Вставив между руками и спиной пациента его же собственный «Галил» (без патронов, естественно!), я привычно обвязал его шнуром так, чтобы кисти рук были у него перед грудью. В рот ему вставил кляп из его же кепи. Теперь можно и подождать…
Глава 4
Я почувствовал, как «струна», намотанная на мой палец, натянулась, и включил фонарь.
«А, несладко тебе, милай! – Шнур натянулся ещё сильнее, как будто я вываживал крупную рыбу. – Вот теперь можно и глаза открыть».
Мой пленник скорчился, пытаясь проморгаться после того, как луч фонаря резанул по его глазам. Прийти в себя после пары часов темноты и комфортного беспамятства и получить в лицо луч яркого света – неприятно, что и говорить. Постепенно зрение вернулось к нему, и он исподлобья попытался осмотреться.
– Спокойнее, Томас, спокойнее! – При звуках моего голоса он замер.
Вы можете спросить, откуда я знаю его имя? Элементарно, Ватсон! (Именно через «В», а не зарубежное «Уо», так у нас говорят!) Начальники своего подопечного вызывали по радио? Вызывали. А рация-то у меня! Причём если первые пять раз они звали его по позывному, Поорис, что по-эстонски значит Вихрь, то потом плюнули на конспирацию и стали звать по имени. Добавляя, впрочем, и весьма нелестные эпитеты вроде «ленивый пёс» и «тупоумный засранец». Я в эстонском не особо силён, но ругаться умею и объясниться в корчме – тоже. Потом, осознав, что их «вихрь» куда-то унесло, терзать радиоэфир прекратили и даже с волны ушли. А минут через пять, покумекав, неожиданно вызвали меня на том же канале:
– Заноза, это Михаил Владимирович Поддубный. Ответь.
«Ха, нашли карапуза! – Мне даже стало смешно от наивности оппонентов. – Я отвечу, вы пеленг возьмёте и через десять минут вокруг лёжки будут топтаться человек двадцать, потрясая стволами… Держи карман шире, Владимирович!»
Погундев в рацию минуты три, Дуб перешёл от увещеваний к угрозам. Довольно банальным и неизобретательным, надо признать. Обстоятельно, но без огонька в голосе, он рассказывал, что со мною сделают, когда поймают. Потом перешёл на семью. Потом опять вернулся к увещеваниям… Надеюсь, наши ребята, что за эфиром следят, всё тщательно записали. Жаль, сейчас не старое время и нельзя привлечь к ответственности за «угрозы сотруднику при исполнении». Наконец радиоспектакль без заявок слушателей закончился, и я остался в тишине и темноте. И даже смог вздремнуть минут сорок вполглаза.
* * *
К моему удивлению, беседа с Томасом-Вихрем прошла, как говорится, «в тёплой и дружеской атмосфере». Тертый наёмник и «человек войны» кочевряжиться не стал и довольно откровенно рассказал мне, что знал.
Первое время он привыкал к своему новому положению, украдкой пробуя путы на разрыв, но, оценив качество моей работы, сник. На принятие решения ему потребовалось секунд десять, не больше. Коротко промычав что-то неразборчивое, он аккуратно, мешала удавка на шее, мотнул головой, приглашая меня к диалогу.
– Ну, Вихрь, что мне хорошего, доброго и умного скажешь? – спросил я, вытащив кляп из его рта.
– А ты хороший боец… – попытался подлизаться ко мне пленный. – Как легко меня взял!
– Знаю… – жеманничать, как и вестись на лесть, я не стал. – Что же вас не предупредили, на кого охотитесь?
– Мы вообще не должны были тебя ловить, это эти… идиоты, что с Бергом, всё испортили.
– С каким таким Бергом? – поинтересовался я новым действующим лицом.
– Вы его Тупом называете…
Я попытался вспомнить, кто такой этот «тупой», но быстро сообразил, что это Дуб с эстонским акцентом. Причём акцент был не нарочитый, просто Томас несколько нервничал, вот и произнёс ключевое слово неправильно.
