Глава X. РЫБКА КЛЮЕТ
Полковник Мейноринг, кости которого покоились в Пенджабе, оставил, как мы уже знаем, очень скромное наследство. Вдова однако находила возможность держать выезд, заключавшийся, правда, в одном пони и фаэтоне, но пони был живой и горячий, фаэтон очень приличный, казавшийся даже изящным, когда правила сама мисс Бэла. Грум тоже был всегда в новенькой ливрее с блестящими пуговицами.
Эту очаровательную картинку деревенской жизни можно было наблюдать у дверей коттеджа миссис Мейноринг в одиннадцать часов утра, в тот самый день, когда между матерью и дочерью произошел вышеописанный знаменательный разговор.
Эта прогулка, необычайно ранняя, имела серьезную цель — визит к нотариусу. Уже Бэла, поместившись в фаэтоне, грациозно помахивала бичом, и послушный пони уже тронулся с места, когда показался экипаж самого мистера Вуулета.
Какое счастливое совпадение, подумали миссис Мейноринг и ее дочь, решившие сегодня ехать в город. И вот мистер Вуулет, точно по внушению свыше, приехал сам. Следовательно, им можно было остаться.
Дамы вышли из экипажа, отдав вожжи груму, и в сопровождении нотариуса вошли в коттедж. По словам нотариуса, дело, приведшее его к миссис Мейноринг, ничуть не касалось очаровательной Бэлы и потому молодая девушка тотчас же удалилась, оставив мать наедине с мистером Вуулетом.
Во всех манерах нотариуса проглядывала какая-то приторная слащавость, хотя менее заметная, чем в разговоре с генералом. Конечно, ведь и разница была громадная между генералом, богатым землевладельцем, и вдовой полковника, снимавшей его коттедж. Но все-таки миссис Мейноринг занимала известное положение, с которым надо было считаться; у нее была дочь, которая в один прекрасный день могла стать женой человека с миллионным состоянием. Клиентура очень приятная для поверенного матери.
М-р Вуулет был слишком проницателен, чтобы не понимать положения вещей. Если он и был более развязен со вдовой полковника, чем с генералом Гардингом, то это объяснялось просто тем, что он видел, что почтенная дама была с ним одинаковых взглядов относительно вопросов чести и этикета.
— Вы имеете что-нибудь сказать, мистер Вуулет? — спросила вдова, не намекнув ни одним словом, что она сама направлялась к нему с визитом.
— Да, миссис, впрочем важного ничего нет. Во всяком случае, я попрошу у вас минут пять внимания. Извините, что я помешал вашей поездке.
— О, мы хотели просто походить по магазинам. Это можно сделать и в другой раз. Садитесь и рассказывайте.
Нотариус взял стул, а миссис Мейноринг расположилась на диване.
— Что нибудь касающееся коттеджа? — спросила она с притворным равнодушием. — Но, насколько я помню, плата за него, кажется, вовремя внесена.
— Дело не в этом, — прервал ее достойный человек. — Вы очень аккуратны в ваших платежах, миссис Мейноринг, чтобы мне утруждать мою память. Я пришел по делу, говорить о котором, по зрелом размышлении, может быть нескромно с моей стороны, но так как я забочусь о ваших интересах, я счел необходимым известить вас об этом в надежде, что вы припишете это моему чрезмерному усердию, если это дело само по себе и не заслуживает внимания.
Вдова сделала большие глаза. Манеры и выражения нотариуса показали ей, что она может ожидать интересного открытия.
— Чрезмерное усердие с вашей стороны не может никого обидеть, мистер Вуулет, а меня тем более. Говорите, пожалуйста, интересно для меня ваше сообщение или нет, обещаю вам серьезно взвесить его и откровенно ответить.
— Во-первых, миссис, я должен вам предложить вопрос, который со стороны всякого другого мог бы показаться дерзким, но вы мне сделали честь избрать меня в качестве советчика, и моя преданность служит мне извинением. Говорят, и даже вполне определенно, что ваша дочь… готова вступить в брак с одним из сыновей генерала Гардинга. Могу я вас спросить, основательны ли эти слухи?
