— Нет, не хочу-у-у!
Сразу же вслед за этим погас свет, и кабина пошла вниз. Она уже весила так много, что охранные системы остановить ее не смогли. Словно гигантский поршень, сопровождаемая дьявольским визгом вырывающегося из шахты воздуха, кабина лифта летела вниз. Мимо проносились этажи, мигал свет, а Рогочки вдруг увидел темный силуэт Рольняка, выделывающего руками странные пассы. Неожиданно высветилось лицо незнакомца. Дальше опять была темнота. Потом вода закрутилась водоворотом, легкие Рогочки что-то страшно стиснуло, затем была вспышка, сильный удар в лицо и чей-то пронзительный крик. Рассыпавшийся на множество звуков, он стал финальным аккордом отлично сыгранной партитуры. Телохранителю в спину ударили куски дерева и металла, а еще через мгновение хлынувшая из кабины вода потащила его по паркету. Рогочки получил удар в голову, рядом с ним кто-то упал, со всех сторон послышались удивленные возгласы.
С трудом откашлявшись, телохранитель приподнялся на локте и окинул взглядом холл министерства. Он никак не мог понять, что произошло. Откуда взялись обломки дверной коробки, забрызганные стены, пол… В том месте, где они стояли всего пару минут назад, зияла дыра, оставленная дверью лифта.
Рогочки опустил голову и задумчиво взглянул на прямоугольную сумочку, каким-то образом оказавшуюся у него в руке. Мгновением позже он рухнул на собравшийся гармошкой ковер и, прежде чем погрузиться в беспамятство, еще раз увидел лицо незнакомца, каким оно было, перед тем как лифт начал падать. Этот человек улыбался.
* * *
Кроны деревьев еще не обзавелись листвой, и яркое мартовское солнце заставило Збигнева Оршевского опустить голову. Теперь ему не оставалось ничего иного, как только разглядывать холмик земли возле своих ног и слушать панихиду. Он не плакал, это было позади. Впрочем, его встречи с отцом всегда были сугубо деловыми. Поцелуи и прочие церемонии заменяло обычное рукопожатие.
Збышек потер пальцами веки. Ощущение утраты, окончательной и безвозвратной, оказалось горше, чем он представлял. В конце концов, отец был его единственным живым родственником. Он машинально отметил, что оратор сменился. Слова текли монотонно и казались холодными, словно мокрая трава после ночного дождя. Серое небо, лица людей и ряды могил сливались в единую мозаику. Збышек наклонился, взял горсть земли и, бросив ее вниз, услышал тихий стук. Лица, ладони, губы, шепчущие молитву, все это сейчас не имело для него значения. Он хотел лишь, чтобы ритуал завершился как можно быстрее.
Потом, когда все закончилось, он еще раз взглянул на ближайшее дерево, словно пытаясь запомнить место, и пошел прочь. На стоянке Оршевский поблагодарил всех, кто пришел проводить отца, и сел в такси лишь для того, чтобы, проехав несколько улиц, приказать шоферу остановиться и отправиться далее пешком.
Прогулка несколько успокоила Збышека. Жизнь сделала один оборот и, завершив его, вернулась в привычное русло. Он неожиданно понял, что оказался неподалеку от квартиры отца. Старик Оршевский снимал ее в новостройке, каких множество в последние годы выросло вокруг вроцлавского рынка. В кармане плаща Збышек нащупал ключ, который ему вручили в полиции вместе с остальными личными вещами отца. Поднимаясь по крутой лестнице, он подумал, что тут его никто не найдет. Преисполненный печали, он вынул из холодильника очередную бутылку водки и пакет сока. Налив в стакан водки на два пальца, он покрутил пакет в руке, а потом, поставив его на место, плеснул еще немного. Желая забыться, Збышек выпил.
Пару минут спустя он сидел в кресле и просматривал фотографии родственников. Их как попало запихнули в альбом, и теперь при каждом неосторожном движении они вываливались из него. Поездка в Варшаву, отец в шляпе с эдельвейсом поднимается канатной дорогой в Каспров, какой-то прием, даже первомайское шествие затесалось. На нескольких старых фотографиях он заметил надписи пером — давняя привычка отца. Ему частенько случалось раскланиваться с теми, кого он видел первый раз в жизни, и не узнавать старых знакомых. Желая помочь памяти, он собирал вырезки из газет, частенько надписывал фотографии. И все равно слава рассеянного человека его не миновала. Правда, со временем его память несколько улучшилась, а скорее всего, он научился лучше себя контролировать.
