уже к Лобанову. — В двести шестнадцатом номере умерла женщина.
— То есть как умерла?!
— Отравление.
— Сама?
— В номере кто-то был.
— Зачем приехала?
— В листок записала: «По личным делам». Среди вещей найдено письмо. Короткое. Одна строчка: «Приезжай. Надо поговорить в последний раз».
Наступило молчание. Потом Сергей спросил:
— Не установили, чем отравлена?
Храмов помедлив, ответил:
— В том-то и дело, установили. Снотворное. Большая доза.
— Что?!
Лобанов даже, привстал со своего места.
— Да, Александр Матвеевич.
— Когда наступила смерть? — быстро спросил Сергей. — Пока приблизительно хотя бы.
— Часа два назад.
«Вот оно, еще более опасное. Случилось, — подумал Сергей. — Не заставило себя ждать».
Он встал, привычно поправил под пиджаком кобуру пистолета и спросил Храмова:
— Группа еще работает?
— Так точно.
— Пойдемте туда.
Глава 2
В ОДНОМ ДОМЕ, ПОТОМ НА ВОКЗАЛЕ
Они встретились вечером, как и было условлено, на углу, недалеко от гостиницы, высокий, полнеющий человек лет пятидесяти, в просторном темном пальто с ярко-красным кашне и в пушистой пыжиковой шапке и тоже высокий, гибкий парень с черными усиками на смуглом, узком лице, в щеголеватой зеленой поролоновой куртке на «молнии» и ворсистой светлой кепке.
— Ну что, все в порядке, надеюсь? — весело спросил парень.
— У нас другого не бывает Пора запомнить.
— Тамарочка ждет нас…
— Знаю. А Василий?
— Тоже туда придет.
— Ну что же, — пожилой отдернул рукав пальто и посмотрел на часы. — Пора. Все надо продумать и рассчитать, Алек, чтобы на вокзале действовать… как часы. — Он усмехнулся и пощелкал пальцами по своим часам. — Операция предстоит сложная. Такой еще у нас не было.
— Лично мне других не надо, — беспечно возразил парень.
Они быстро шли по малолюдной, почти не освещенной улице!
— Не устал ты рисковать, Алек? — осторожно спросил пожилой, плотнее поправляя кашне под пальто: холодный ветер дул прямо в лицо.
— Я, знаете, с детства мечтал о таком, с юных лет, можно сказать.
— Уж так прямо и с детства, — опять усмехнулся пожилой. — Романтик ты, Алек. — И озабоченно добавил: — И запомни, пожалуйста: чтобы сейчас самая непринужденная, дружеская обстановка была. Тамара — человек настроения.
— Роскошная женщина!..
— Ну, ну, — сердито оборвал его пожилой. — Не забывайся. В нашем деле, Алек, главное, знаешь что? НОТ. Слыхал про такое?
— Это что еще за птица?
— Научная организация труда. Знать надо такие вещи.
Парень громко, со смаком расхохотался.
— Мой папа меня этому не учил.
— Ну, так я тебя научу.
Последние слова прозвучали жестко и властно. Разговор смолк.
Вскоре они снова вышли на оживленную улицу, недалеко от того места, где встретились. Парень то и дело искоса поглядывал на своего спутника, на его широкое, чуть оплывшее, невозмутимое лицо, на плотно сжатые, толстые губы. «Железный человек, — думал он. — Совсем не волнуется. А ведь еще такое дело впереди…»
Парень многого не знал… И не должен был знать.
— Вон остановка, — указал он на короткую очередь невдалеке, — Третий номер.
Он приготовился бежать, потому что залепленный снегом троллейбус уже подкатывал к остановке.
Но пожилой, словно не слыша его, подошел к краю тротуара и махнул рукой. Около него остановилось такси.
— Садись, — кивнул он парню. — Спешить надо.
Сам он сел впереди, рядом с шофером, и назвал адрес.
Парень с удивлением поглядел на него, но промолчал.
Ехали довольно долго. Внезапно начал падать густой, липкий снег. «Дворники» па ветровом стекле со скрипом метались из стороны в сторону, не успевая сгребать снег. Шофер, напряженно вглядываясь, наклонился вперед и глухо ругался. Машину то и дело заносило на поворотах. Старый мотор работал со стуком и скрежетом, и шофер зло бил по рукоятке, меняя мередачи. На своих молчаливых пассажиров он не обращал никакого внимания. Только когда подъехали наконец к указанному месту, он с облегчением затормозил и, вытерев вспотевший лоб, сердито сказал:
— Техника, чтоб ее… А все не списывают.
— Что ж начальство-то себе думает? — спросил пожилой, с усилием доставая из кармана брюк кошелек.
— А-а, никакой инициативы нет, — махнул рукой шофер.
— Без инициативы, дорогой, и копейку на дороге не подберешь, — засмеялся за его спиной парень. — За ней, понимаешь, нагнуться надо.
Пожилой пассажир строго взглянул на него и сказал:
— Всегда на общественность опирайтесь. Она поддержит. Сколько с нас? — он нагнулся к счетчику.
