Прощайте, дорогая аббатиса. Мне пора идти в Оперу. Я буду Вам часто писать. Прошу Вас также писать мне почаще. Целую всех с нежностью подруги и любовницы.
Лаура де Фондевиль
Париж, 20 ноября, 1790 года».
Я собрала капитул и познакомила сестер с письмом, поделившись в то же время своими опасениями… Опасениями, которые, увы, оказались небезосновательными.
— Этот Флоридор, — сказала я, — представляется мне развратником. Я боюсь, что он обманет Лауру. Однако никому не удавалось избежать разочарований в любви. Если бы она посоветовалась со мной, то я убедила бы ее сдержать страсть, которая может оказаться такой опасной. Здесь она не испытывала недостатка ни в чем. Столь опрометчивый побег говорит о том, как неразумны и нерассудительны молодые. Ей ведь всего шестнадцать. В обители она могла бы наслаждаться радостями еще несколько лет, а за это время ее родители нашли бы для нее выгодную партию. Она возвратилась бы в отчий дом с честью и сменила бы апостольник на фату невесты, а уж мы-то позаботились бы о том, чтобы восстановить нарушенную девственность, и ее супруг не усомнился бы в том, что она чиста и непорочна. А что ждет ее теперь? Она носит в себе дитя. Когда о том узнает Флоридор, он сразу же бросит ее. Ах, продолжала я, обращаясь к сестре Урсуле, — ты поступила куда более благоразумно. Ты последовала моему совету и, думаю, не жалеешь об этом. Твоя матушка нашла для тебя богатого жениха, и скоро ты из моих и отца Мудолома объятий попадешь в объятия своего мужа, который будет думать, что это он научил тебя любовным играм, в которых ты, надо сказать, разбираешься как тонкий знаток.
Несколько капель особого снадобья сделают незаметным ущерб, какой нанесло тебе орудие отца Мудолома.
Исчезновение Лауры причинило мне горькую обиду, ибо я успела привязаться к ней. Однако, я неплохо утешилась в обществе Мудолома и сестер: оргии наши продолжались. Прошел месяц, а новостей от Лауры не было. Родители ее писали мне письма, полные тревоги за поведение дочери. Я утешала их как могла.
Затем, месяца через полтора, пришло письмо от нашей беглянки. Вот оно. Я привожу его специально для тебя без сокращений:
«Ах, дорогая аббатиса, как глупо я себя вела! Я обманута в своей вере и любви. Флоридор, который, казалось, так любит меня, оказался чудовищем. Вы знаете, что у меня была шкатулка с драгоценностями. Так вот, негодяй бросил меня, прихватив ее с собой. Я осталась с пятнадцатью франками. Вообразите мое отчаяние! К счастью, к тому времени я познакомилась с благородным человеком, нашим соседом. Я не колеблясь рассказала ему о своей беде и о предательском поступке моего любовника. Он отнесся ко мне с сочувствием и тут же предложил мне материальную помощь.
„Вы будете отомщены, — заверил он меня, — ибо женщина, с которой он уехал, пользуется дурной славой. Держу пари, что скоро он пожалеет о своем поступке. Однако остерегайтесь: как бы он не вернулся и не соблазнил вас вновь, поскольку тогда вы разделите с ним злую долю. Лучше нам переехать в другое место“.
И мы в тот же вечер перебрались на Шозе д'Антен. Я не могу сказать ничего, кроме хорошего, об этом господине. Совершенно очевидно, что он не намерен обманывать меня.
Он сказал: „Я могу оставаться в столице только три месяца. С собой я вас взять не могу, но перед отъездом я хочу позаботиться о вашей судьбе. У вас замечательный голос, к тому же вы знаете ноты. Я в приятельских отношениях с директором Оперы. Попробую использовать свое влияние, чтобы он вас прослушал“.
Так и вышло: он поговорил обо мне со своим другом, тот послал за мной, послушал мое пение и остался доволен моим голосом. Было нетрудно заметить, что я произвела на него хорошее впечатление. Он обещал дать мне несколько уроков и добавил: „Уверен, что смогу для вас что-нибудь сделать, мадемуазель. Не пройдет и двух месяцев, как вы получите место в хоре. Трудитесь как следует, тогда вы сможете заработать себе на жизнь. У вас несомненный талант“.