– Они заверили, что возьмут тебя легко, словно конфету с полки. Кто же знал, что ты такой ловкий? Ну а потом Берг нам снова не сказал, что главного… как это по-русски? Объект, вот! – упустил. Сказал, пёс, что местный проводник убежал, который к Занозе привести нас должен.
– Так, понятно… А ты сам кто? Кайтселит или армия?
– Ни то и ни другое. «Вольный стрелок».
– Какая команда? – Крупные объединения наёмников я знал все от Таллина и Вильнюса до Киева и Воронежа.
– «Белые дрозды». Значок в кармане, – и он покосился на свой нагрудный карман.
Покопавшись там, я действительно нашёл какую-то металлическую бляшку.
«Ага, Вуди Вудпеккер ошкуренный», – смешно, но данная группировка в качестве опознавательных знаков использовала силуэт заокеанского мультяшного дятла! От большого ума, видать. Или чувство юмора у основателей клана такое было, а под рукой пара ящиков значков детских оказалась. Кто сейчас знает?
– А не заливаешь ли ты мне, Томас по прозванию Вихрь? Когда контракт подписал?
– Семнадцатого мая.
– А ехали как?
– Даугавпилс, потом Великие Луки, ну а сюда уже через Ржев выбрались.
«Сегодня у нас двадцать второе число… Это что же, они караваном тысячу с лишком километров за пять дней проехали? И ещё успели тут пообжиться? Сказки и ненаучная фантастика!»
– Вот я и говорю, врёшь ты всё… – лениво проговорил я и вытащил из кармана трофейный мультитул. – И, чтоб тебе легче было, я представлюсь… Занозой меня зовут.
Парень дёрнулся, что в его положении не очень получилось:
– Ты сын Беса!
«Приятно, когда так далеко о тебе и твоей семье знают столько подробностей, чёрт возьми!»
– Верно, знаешь. И понимать должен, что в радиусе полутысячи километров никто тебе не поможет, а мне претензии предъявлять не будет, верно? – Где-то в глубине души я даже сочувствовал этому парню, но жизнь у нас такая. Дикая и к чужакам немилостивая. Мы тут все не ангелы, но, по крайней мере, в беженцев никто из гаубиц не палил и огнесмесью их не поливал, как некоторые. Может, именно поэтому наши вожди с югороссами и не задружились ещё. И новгородцы тоже. Простить не могут, невзирая на экономические выгоды. Целесообразность целесообразностью, но и звереть не дело совсем. Нам в этом плане полегче пришлось, не спорю – поток беженцев меньше был, но ведь и по Твери жахнули, химкомбинат разнеся, да и из Москвы с Питером отдельным горемыкам выбраться удалось. «Отдельным» – это я немного преуменьшил. Тысячи их были. Тысячи. А первые две зимы пережили сотни. Так что миндальничать не время и не место. И не я на полях Эстонии резвиться пришёл, а парень этот в наши болота залез.
Видно, Томас в ситуацию въехал и, торопливо сглотнув, заговорил быстро-быстро:
– Э, Слетопыт, извини! Я не прав, извини!
– Люблю я вас, культурных европейцев – чуть что, сразу «извини». А выделываться чего начал? Я вроде на слабоумного не похож? Или похож? А? – щелкнув для острастки пару раз трофейными пассатижами, я продолжил: – Так как же вы в наши палестины добирались?
Пассаж с упоминанием библейской местности Вихрь не понял, но общий смысл до него дошёл.
– Нас на хеликоптерах перебросили, Заноза! – Причём от волнения моё прозвище прозвучало в его устах как «Саноса». – Людей и электронику перебросили сразу под Ржев, а тут нас машины и тяжёлое вооружение ждали… Все тут пыло… Поверь!
– Вот теперь верю. Почти… – И я ещё раз щёлкнул инструментом. Для стимуляции. – На что конкретно у тебя был контракт?
– Клупокая экспедиция, с возможным боевым контактом с аборигенами, – как по писаному ответил Томас. Хотя почему «как»? Они там действительно договоры на бумаге записывают и верят им больше, чем честному слову.
– Объект экспедиции?