Шофер, усмехнувшись, посмотрел на него, но ничего не сказал, только взгляд его стал сосредоточен, словно он пытался вспомнить что-то. Пожилой перехватил этот взгляд и сухо спросил:
— Чего смотрите?
— Да так. Вроде возил вас недавно.
— Нет, милый, не возил. Сегодня только в ваш город приехал. И первый раз на такси еду. Получай, — он протянул деньги. — Сдачу себе оставь, чтобы другой раз не путал.
Когда пассажиры вышли, шофер пригнулся к боковому стеклу, посмотрел им вслед, потом пожал плечами и включил мотор.
Отойдя на некоторое расстояние от машины, парень спросил:
— И зачем мы здесь вышли, интересно знать?
— А тебе хотелось, чтобы мы прямо к подъезду подкатили? У них, чертей, профессиональная память. Я его тоже узнал.
— Так вы ведь в самом деле сегодня только прилетели!
— Но не в первый раз, кажется?
— Ого! У вас тоже профессиональная память, — засмеялся парень.
— Только сейчас заметил?
Они быстро прошли до угла, свернули в переулок и, миновав несколько домов, вошли в большой неосвещенный двор.
Отряхнувшись от снега в темном подъезде, они поднялись на второй этаж и позвонили у одной из дверей.
Им открыла стройная черноволосая девушка в спортивных брюках и свитере.
— Ну, наконец-то! — воскликнула она, — Вася уже ждет.
Пришедшие разделись в маленькой, заставленной передней, и девушка провела их в комнату.
Над круглым столом горела яркая лампа под большим матерчатым абажуром, у дивана светил торшер, у окна над туалетным столиком тоже горела лампа.
— Люблю много света, — объяснила девушка.
У круглого стола сидел человек с рыжими, моржовыми усами на бледном лице. Редкие светлые волосы были гладко зачесаны назад, открывая глубокие залысины на висках.
На столе стояла бутылка коньяку и закуска.
— Присаживайтесь, Семен Трофимович, — сказала девушка. — И ты, Алек. Выпейте с мороза по рюмочке.
Старший из гостей внимательно посмотрел на сидевшего у стола человека и резко произнес:
— Убери бутылку. Нашли время распивать.
— Ну подумаешь, — капризно сказала девушка. — Ведь чуть-чуть же.
Тем не менее она послушно убрала бутылку в буфет и, вернувшись к столу, взяла из пепельницы недокуренную сигарету.
— Может, хоть закусите? — спросила она. — Все-таки…
— Сыты, — оборвал ее пожилой, усаживаясь на диван. — Через час на вокзале надо быть, а ты еще не одета, я вижу.
— Ну, это мне один момент.
— В чем дело? Я ей помогу, — весело откликнулся парень, ослепительно улыбаясь.
— Пока что без тебя обойдусь, — многозначительно отрезала девушка.
— Аи, аи, дорогая. Шуток не понимаешь…
— Ладно, хватит, — оборвал его пожилой, обменявшись с девушкой быстрым взглядом. — Слушайте меня внимательно. А ты, Василий, ешь, ешь, ты и впрямь голодный, — обратился он к молчаливому человеку, сидевшему за столом, потом откинулся на спинку дивана, не спеша закурил, что-то про себя обдумывая, и так же не спеша продолжал: — На вокзал вы поедете вдвоем: ты, Тамара, и Алек. В самый раз такая парочка будет. Гостей, — на этом слове он иронически усмехнулся, — надеюсь, Тамара узнает.
— А то нет!
— Но это точно, что они сегодня приедут?
— Конечно точно.
— Солидно у них поставлено.
— Ну, еще бы! Знаете, сколько готовились? Я же видела. Первый раз ведь такое везут.
— Умница. Все надо видеть.
Пожилой хитро и многозначительно посмотрел на девушку, и та понимающе улыбнулась ему в ответ. Алек нахмурился.
— Почему первый? — с вызовом спросил он. — Трусы, да?
Пожилой снисходительно улыбнулся.
— Посевы-то, знаешь, как охраняют? — пояснила девушка. — А что дико растет — велят уничтожать. Прямо выжигают. Представляешь? Найдешь, говорят, где, так лелеешь, как розу. Трясутся прямо. Надо же!
— Тут затрясешься, — снова ухмыльнулся пожилой. — Это тебе даже не каракулевые шкурки: Доход в сто раз больше. Ну ладно, — оборвал он сам себя и уже деловито продолжал: — Гостей надо будет на Орловскую привезти. Осторожненько, дружески уговорить и привезти. Мол, так и так. Хозяин ждет по другому адресу. У него неудобно. А там уж… И ты, Алек, смотри, — он строго поглядел на парня. — Шуток не шути. У них пистолеты, и народ это отчаянный. Если им что не понравится, мы все кровью умоемся.
— Все будет в лучшем виде, — откликнулся тот, развалясь на диване и небрежно покуривая. — Умирать надеюсь только от любви к одной гражданке.
И снова чуть заметная усмешка мелькнула в глазах у пожилого.
Девушка стояла у двери в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и при этих словах кокетливо передернула плечами.
— Жуткий трепач. Такие не пользуются успехом у женщин.