Он велел мне прийти на следующее утро, в десять часов. Я обещала быть пунктуальной.
И я сдержала свое слово. Когда я пришла, для нас уже готов был завтрак. Он проводил меня в изящный, богато украшенный будуар, где мы сели на софу. На стенах висели зеркала. Я с удовольствием рассматривала собственное отражение, стараясь принять фривольную позу, дабы показаться более желанной господину директору, которому, как Вы догадываетесь, не терпелось получить награду за свою протекцию. Сначала я, как того требует этикет, немного поломалась, но вскоре уступила его желаниям. Директор, видно, заранее не сомневался в своей победе, потому что был одет нарочно для такого случая в широкий халат. Распахнув его, он продемонстрировал выдающихся размеров член, контуры которого угадывались под сорочкой. Затем он взял мою руку и проводил ее к устрашающе подрагивавшему орудию. Свободной рукою он начал раздевать меня. При виде моей груди он впал в экстатическое состояние, поскольку нашел ее восхитительно белой и упругой. Все это время я перебирала пальцами его яйца, и не успел он меня положить на софу, как тут же спустил.
„Ах! — воскликнул он. — В следующий раз не надо тратить время на прелюдию, надо сразу переходить к фуге“.
Он велел слуге никого не пускать в дом. Урок, который он мне преподал, не имел ничего общего с диезами и бемолями, можете положиться на мои слова. Я позволяла ему целовать и сжимать мне грудь, сколько его душе было угодно. Мы ели, пили, сидели рядышком на софе. Я подставила под ноги скамеечку и приподняла юбку до колен. Он восхитился моими точеными ножками, обласкал мои бедра, которые назвал великолепными.
На сей раз любовник решил ублажить меня как следует, посему он прижал меня к софе, а я ловила наше отражение в зеркалах. Поначалу, вследствие размера его органа, я испытала некоторое неудобство, сменившееся вскоре потоком счастья, в который мы оба уходили с головою.
После семяизвержения господин мой оставался некоторое время в изнеможении, а я старалась побыстрей восстановить его пыл. Член его по-прежнему находился в моем гроте, поэтому я чувствовала, как к нему возвращается сила. Я изобрела тысячу уловок, чтобы возбудить его: покусывала, пощипывала, посасывала его грудь разгоряченными губами, искала своим язычком язык моего любовника. Наконец мои усилия были вознаграждены, и я почувствовала, как моя п…да наполняется мощным, возмужавшим членом. На сей раз он закинул мои ноги к себе за плечи, а под мои ягодицы подложил свои ладони, время от времени похлопывая мой зад. Когда все было кончено, мы легли почти бездыханные и пролежали так почти два часа.
Я первая пришла в себя и тут же поцеловала его. Затем я оделась, выпила стакан вина и еще раз попыталась разбудить любовника. Правда, идти дальше поцелуев мне не хотелось.
Член его опять был в боевом состоянии. Он сказал: „Видишь, моя милая, твоя красота творит чудеса. Неужели ты уйдешь и не поможешь мне?“
Еще не закончив говорить, он взял мою руку и поднес ее к грозному орудию. Добрая от природы, я уступила его просьбе и одной рукой стала мастурбировать его, а другой поглаживала его выдающиеся ягодицы. На этот раз не скоро удалось добиться семяизвержения.
Когда цель была достигнута, я сказала: „Теперь вы должны быть довольны вполне. Не просите меня о большем, ибо мне пора уходить“.
Он проводил меня до узкой потайной лестницы. Я взяла экипаж и возвратилась к своему покровителю.
Как только он увидел меня, так сразу же начал смеяться, не сводя с меня глаз. Я догадалась, в чем причина его веселости, и помимо воли залилась краской.
Он сказал: „Ты очень долго отсутствовала, Лаура. Видно, урок был очень насыщенный“.
„Да, — отвечала я, — пьеса оказалась замечательной, и мы повторили ее несколько раз“.
