– Поэтому вы коллекционируете армейские жетоны?
– Что?
– Вы слышали. Их нашли в вашем абонентском ящике на почте в Вестербро.
Кодмани посмотрел на жетоны и помотал головой.
Кёниг за стеклом вполголоса заметил:
– Этот ваш человек неплохо держится. А вот дамочка, похоже, проглотила язык.
– Дайте ей время, – отозвался Брикс.
Странге продолжал давить на Кодмани:
– Этот ящик вы арендовали месяц назад. – Он поднял над столом пакет. – Точно такие же поддельные жетоны были найдены рядом с убитыми.
Человеку в синей тюремной робе впервые стало не по себе.
– Я никогда не видел этих штук.
– Тогда как они здесь оказались? – спросил Странге.
– Не знаю…
– Для чего вам понадобился абонентский ящик? – спросила Лунд. – Свои листовки вы держали дома, переписывались по электронной почте…
Кодмани молчал.
Странге разложил на столе несколько фотографий.
– Посмотрите на то, что вы совершили. Только не пытайтесь отрицать. Я хочу знать, кому вы приказали убить этих людей.
– Я никому ничего не приказывал!
– Смотрите сюда! Не отворачивайтесь!
Это были фотографии жертв: тело Анны Драгсхольм, привязанное к столбу в парке Минделунден; Мюг Поульсен, висящий вниз головой в клубе ветеранов.
Кодмани нервно моргал, глотая слюну.
– Это Единоверец попросил меня арендовать ящик, – сказал он. – Сам я никогда им не пользовался. Только он…
– Вранье! – рявкнул Странге. – Вы занимались вербовкой, подбирали людей. Я хочу знать, кого именно.
Лунд придвинулась к столу. Казалось, что она очень недовольна, и не Кодмани был тому причиной.
– Зачем вам понадобился абонентский почтовый ящик? – повторила свой вопрос Лунд.
Но Странге уже было не остановить.
– Вы приезжаете сюда, живете на всем готовом и нас же обвиняете в несправедливости. А потом еще нанимаете головорезов, чтобы они сделали за вас грязную работу…
– На каком языке писал вам Единоверец? – спросила Лунд.
– Говорите, черт побери! – крикнул Странге.
Кодмани ссутулился на стуле, напуганный и сбитый с толку.
– Интересная у вас методика ведения допроса, Леннарт, – проговорил Эрик Кёниг. – Это дело государственной важности, мы на виду у всей страны. Если оно будет провалено, кому-то придется отвечать, но не мне.
Лунд впилась в Кодмани взглядом:
– Он писал по-датски? По-английски? По-арабски?
Странге продолжал свои обвинительные речи.
– Да заткнитесь вы хоть на минуту! – прикрикнула на него Лунд. – Что писал вам Единоверец, Кодмани? Что-нибудь про Рабена?
Когда прозвучало это имя, Брикс глянул на Кёнига и заметил, что тот нахмурился.
– Он упоминал человека по имени Йенс Петер Рабен? Из контингента «Эгир»? – спрашивала Лунд. – Это важно. Если вы хотите, чтобы мы вам поверили…
Кодмани только плотнее обхватил себя руками.
– Я больше не буду отвечать на ваши вопросы.
– Вы еще ни на один не ответили, – сказала Лунд. – Кто такой Единоверец? Что вам известно…
Кёниг положил руку Бриксу на плечо:
– По-моему, будет разумнее, если в дальнейшем допросы мы будем проводить своими силами…
Брикс вышел, открыл дверь в комнату для допросов, дождался, когда Лунд заметит его и замолчит. Коротким кивком дал ей понять, что допрос закончен.
Вместе с Кёнигом они отошли в тихое место – округлый вестибюль в лабиринте коридоров из черного мрамора, которые пронизывали здание Управления полиции.
– Кодмани и трех человек, которых вы нашли, мы будем пока держать у себя.
– Я имел в виду только допросы. Мы не можем…
– Это расследование убийства. Уверен, у вас есть чем заняться.
Кёниг надел плащ, взглянул на него.
– Помните о том, что я сказал. Дела, подобные этому, как создают карьеры, так и разрушают их. Будьте осторожны, выбирая себе помощников.