– Скасали, подробно проинформируют перед входом в активную зону, – пленного уже немного отпустило, и речь его стала правильнее.
Сняв первую информацию, я призадумался. С одной стороны, получается, что ловушка расставлена конкретно на меня. Причём, если побыть немного параноиком и принять во внимание пропавших и погибших наших, силки разворачивать начали чуть ли не год назад. И задумка не местных, те, во-первых, попроще будут, а во-вторых, не полезет никто из ближних на нас, только если Пионеры трёхнутые, но им такая тонкая игра ни к чему… А тут налицо кто-то, имеющий «завязки» по всему Северо-Западу.
С другой стороны, надо мне на кого-то, чуть более, чем наёмник-неразумник, знающего, выходить. На Дуба-Берга, к примеру. Пока он не улетел в «голубом вертолёте»! Случайно всплывшие в голове слова детской песенки вызвали у меня непроизвольную улыбку и одновременно направили мои размышления в другую сторону:
«А что есть у нас такого, чего ни у кого в округе нет? Те самые вертолёты и есть. А где они базируются, в Общине знают хорошо если полтора десятка человек. Это – если самих потомственных лётчиков-вертолётчиков не включать. И, рассматривая проблему с этой стороны, становится понятно, почему пришлые не постеснялись на меня наехать! Три десятка боевых вертолётов – это в наших условиях штука посильнее фаустпатрона Гота!» Что такое этот «фаустпатрон», я не знал, но отец частенько поминал это устройство в разговоре с друзьями.
«Ну что ж, версия не совсем фантастическая, – продолжил я размышления. – И так уже три десятка лет секрет храним, должна же была информация наружу просочиться. Хотя бы после Второй Чудской битвы…» – И я сделал шаг по направлению к лестнице.
– Э, Следопыт, ты куда? – спросил наёмник.
– На муда, вшей гонять! – ответил я грубо, больше для того, чтобы напомнить эстонцу, кто в доме сейчас хозяин. – Поскучай тут без меня, белоголовый. И смотри не шали, а то отшлёпаю…
Томас мой посыл понял верно и права качать не стал.
Поднявшись в «нычку», я снова подключился к антенне и вышел в эфир:
– Заноза вызывает Гедевана. Приём!
Мне пришлось повторить формулу вызова ещё раз семь, прежде чем Валера ответил:
– Гедеван на связи. Слушаю тебя, Илья.
– Ара, охота идёт лично за мной. Причём нужен я им непременно живым. Они разнюхали про «диких зверей». Как понял?
– Понял хорошо. А кто это «они»?
– Прибыли из Ревеля. – Я употребил русское название бывшей эстонской столицы, так бесившее прибалтов во время последних столкновений; впрочем, название Колывань их раздражало ещё больше. – Причём их перекинули воздухом, понял меня, ара?
– Понял отлично. Какая помощь нужна?
– Куда труба ведёт?
– Кхр-шшшш, – ударил мне в уши «белый шум».
«Похоже, что люди за мной пришли действительно серьёзные. Догадались погасить волну. И пеленг, скорее всего, уже взяли. Ну, дай бог ноги!» Я вытащил из подсумка гранату и, отхватив ножом метр струны, принялся прилаживать ловушку к люку. Минуту спустя я уже тормошил своего пленника:
– Пойдём, Томас, прогуляемся. А то на холодном лежать вредно, мама тебе, наверное, говорила…
Глава 5
Коллектор вывел нас на заброшенную и полуразрушенную животноводческую ферму. Разрушили её не бомбы, а окрестные жители, экспроприировавшие столь нужные в хозяйстве стропила и кирпич. Коров, впрочем, тоже. Да и не пережили бы в этом красивом и просторном здании коровы первые четыре года Тьмы. Топить было нечем. Их народ по заброшенным и бесхозным дачам держал. Зато у нас в Общине никогда проблем с молоком не было, а оттого и дети хорошо выживали. Татьяна Сергеевна, наш главный врач, царствие ей небесное, всегда настаивала на правильном питании. У меня это одно из главных воспоминаний детства – стакан парного молока с земляникой и черникой. Вкуснотища! И полезно. А творог с мёдом?! Пища богов. И крестьяне наши по паре тонн творога в сезон соседям вывозят. Как вспомнил, так есть захотелось. Вытащив из кармана кусок копчёного мяса, прихваченного с собой в качестве дневного перекуса, я впился в него зубами. Но от трапезы меня отвлек Вихрь, он такими голодными глазами посмотрел на меня, что я был вынужден оттяпать ножом кусок копчёной говядины и протянуть ему.