„Славно… Знай, Лаура, что я не сгораю от ревности: ты в таком возрасте, когда чувства неукротимы. К тому же, мне известны повадки моего друга: он любвеобилен и настойчив. Ты не устояла против него, признайся честно?“
„По совести говоря, я и не собираюсь ничего от вас скрывать, коли вам так хочется знать правду. Предпочитаю быть искренней и никогда не притворяться“.
Итак, я описала ему все, о чем только что поведала Вам.
„Славно, славно, — сказал он, приложив мою руку к своим панталонам. — Твоя наивность доставляет мне величайшее наслаждение. Как бы мне хотелось повторить вместе с тобой то великолепное представление!“
Я не могла оставить своей милостью такого достойного человека, не говоря уж о том, что я многим была обязана ему. Мы прошли в его спальню. Он сходил за бутылкой вина, задернул занавески, чтобы создать загадочную обстановку, и после легкого возлияния в честь Бахуса мы переключили наше внимание на предмет любви. Я проделала то же самое, что делала в доме директора: сняла нижнюю рубашку, подняла юбку до колен — одним словом, мы шли той же тропинкою и испытали те же наслаждения. Однако, когда я вознамерилась оживить его силы после первого раза, я не нашла в нем подобных возможностей, и поэтому мы были вынуждены отложить дела.
„Дорогая Лаура, — сказал он мне, — ты неистощима на уловки, однако не в твоей власти победить угасающее естество. На сегодня с меня довольно. Я уже не молод. Не надейся испытать со мной те же наслаждения, что ты сподобилась изведать с моим другом, года которого не столь преклонны, как мои. Твоя молодость, твой пылкий темперамент требуют повышенного внимания, и, по правде говоря, со мной ты испытаешь лишь слабую тень тех наслаждений, которых ты заслуживаешь. Я желаю лишь одного — чтобы ты хоть иногда проявляла по отношению ко мне благосклонность, несмотря на то, что ты достойна не такого, как я, объекта для своих милостей. Когда придет время и мне надо будет уехать из Парижа, я увезу с собой воспоминание о сладостных минутах, проведенных вместе с моей Лаурой“.
На такую речь, которая показалась мне как искренней, так и симпатичной, я могла ответить только ласками.
„Не скрою, мне будет очень тяжело расставаться с вами, — сказала я. — Я очень привязалась к вам. Ваша честность заслуживает всяческого уважения“.
Наутро он напомнил мне об очередной встрече с директором театра. Предвкушая удовольствие, я летела как на крыльях. Однако на этот раз мы сначала прошли в музыкальную комнату, где я получила настоящий урок. Затем мы возобновили наши игры. Меня очаровал новый способ любви, которому научил меня мой наставник.
Сперва он показал мне книгу с соответствующими картинками (но то была не „Тереза“) и предложил перепробовать все позы. Дня не проходило без того, чтобы он не демонстрировал великолепное знание этого руководства. Мы почерпнули оттуда новые замечательные идеи. В скором времени я намереваюсь переслать Вам эту полезную, великую книгу. Однако я уж вижу, что письмо грозит превратиться в научный трактат. Тем не менее я рада внести посильный вклад в нашу переписку, ибо помню, что в своем последнем письме Вы просили ничего от Вас не скрывать, вот я и даю подробное изложение всех своих проделок. Но и Вы должны мне сообщать о ваших с отцом Мудоломом, которому я посылаю самый сердечный привет, равно как и всем Вашим очаровательным подругам. Уверьте их в том, что я всегда была и остаюсь для них и для Вас нежнейшей сестрою.
Лаура де Фондевиль».
Прошло еще несколько месяцев. Отец Мудолом умирает, и его место занимает отец Игнатий. Лаура дебютирует в Опере, где она встречает много поклонников. Связи ее становятся все более беспорядочными. Наконец она понимает, что ее аристократические любовники лишь используют ее себе на потребу. Несчастная девушка, на последнем месяце беременности и без средств к существованию, принимает предложение аббатисы и возвращается в монастырь. Там Лаура благополучно разрешается от бремени, ей «восстанавливают» девственность умелые, навострившиеся в таких делах сестры, она примиряется с родителями и готовится к свадьбе.)