– Лунд здесь временно. Раньше она работала у нас…
– Спасибо, – прервал его объяснения Кёниг. – Я знаю, кто такая Лунд. Личность известная. – Он тщательно одернул рукава плаща и убедился, что манжеты белоснежной рубашки выглядывают из-под них ровно настолько, насколько следует. – Я не буду вмешиваться в расследование. Пока. Но ее выгнали из полиции не просто так. – Он похлопал Брикса по плечу. – Вы крупно рискуете. Надеюсь, она того стоит.
Лунд оставалась в тени, прислушиваясь к тихому разговору двух мужчин за углом. Брикс не сомневался, что она не упустила бы возможности быть в курсе их беседы, потому и отвел шефа службы безопасности подальше. Управление полиции было словно специально построено для конспирации. Один раз Лунд уже пала жертвой этой игры и, похоже, так и не научилась в нее играть.
Она вернулась в комнату для допросов, где еще сидел Странге. Он не сказал ей ни слова и старался даже не смотреть на нее, с преувеличенным интересом перелистывая свой блокнот.
Вернулся Брикс.
– Прошу прощения, – сказала Лунд. – Я не хотела помешать. Просто мне кажется…
– Я хочу поговорить с Лунд с глазу на глаз, – проговорил Брикс.
Странге поднялся из-за стола, взял свой блокнот, ручку. В дверях остановился, оглянулся на высокого человека в костюме.
– Хочу, чтобы вы знали: тут я на стороне Лунд, – сказал Странге. – Не представляю, как можно было подложить Кодмани жетоны, но… – Он понимал, что Брикс вовсе не желает это выслушивать, но остановиться не мог. – Если бы не она, мы бы не продвинулись так далеко. И раз она так хочет добраться до этого Рабена, то, может, нам стоит им заняться.
Только после этого он вышел.
В комнате воцарилось молчание. Это редко обещало хорошие новости.
– Я уже извинилась.
– Я слышал.
– Если хотите, я вернусь в Гедсер…
– Я сам скажу вам, когда возвращаться, Лунд. А пока попрошу вас держать свой характер в узде. – Он выдержал еще одну многозначительную паузу. – Особенно когда на вас смотрит глава службы безопасности.
Вернувшись за стол, который она делила со Странге, Лунд снова засела за материалы, полученные при осмотре воинской части, и донесения от службы безопасности. Странге тем временем пытался разузнать последние новости о Йенсе Петере Рабене.
– Рабен ограбил автозаправку недалеко от Херстедвестера, – сообщил Странге, поговорив по телефону. – Украл машину. Сейчас он уже может быть где угодно.
– Этого следовало ожидать от спецназовца.
– Я говорил, что он обучался в спецназе, но одним из них не был. Если бы был… – Странге ткнул пальцем в список контингента «Эгир», – тогда его имя здесь бы не упоминалось. И Ярнвиг не имел бы над ним никакой власти.
– Так, а что с его друзьями?
– Только Мюг Поульсен и адвокат, от услуг которого они недавно отказались. Самое время для одной из ваших блестящих идей.
– Можно расспросить о нем кого-нибудь из «Эгира». И о жертвах заодно.
Он посмотрел на стол, заваленный бумагами.
– Пять сотен имен, если не больше. Можем начать завтра с казарм.
– Я продолжу с Рабеном, – предложила Лунд. – А вы попытайтесь выжать что-нибудь из вояк.
– Конечно.
Он стал собираться, снял с вешалки ветровку и шарф.
– И спасибо, – проговорила Лунд. – Спасибо за…
Благодарить всегда было непросто для нее.
– За что?
– За поддержку.
Он удивился:
– Мы же партнеры! И должны быть заодно.
– Точно.
Быстрая улыбка осветила его лицо.
– И, кроме того, вас ведь все равно было не остановить?
– Это плохо?
– Нет. – Он смутился на секунду. – Мне жаль, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах.
Замечание было неожиданным.
– А при каких… было бы лучше? – спросила Лунд.
– Ну, не знаю. Может… – Его осенила идея. – Может, наблюдая за птицами?
Она невольно рассмеялась.
В этот момент его окликнул кто-то из коллег:
– Странге, тебя ждут!
– Извините, – сказал он, – мне пора. До завтра. Если найдете что-то важное, звоните.