— Да, мистер Вуулет, в этих слухах есть доля правды.
— Могу я вас спросить, которого из двух сыновей генерала ваша дочь удостоила своим выбором?
— Конечно, мистер Вуулет… Но с какой целью вы это спрашиваете?
— У меня есть на это причины, — причины, которые касаются вас.
— Меня касаются, каким образом?
— Возьмите и прочтите, — ответил на это делец, подавая ей лист голубоватой бумаги с едва высохшими чернилами.
Это было завещание генерала Гардинга.
По мере чтения кровь яркой волной заливала лицо и шею вдовы. Несмотря на шотландскую флегматичность и самообладание, она не могла скрыть своего волнения. То, что было у нее перед глазами, являлось как бы эхом ее собственных мыслей — ответом на размышления, которые час тому назад приходили ей в голову и которые она сообщила своей дочери.
Довольно ловко, как может сделать только женщина, — а миссис Мейноринг была не из наивных — она не показала Вуулету, какое сильное впечатление произвел на нее этот документ. Она сказала, что больше всего ее поразила несправедливость генерала Гардинга по отношению к его детям. Оба, казалось бы, были одинаково дороги ему, и хотя младший вел себя не очень примерно, он был еще очень молод и мог исправиться со временем. Что же касается ее самой, она искренне благодарит мистера Вуулета за сообщение ей о столь странном завещании.
Но мистера Вуулета обмануть было трудно, поэтому он спокойно спрятал завещание в карман и простился с почтенной дамой, уже ни в чем не извиняясь. Достойные собеседники отлично поняли друг друга.
Как только нотариус вышел из салона, явилась Бэла.
— Что он тебе сказал, мама? — спросила она. — Это касается меня?
— Без сомнения. Если ты примешь предложение Генри Гардинга, то выйдешь замуж за бедняка. Я видела завещание. Отец лишил его наследства.
Мисс Мейноринг упала на софу с криком, скорее разочарования, нежели горя.
Глава XI. ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Время шло, Бэла Мейноринг, полулежа на диване, глубоко задумалась. Положение ее было очень трудное и щекотливое. Она ждала брачного предложения с твердым намерением отвергнуть его. Советы, даже приказания ее матери принесли плоды, и она решила смотреть на жизнь только с практической стороны.
Надо сознаться, что не без душевной тревоги и даже довольно сильной борьбы с собственными чувствами она решалась на это. В действительности, человека, руку которого она решила отвергнуть, она любила больше, чем сознавала сама, что и поняла впоследствии. Несмотря на кокетство, ненасытное желание видеть всех мужчин у своих ног, у нее все-таки было сердце, хотя и не очень чистое и преданное, но все-таки принадлежащее Генри Гардингу.
Тем не менее она энергично боролась сама с собой. Разве мог Генри осуществить ее пылкие желания? Мог ли он окружить ее всеми благами самой утонченной роскоши? Она знала, что нет. Ему сердце, другому руку, может быть, его брату Нигелю, — подсказал ей демон гордости и тщеславия.
Бэла Мейноринг была действительно очаровательным созданием, роста немного выше среднего, прекрасно сложена и грациозна. Ее большие темно-голубые глаза умели бросать взгляды, проникавшие в самую душу. Природа вообще ничего не пожалела для нее, а искусство окончательно отшлифовало этот бриллиант. Бэла хорошо знала цену своей красоте и, приученная с детства, умела пользоваться своими достоинствами с редким искусством. Она умела так небрежно и так красиво упасть на софу, что опьяняла своими движениями всех своих бесчисленных поклонников.
Но сегодня ей было не до пластических поз. Она то вскакивала, бегала по салону, останавливалась у окна, бросая взгляды на дорогу, то опять садилась и погружалась в глубокое тревожное размышление.
Что она ответит? Как сделать так, чтобы смягчить отказ? Она не сомневалась, что разобьет сердце любящего человека, но искала слов, чтобы преподнести свой отказ в более мягкой форме. Она уже почти приготовила трудный ответ, как вдруг рыдания подступили к ее горлу. В конце концов ведь нужно сказать «нет», и одно это простое, но жесткое слово разрушало все здание ее хитросплетений.