Прозвенел дверной звонок, и Збышек почувствовал, как его сердце забилось чаще. Выйдя на цыпочках в прихожую, он заглянул в глазок. Мужчина лет тридцати держался так, словно наверняка знал о его присутствии за тонкой дверью. Збышек дрожащими пальцами накинул цепочку и открыл замок.
— Чем могу?… — Ему пришлось проглотить стоявший в горле комок.
— Моя фамилия Рогочки. Ваш отец… — незнакомец замялся. — Это я выжил в том проклятом лифте. Мы должны поговорить.
Оказавшись в квартире, незнакомец виновато улыбнулся и, взглянув на покрывавшую столик глянцевую россыпь фотографий, объяснил:
— Я следовал за вами от кладбища…
Збышек попытался прикинуть, куда удобнее посадить гостя.
— Удивительно, как вы меня не потеряли, — указывая на кресло, промолвил он. — Я ехал в такси.
— Меня этому учили, — мужчина сел только после хозяина дома. — Что вам сообщили в полиции о происшествии?
Збышек подвинул носком ботинка лежавшую на полу фотографию.
— Несчастный случай, лопнул трос, — он пожал плечами. — Какие-то путаные объяснения.
В следующем вопросе ему послышалась насмешка.
— И ваш отец не пользовался инвалидной коляской?
— Чепуха.
— Я тоже так подумал, — Рогочки потер подбородок, а потом рассказал, как именно Оршевский выглядел тем утром.
Раздражение, вызванное сообщением, заставило мысли Збышека помчаться галопом.
— Они обязаны были мне об этом рассказать.
— Мне тоже так показалось, — гость усмехнулся уголками губ.
— Черт возьми, мой отец не был Джеймсом Бондом!
Рогочки, однако, отступать не собирался.
— Именно поэтому я и пришел, — сухо сказал он. — Прошу выслушать меня внимательно.
Как только визитер начал свой рассказ, у Збышека появилось желание выпроводить его за дверь, однако постепенно до него стало доходить, что поведанная ему история имеет смысл. Слушая ее, он поднял с пола фотографию. Мать тогда еще была жива. В светлом платье она стояла на пляже.
— И прошу запомнить, — Рогочки выделил эти слова. — Не знаю, не имею понятия как, однако могу дать голову на отсечение: ваш отец спас мне жизнь.
Предупреждая следующий вопрос, он развел руками.
— Знаю, мы падали в кабине лифта. Я не предполагаю, а знаю, благодаря кому остался в живых. Однако мне хотелось бы понять, откуда взялся этот странный дождь.
Оторвавшись от фотографии, Збышек чисто интуитивно спросил:
— Вы не любили своего шефа?
— Рольняка? — Рогочки прищурился. — Не любил, однако платил он неплохо.
Наклонившись, он стал разглядывать лицо Збышека, словно пытаясь прочесть на нем разрешение продолжить разговор.
— Есть еще одна вещь, — наконец тихо сказал он. — Это происшествие меня изменило. Может быть, я скажу глупость, но до сих пор я чувствую биение сердца вашего отца. Не помню, а просто ощущаю. Благодаря этому что-то во мне проснулось.
Он замолчал. Не зная, как отреагировать на эти слова, Збышек слегка улыбнулся. Рогочки вздохнул, встал и показал глазами на ванную.
— Могу я ею воспользоваться?
Ответ был очевиден.
Слушая шум воды, Збышек пошел на кухню — приготовить себе тот самый однокомпонентный коктейль. «Только никогда не смешивай», — смеялся его отец, а потом любил рассказывать историю, случившуюся во время какого-то приема в Москве, где ему неожиданно пришлось пить коньяк с шампанским. В третий раз Збышек мешать тоже не стал, а после возвратился в гостиную.
Рогочки стоял посередине комнаты и, похоже, собирался уходить. Збышек не стал его задерживать. Ему надо было прийти в себя. Открыв дверь, он вдруг почувствовал в пальцах узкую карточку.
— Это мои координаты, — голос гостя звучал до странности тепло. — В случае нужды прошу звонить в любое время.