— Зачем мне женщины? — с пафосом воскликнул парень, вскинув вверх руки. — Мне надо…
— Хватит, говорю! — повысил голос пожилой. — Собирайтесь. И на всякий случай возьмите другие документы. — Он вынул из бокового кармана пиджака два паспорта, раскрыл их, потом передал один девушке, другой парню. — Ознакомьтесь и запомните.
Парень взял паспорт, заглянул в него и усмехнулся:
— Хохлов! Ах, бедный Хохлов Бедный…
— А мне-то зачем? — удивленно спросила девушка, вертя в руках паспорт.
— Если спросят, покажешь. Ну, иди одевайся.
Девушка пожала плечами и скрылась за дверью.
Пожилой посмотрел на часы.
— А тебе, Василий, тоже пора, — сказал он усатому человеку, все еще жевавшему что-то за столом.
— Угу…
— Вот встань и иди.
Человек тяжело поднялся, одернул кургузый серый пиджак, под которым виднелась пестрая ковбойка, и направился к двери.
— Все приготовь, понял?
— Угу.
Он еще дожевывал на ходу.
Когда он вышел, пожилой обернулся к парню, который задумчиво курил, устремив взгляд в пространство:
— Тебе, Алек, надо ехать на вокзал в пальто и шляпе. Там в передней висят, ты заметил?
Тот вяло пожал плечами:
— Но ведь это же…
— Ничего. А то ты в своей курточке примелькался уже в городе. Я тебе повторяю, операция серьезная. У нас еще не было такой. Если провалим… Ну, ты сам понимаешь.
— Понимаю, дорогой, — меланхолично кивнул голо вой парень и, вздохнув, добавил: — Вот, сам не знаю почему, дом свой вспомнил. Старики мои уверены, что я на тихой, спокойной работе. Спрашивают, понимаешь, когда отпуск будет, когда приеду к ним в море купаться. И еще спрашивают, почему я…
— Меня больше интересует, что ты им отвечаешь, — с ударением произнес пожилой.
— А что я им могу ответить, как ты полагаешь? Приеду, дорогие, пишу. А сейчас отчет годовой составляем, занят очень. — Он грустно усмехнулся.
— Что-то не нравятся мне твои настроения, милый. То говоришь, тебе другой работы не надо, а то вот скулить начинаешь. Не нравится это мне.
— А мне, думаешь, нравится? Но я еще так полагаю: когда-нибудь эту работу все равно поменять придется. Ну, тебе уж, может быть, поздно. А мне придется. Сердце подсказывает.
— По Тамаре сохнешь, — усмехнулся пожилой, кивнув на дверь в соседнюю комнату. — Вот тебе сердце и подсказывает черт те чего.
— Э! Ну, что ты такое говоришь? — парень досадливо махнул рукой. — Мужской разговор у нас, так?
— Для такого разговора время неподходящее выбрал.
— Человек ты для этого неподходящий, — ответил парень, насупив тонкие, черные брови.
— Человек? — пожилой усмехнулся, но глаза подприпухшими веками посмотрели на собеседника остро и неприязненно. — А много ты обо мне знаешь? Я, милый, жизнь прожил ой какую. И несправедливостей вынес вот, — он провел ладонью по толстой шее. — Другому на две жизни хватит. Но молчу. Один мой благодетель, между прочим, тут, в Борске. Сидел он до войны за одно дельце. Так я у него во на каком крючке вишу. Только дернет, и хана мне. А он такой, он когда-нибудь дернет. И не моргнет. Вот как я живу.
Парень поднял на него вспыхнувшие злостью глаза.
— А почему молчишь, а? Почему жить ему позволяешь? Боишься, так?
— Время не пришло. Когда-нибудь посчитаемся. — Пожилой нетерпеливо посмотрел на дверь в соседнюю комнату: — Ну, что же это она? На бал собирается?
— Женщины на любое дело, как на бал, собираются, дорогой.
— До поезда… — пожилой озабоченно посмотрел на часы, — сорок пять минут. А на вокзале тебе еще осмотреться надо. Там всякий народ может быть. Эх, милый. — Он усмехнулся и, придвинувшись, обнял парня за плечи. — Если эта операция удастся, внеочередной отпуск получишь. На два месяца. И все деньги вперед. Понял? Только не унывай, нос не вешай. Весело жить надо.
— А я так и живу, — кивнул тот. — Веселее не бывает.
В этот момент дверь открылась, вошла девушка. Она была в дорогом синем костюме, стройные ноги обтягивали пестрые, клетчатые чулки, на груди красовался большой кулон на тонкой золотой цепочке.
— Вай, какая ослепительная красота! — воскликнул парень, шутливо жмурясь.
— Тамара, дай-ка коньяк, — неожиданно распорядился пожилой. — На дорогу выпьем.
— Ой, правильно!
Она метнулась к буфету. Парень встал с дивана, потянулся и, блеснув зубами, сказал:
— Верно говоришь, надо выпить. Кровь заиграет, душа запоет. Ба-альшой бокал попрошу, дорогая, — обратился он к девушке.
Та с улыбкой отодвинула рюмку и налила ему полный стакан.