Письмо мадам де Мервиль святому отцу Игнатию.
«После двух месяцев утомительных хлопот наконец-то все готово к свадьбе. В ближайший вторник Лаура даст обет быть верной и любить только своего мужа. Наше средство сработало как нельзя лучше. Скажу без преувеличений: даже самый опытный мужчина примет ее за девственницу. О, как посмеемся мы над ее супругом! Он уже трижды побывал в монастыре, чтобы засвидетельствовать почтение невесте. Кажется, он без ума от нее. Это будет взаимовыгодный союз. Не сомневаюсь, что все, кто принимал участие в этом деле, останутся довольны.
Наше сестричество готовится к расставанию с самой милой из воспитанниц. Сестра Урсула тоже готовится выйти замуж. Мы собираемся применить к ней то же средство, какое так успешно применили к Лауре. Иными словами, мы хотим сделать из нее новоявленную девушку. Это означает, что ты имеешь возможность еще всего лишь однажды насладиться Урсулой, после чего коробочка будет запечатана и откроется она только по желанию законного супруга.
У меня есть повод упрекнуть тебя: ты мало остерегался, и я попала в ту же передрягу, что и Лаура — короче, я беременна.
Приди ко мне и утешь с удвоенным пылом. И ничего не бойся: от меня тебе нечего ждать, кроме нежности.
А теперь прощай, встретимся ночью».
Письмо Лауры к мадам де Мервиль.
«Драгоценный мой друг,
дело сделано! Теперь я жена господина де Бленвиля. В критическую минуту я так хорошо сыграла свою роль, что он ничего не заподозрил и даже возгордился своей „победой“. Я вопила так громко, что, наверно, было слышно в соседних домах. Он совершил три попытки и буквально купался в собственном поту. Немало хлопот я ему доставила! Он поклялся торжественной клятвой, что не встречал прежде такой неискушенной женщины. Если бы Вы только видели мое смущение, мой стыдливый румянец, когда он пожелал, чтобы я взяла в руку его инструмент — как бы Вы рассмеялись! Никто не поверил бы, что я не впервые взираю на этот предмет. Он восхищался моей грудью, бедрами и ягодицами. Все заслужило его похвалу, но несмотря на столь соблазнительные прелести, я не смогла добиться второй аудиенции. Право слово, ежели он думает, что молодой женщине с таким, как у меня, горячим темпераментом достаточно наслаждения в единственном числе, то он глубоко заблуждается, и, боюсь, добродетель моя падет перед первым встречным мужчиной, который скажет, что любит меня.
И какая большая разница между х…ем моего мужа и х…ем незабвенного отца Мудолома! Ах, дорогая аббатиса, знали бы Вы, какая это разница!
Вообразите себе: несчастный, маленький, сморщенный, с ничтожной головкой, бессильный, темного цвета, мошонка поросла седыми волосами — и вы получите верное, хотя и несколько смягченное представление о подарке, который преподнес мне мой жених. Так неужто я, которая повидала великолепные экземпляры, удовольствуюсь этим? До сих пор я не смею открыть ему весь жар моего темперамента, Я выжидаю, когда представится благоприятный случай.
Во время свадебного гулянья я положила глаз на племянника моего супруга. Кажется, он вполне подходит для моей цели. Беда только — слишком молод и неопытен. Боюсь, мне самой придется сделать предложение.
Вчера муж ввел меня в свет. Первым человеком, кому он меня представил, был тот господин, с которым я жила в Париже и который рекомендовал меня директору Оперы. Я густо покраснела. Он заметил это и, подойдя ко мне поближе, шепнул на ухо: „Ничего не бойся, Лаура, ведь я — само благоразумие“.
Как успокоили меня его слова! Я узнала, что он служил в армии вместе с моим мужем и что его замок находится невдалеке от нашего.
В то время как остальные гости играли и беседовали, мы ушли в сад. Он расспросил меня, каким образом мне удалось стать женой его друга. Я все рассказала ему, взяв с него торжественное обещание хранить услышанное в тайне. Он от души посмеялся и сказал, что непременно расстроил бы свадьбу, если бы знал о ней заранее, дабы занять место моего супруга.