В один момент, уступая более чистому естественному чувству, она чуть не изменила своего намерения и чуть не решила выйти замуж за Генри, несмотря на его бедность, несмотря на советы матери.
Но это благородное решение промелькнуло только как молния в ее мозгу, и только еще больше сгустило тучи, нависшие над ее судьбой; что, если она поддастся слабости и уступит увлечению молодости и любви? Муж, лишенный наследства! Да ведь тысячи фунтов — все состояние Генри — хватит только на свадебную корзинку и брачные празднества! Мать ее, несомненно, обладает практическим умом. Да и дочерний долг обязывает повиноваться родителям.
Еще и другая мысль утвердила ее в этом решении. Она была твердо уверена в чувстве Генри и в том, что всегда сможет его вернуть. Возможно, что генерал Гардинг раскается и уничтожит завещание, продиктованное в минуту гнева и досады. Миссис Мейноринг знала генерала, как человека, который никогда не изменяет того, что сделал. Но Бэла думала по-другому. Она смотрела на будущее сквозь призму надежды, освещенную любовью.
В таком тревожном настроении духа находилась мисс Мейноринг, когда грум доложил о приезде Генри Гардинга и ввел его в салон. Возможно, что при виде красивого элегантного молодого человека ее решение снова поколебалось. Но это продолжалось только один момент, мысль о лишении наследства вернула ей силы.
Она не ошиблась насчет причины посещения Генри. Во время последнего свидания они обменялись таким обещанием, которое не могло оставить никакого сомнения.
С откровенностью искренности, присущей его характеру и не допускающей задней мысли в других, Генри просил Бэлу сделаться его женой.
Последовавший ответ поразил его в самое сердце. Это не был категорический отказ, но молодая девушка подчиняла свое согласие решению матери.
Генри не мог этого понять. Эта величественная и в его глазах всемогущая красота вдруг должна была подчинить свое счастье желанию капризной и эгоистической матери? Удар был неожиданным и тем более тяжелым, что предвещал несогласие миссис Мейноринг.
Не в характере Генри было оставаться в неизвестности. Он тотчас же попросил разрешения поговорить со вдовой.
Через несколько минут миссис Мейноринг заняла на софе место дочери, которая предпочла не присутствовать при этом разговоре.
По ледяному приему и натянутому обращению вдовы Генри понял, что все надежды его рушились, опасения его немедленно подтвердились.
Миссис Мейноринг заявила, во-первых, что она очень польщена оказанной ей честью, но тотчас же прибавила, что материальное положение ее и ее дочери делают этот брак невозможным. Мистер Гардинг сам знает, что покойный муж ее оставил их почти без всяких средств, а так как сам молодой человек тоже находится в подобном же положении, то их союз при таких условиях был бы не только неблагоразумным, но недостойным безумием. Благодаря материнской любви, а также понятной материнской слабости, Бэла не привыкла к бедности. Может ли она быть женой человека, который должен бороться за свое существование? Она без содрогания не может подумать о такой судьбе для своего дорогого детища. Мистер Гардинг еще молод и целый мир перед ним, но он тоже не приучен к труду, привыкнуть к которому ему будет чрезвычайно трудно. Вот по этим-то причинам миссис Мейноринг считает себя вправе отклонить его предложение.
Генри молча слушал эту длинную речь, но выражение удивления все больше и больше выяснялось на его лице.
— Я не понимаю, миссис Мейноринг, вы не хотите же сказать…
— Что сказать, мистер Гардинг?
— Что я не в состоянии прилично обеспечить мою… вашу дочь. О какой борьбе вы говорите? Я не занимаюсь никаким трудом, это правда, но мне кажется, я в нем и не нуждаюсь. Состояние моего отца гарантирует меня от этого в настоящем и в будущем. Наследников только двое: я и мой брат.
— Вы так думаете, мистер Гардинг? — отвечала вдова тем же холодным и неприятным тоном. — Я жалею, что должна вас разочаровать. Состояние вашего отца не будет разделено поровну между вами, самое большее, что вам достанется, тысяча фунтов стерлингов. Что можно предпринять с такой ничтожной суммой?