Збышеку даже не пришло в голову его поблагодарить. Вернувшись в гостиную, он приложил лицо к холодному стеклу и взглянул на двор. Ничего необычного. Грязная песочница, перекладина, бегают несколько ребятишек. «А он мне тут о чудесах толкует. Попросту лифт ударился о пол, и Рогочки выкинуло…» Оршевский уже почти убедил себя, что услышанное им — вранье, но его раздумья прервал звонок. Он кинулся искать телефон и нашел его только после второго звонка. Отец любил болтать, принимая ванну.
— Слушаю, — сказал Збышек, закрыв дверь ванны. — Оршевский.
— Добрый день, звонит Малички. Все в порядке, это меня устраивает. Могу быть утром.
Збышек только сейчас сообразил, что его приняли за отца. Полностью осознать ситуацию мешало выпитое.
— Да, — сказал он машинально.
— Тогда буду ждать перед вашим домом в шесть утра, — Малички засмеялся: — Теплые носки можно не надевать. Отопление в машине я починил.
— Великолепно, — Збышек все еще не мог сориентироваться.
— В таком случае, до свидания.
Збышек опустил трубку на аппарат и медленно присел на край ванны. Блокнота, который отец всегда держал возле телефона, на месте не оказалось. Зато на одной из полочек он заметил что-то постороннее. Маленький пакетик с желтым порошком. Покрутив его в пальцах, Оршевский посмотрел в окно на серое городское небо и прошептал:
— Боже, что происходит?
* * *
Надеясь узнать нечто новое и не желая опоздать на утреннюю встречу, он остался ночевать в отцовской квартире. Приснился ему пляж, наполненный призраками. Они с матерью безуспешно искали отца. Сон был таким скверным, что Збышек проснулся. Потом он стоял возле подоконника и долго смотрел на прямоугольники чужих окон.
Теперь, сунув руки в карманы плаща, он ждал на лестничной клетке. Как начать разговор, Збышек даже не представлял, рассчитывая, что все прояснится само. Так, собственно, и получилось. Это оказалось такси — «мерседес» в неплохом состоянии. Машина остановилась возле бордюра, а Збышек подошел и постучал в окно.
— Ничего не получится, — толстый шофер указал на красный фонарь. — Жду клиента.
— Я сын Яна Оршевского! — объяснил Збышек, запахивая полы плаща. — Наверное, нам надо объясниться.
Таксист наклонился к стеклу, внимательно посмотрел на него, а потом открыл дверцу.
— Что с отцом? — спросил он. — Кстати, вы и в самом деле очень похожи…
— Были, — Збышек подал ему газету, свернутую так, чтобы был виден некролог. — Вот, смотрите.
Читая некролог, таксист мрачнел на глазах. Наконец оторвав глаза от текста, обведенного черной рамкой, он провел пальцами по остаткам волос на висках.
— Что за несчастье… такой солидный клиент, — покачал он головой. — Попал под машину?
— Нет, упал с лифтом, — Збышек отметил невольный комизм разговора. — Оборвался трос.
По улице проходила какая-то парочка, и Оршевский выключил лампочку. Теперь салон освещал только тусклый свет начинающегося дня. Малички печально кивнул и вдруг поднял голову.
— Но ведь это был его голос.
У Збышека появилось какое-то новое, пока еще неясное ощущение. Оно словно бы дразнило его, напоминало о некоторых не очень приятных ночных видениях.
— Не понимаю.
— Ну, вчера, — Малички развернулся к пассажиру всем телом. — Мне позвонил ваш отец и спросил, сможем ли мы поехать сегодня с утра. О Боже… — таксист охнул и снова взглянул на некролог.
А Збышек почувствовал, как новое ощущение выросло настолько, что у него перехватило дыхание.
— Вы уверены?
— Да. Лилась вода, а ваш отец частенько звонил из ванной. Он говорил, что у него в этот момент лучше память работает, — лицо таксиста от старания почти карикатурно исказилось. — Погодите… Во второй раз это мог быть кто-то другой.
Малички окинул Збышека подозрительным взглядом, а тот не нашелся с ответом.