Лунд не смотрела, как он уходит, потому что сразу же углубилась в бумаги. Ее мысли были заняты работой, а не Ульриком Странге, более-менее способным полицейским с приятной, теплой улыбкой.
По чистой случайности она встала, чтобы взять куртку, и взгляд ее упал в коридор. И как раз в этот момент она увидела, как Странге обнимает за плечи какую-то белокурую женщину, которая стояла спиной к стеклянной перегородке. Потом он быстро чмокнул ее в щеку, и они ушли.
В кабинет вошел молоденький полицейский с фотографиями в руках. Рабен на автозаправке, умоляет водителей подбросить его.
– Свидетели сообщили, что он хотел попасть в город, – рассказывал ей оперативник. – Машину мы нашли, она была брошена в парке Энгхавен.
Она невольно вздрогнула. Всего в двух кварталах от этого парка преступник захватил Нанну Бирк-Ларсен, жертву из ее последнего дела.
– Значит, он здесь, – произнесла она.
– Где-то рядом, – согласился молодой коп.
Новомодные рестораны и секс-шопы, грязные улицы и угрюмая круглосуточная суета окрестных мясокомбинатов. Вестербро был многолюдным ближним пригородом с оживленными светлыми улицами, семейными анклавами и небольшими иммигрантскими сообществами. Настоящий людской улей, в котором нетрудно затеряться при необходимости. Рабен прекрасно здесь ориентировался с юных лет, хотя жил в другом месте, да и друзей у него здесь не было. Это играло ему на руку, потому что полиции точно не придет в голову искать его в этом районе.
Готическая кирпичная церковь с колокольней стояла недалеко от промышленных корпусов мясокомбината. По ночам верхние этажи некоторых из этих зданий сдавались дискотекам и клубам. Он читал об этом в газетах, но сам никогда не испытывал желания сходить туда, да и средств у обычного военнослужащего с семьей для таких развлечений не было.
Прячась под капюшоном, он отыскал боковую дверь и вошел в церковь.
Знакомый старый запах – мастики и сырости. Тот же стылый воздух. Возле алтаря стоял человек и расставлял цветы в вазах. Рабен замер на пороге, стянул с головы капюшон. Он узнал эту крупную фигуру.
– Мы закрыты, – произнес Гуннар Торпе тем же сильным музыкальным голосом, который Рабен когда-то слышал каждое воскресенье – почти без исключения.
Пастырь, так они его называли. Рабен никогда не считал, что духовные лица нужны на войне. Но этот, по крайней мере, при необходимости мог пойти в бой.
– Приходите завтра, – сказал Торпе, глядя на распятие у себя над головой.
Изнутри церковь казалась еще больше, чем снаружи. Белые стены, живописные полотна, серебряные канделябры, лампы. Совсем не то, что пыльные палатки в Гильменде, где Торпе читал свои проповеди. Рабен закрыл за собой дверь.
Человек в строгом облачении священнослужителя обернулся и внимательно посмотрел на настойчивого посетителя.
– Я сказал завтра!
Фигура в неряшливой одежде приблизилась и встала в пятне неяркого света над главным нефом. Торпе застыл под расписанной статуей Христа, словно увидел труп, восставший из могилы. Рабен в свою очередь рассматривал священника. Как и прежде плотный, мускулистый, стойка воинственная, даже агрессивная; седые волосы, пожалуй, чуть длиннее, чем раньше; суровое, неумолимое, словно обвиняющее лицо – настоящий пастырь из Ветхого Завета.
– Давненько не виделись, – сказал Рабен ровным и уверенным тоном.
Священник оставался на ступенях, ведущих к алтарю, с руками, сложенными на животе, и хранил молчание.
– Мне нужна ваша помощь, пастырь. В этом ведь суть вашего служения?
Торпе жил в небольшой комнате при церкви. Душ, простая еда, кое-какая одежда. На этот раз чистая, не то что Рабен нашел в заводской подсобке.
– Йенс, у меня тут есть вино для причастия. Вполне приличное. Хочешь?
– Спасибо, нет.
По каким-то соображениям священник оставил дверь в комнату открытой. Рабен кивком указал на помещения церкви, видимые в дверной проем.
– Вам тут нравится?
– Хороший маленький приход. Люди в основном небогатые, зато веры у них больше. Меня это устраивает.
Рабен натянул толстый свитер, пытаясь определить, чем он пахнет. Свечами, вот чем. Они были тут повсюду, мигая на холодных сквозняках.
– Вы видели кого-нибудь из нашего отряда?
– Нет. Да и зачем нам встречаться?
Рабен промолчал на это.
– Я слышал о Мюге. Не могу понять, что ты задумал.
– Есть вещи, которые не меняются, – сказал Рабен с улыбкой.
Торпе в замешательстве смотрел на него.
– Мне говорили, что ты слетел с катушек. Угрожал какому-то бедолаге на улице. Не соображал, что делаешь…
Рабен кивнул:
– Все правильно вам говорили.
Торпе стоял перед ним совсем близко, и с такого расстояния Рабену хорошо было видно его лицо. В нем совмещалось несовместимое. Этот человек видел войну. Бывало, дрался на кулаках с солдатами. Любил выпить. Но в нем всегда чувствовалась какая-то странная задумчивость и отстраненность. Сам он называл это своей духовной жилкой.
– А сейчас-то ты знаешь, что делаешь?
– Я знаю, чего я не делаю: не сижу в камере, пока здесь творится сущий ад.
– Будь осторожен, Йенс. Подумай о жене, о сыне.
– Думаю. Думаю постоянно. – Он взял одежду, собранную для него священником. – Мне нужно поговорить кое с кем.
Торпе помолчал, – должно быть, боялся. Ну что ж, это не преступление. Рабен посмотрел ему в глаза.
– Я не знаю, кого еще могу попросить. И кому могу доверять. – Он показал на темный пустой неф. – Это ведь храм?
Торпе стоял как замороженный.
– Это храм, пастырь?
– Рабен…
– В Гильменде вы мне не были нужны. Зато нужны сейчас.
Среда, 16 ноября 08:45
Лунд забрала Странге от его дома. Было холодное зимнее утро. На булыжной мостовой и на машинах, припаркованных перед безликим кирпичным зданием у воды, лежал иней.
Он уже поговорил по телефону с управлением. Рабена никто не видел. Выданы ордера на арест еще нескольких людей, которые общались с Кодмани. Те трое, которых уже задержали, по-прежнему оставались за решеткой.
Они сидели в машине. Лунд ждала продолжения. Поскольку он ничего больше не сказал, она спросила:
– А что насчет «Эгира»?
Он выглядел бледным и усталым. Его волосы еще не высохли после душа, от него пахло лосьоном после бритья.
– Я должен иногда отдыхать. Вчера и так был длинный день.
– Ходили на свидание?
Он купил кофе в кондитерской на углу и теперь попросил ее подержать стакан.
– Это называется жизнь, – сказал Странге, проверяя карманы своей зимней куртки. – Советую и вам попробовать пожить.
– «Эгир»…
– «Эгир» был два года назад. Для каждого похода новое название. Солдаты, которые были в «Эгире», разлетелись кто куда. Кто-то уволился из армии. Мы знаем, что там были Рабен и Мюг Поульсен и что Анна Драгсхольм встречалась с ними. Больше мы пока ничего не знаем. – Он со стоном схватился за голову. – У вас, случайно, нет парацетамола или чего-нибудь в этом духе?
– Я похожа на аптекаря? Это не моя вина, что у вас похмелье и… неважно.
– Только похмелье, ничего больше. Она мой старый друг. Для ревности нет причин.
Она фыркнула и ничего не сказала.
– А вы что узнали про Рабена?
В одном из самых глубоких карманов он нащупал наконец блистер с таблетками, забрал у нее кофе и бросил в рот пару белых кружков.
– Ему тридцать семь лет, – начала Лунд.
– Это я и так знал.
– Посвятил армии почти всю жизнь. Звание – старший сержант. Учился в Сёндерборге. Хотел служить в спецназе. Прошел подготовительный курс обучения, но его не взяли.
– Это не означает, что он слабак.
– Ничего такого я не думала, – сказала она. – Я просто перечисляю факты. По большей части служил в мотопехоте. Заслужил несколько орденов. Два года назад, когда выезжал в Афганистан в составе контингента «Эгир», был тяжело ранен и отправлен домой.