— Прошу извинить, — Збышек опустил голову, словно ожидая удара. — Вчера я обнаружил ваш телефон с непонятной запиской, смысла которой не понял, но… — Он сделал вид, будто подбирает слова. — Не знал, как начать. Получилось, конечно, глупо, однако после похорон…
Подозрительность сползла с лица шофера, уступая место сочувствию. Он положил руку Збышеку на плечо.
— Все в порядке. Я понимаю.
Оршевский скорбно усмехнулся. Сам он ничего не понимал. Как Рогочки со своим высоким голосом мог выдать себя за отца? Малички закурил сигарету и, опустив стекло, выпустил на улицу дым.
— Не могли бы вы мне сказать, — собрав всю свою смелость, спросил он, — куда возили отца?
— Вы не знаете? — Малички взглянул на него с нескрываемым удивлением. — В Варшаву. В последнее время он там даже снял комнату. Хо-хо, я уже несколько лет его вожу.
Обдумав услышанное, Збышек вынул бумажник.
— Я хотел бы там побывать. Дам обычную цену.
— Серьезно? — шофер хлопнул ладонью по рулю и неожиданно посерьезнел. — Нет разговора. Оплатите только бензин. Я обязан вашему отцу. Прошу сесть сзади и снять плащ. Так вам будет удобнее.
На последующие вопросы Малички отвечал не слишком охотно. Он возил отца нерегулярно. Обычно доставлял его в центр и часть дня посвящал своим делам либо возвращался через пару дней. Не имел ни малейшего понятия, чем Оршевский занимался. Кажется, какими-то исследованиями. Таксиста история или социология не интересовали, поэтому с пассажиром он об этом не говорил. Перебирая в памяти последние годы, Збышек вдруг подумал, что иногда не мог связаться с отцом по телефону, а о конференциях слышал подозрительно часто. Когда-то он даже заподозрил отца в любовной интрижке.
Обогреватель в машине работал великолепно, и, прибыв к полудню в Варшаву, они совершенно забыли об утреннем холоде.
Разговор с владельцем особняка не принес ничего нового. Отец вот уже месяц назад отказался от комнаты, а на прошлой неделе забрал последние вещи. Помогал ему толстый мужчина лет шестидесяти, вроде бы похожий на какого-то известного актера. Збышек поднялся наверх взглянуть на жилище отца, остававшееся до сих пор свободным. Небольшая, скромно обставленная комната выходила окнами на палисадник с тремя высокими тополями. Оршевский повел носом, словно желая обнаружить знакомые запахи, потом заглянул под кровать, на верхние полки стеллажа и в ящики стола. В одном из них он нашел пустую бумажную папку. Такую же, как те, в которых отец хранил свой архив.
Наморщив лоб, Збышек медленно опустился в кресло. Теперь он знал, чего не хватало в квартире отца. Записок, вырезок, таблиц и прочего бумажного хлама. Пытаясь понять значение этого открытия, он еще раз сунул руку в ящик и кончиками пальцев нащупал нечто гладкое. Кусочек пластиковой пленки. Открыв бумажник, Збышек вынул из него найденный в ванной пакетик и убедился в их идентичности. Поднеся пакетик к окну, он полюбовался, как в нем пересыпаются крохотные кристаллики.
Збышек зубами надорвал угол пакетика. Потом, расширив отверстие, осторожно потянул носом воздух. Ничего не случилось. Тогда Оршевский сделал более глубокий вдох. Некоторое время ничего не происходило, а потом комната перевернулась вверх ногами. Когда неведомая сила потянула его к люстре, он отчаянно вцепился в подлокотники кресла, которое превратилось в автомобильное сиденье.
«Мерседес» Малички, дорога в ярком свете дня, мелькание кустов. Збышек знал, что это ему только грезится, однако галлюцинации были очень правдоподобными. Торможение. На дороге стоит светловолосая девочка. От ужаса малышка зажмурилась. Сбоку — крутой откос, с другой стороны — кусты, машина «затанцевала». Девчушка что-то отчаянно кричит. На такой скорости съехать с дороги будет верной смертью. Малички пробует объехать кроху, но тут несущийся навстречу грузовик… Хлюпающий удар, частый дождь капель по стеклу, и только тогда краем глаза Збышек видит с левой стороны пологий спуск в поле, перед этим наглухо закрытый зарослями.
Застонав, он очнулся, а потом почувствовал на лице что-то мокрое и сразу же вслед за этим боль в затылке.