– А как я есть буду?
«Верно, руки-то у него по-прежнему связаны!» – сообразил я.
– Рот открой, я мелко порезал.
– Слушай, Заноза, может, договоримся мы… – И я скомкал конец его фразы, засунув в приоткрытый рот кусок мяса. «Тоже мне, договорщик нашёлся!»
Сидели мы сейчас, естественно, не в самом коровнике, а в отрезке всё того же коллектора. Своды тут много лет назад обвалились, и получилась глубокая, метра в два, канава, обоими своими концами уходившая в так выручивший меня подземный ход. От нашего укрытия до здания собственно фермы было метров сорок, максимум пятьдесят. Лес хотя и поглотил её территорию, образовав густой подлесок, но обломки кирпича, осколки стекла и прочий мусор не позволяли подобраться к нам бесшумно. Сам знаю, я по таким местам много лазил. Вроде на кусок дерна наступил, а там лист жести или куча битого стекла. А звуки такие ой как хорошо слышны!
Томас прожевал кусок и с готовностью открыл рот снова. Внезапно в отдалении глухо бухнул взрыв.
«Нашли всё-таки… – сокрушённо подумал я и резко ударил пленного по «сонному бугорку». – Парень ты вроде неплохой, но вдруг чего выкинешь в самый неподходящий момент». Накинув на вырубившегося эстонца одну из своих рубашек, я присыпал тело землёй и ветками. Если всё сложится правильно – вернусь через час-другой.
«Гости подойдут минут через пятнадцать, по коллектору – через час». Я бы на их месте тоже не торопился. Ползти по низкой и тёмной трубе, в самом начале которой они напоролись на минную ловушку, они будут в час по чайной ложке, тщательно проверяя дорогу перед собой. А гранат у меня на самом деле не осталось. Одну я бросил при побеге, вторую – когда внимание наёмника привлекал, а третьей люк заминировал. Знал бы – пять взял, а не три. Или вторую подобрал… Ну да чего уж сейчас плакать… Будем надеяться, что отрезки струны, что я за собой оставил, их развлекут немного».
Из рюкзака я тем временем достал свитер грубой деревенской вязки, что мне подарила на позапрошлый Новый год одна милая девушка из деревни Хлыщёво. «Прости, Иришка, но подарок твой я не по назначению сегодня использую».
* * *
Наёмники, так для краткости я обозвал пришельцев, появились несколько позже, чем ожидалось. «Двадцать семь минут, – отметил я про себя, бросив взгляд на часы. – Не торопятся, однако!» Вначале до меня долетел еле различимый скрежет стекляшки по камню, минуту спустя кто-то гулко наступил на изржавленный лист металла, а потом метрах в восьмидесяти от меня промелькнула стремительная тень. «Человек пять или больше. Идут неплохо, но до Следопытов или Пионеров старших возрастов им всё равно далеко…»
Устраивать локальную войну в одиночку я не собирался, с минуты на минуту должны подтянуться ребята с того берега, да и оперативного дежурного должно было насторожить подавление частот в нашем любимом диапазоне.
Противники меж тем миновали баррикаду из полусгнивших брёвен, под которой я спрятался. Двое, шедших впереди, скрылись уже за зданием фермы, а основная группа вошла в него. «Оставят кого-нибудь «хвост пасти» или нет?» Не оставили, все вошли внутрь. Хотя могли бы, и даже не одного – одна рабочая тройка и двое тылы прикрывают. Я выбрался из-под плащ-накидки и, подхватив «калаш», быстро побежал вслед за ними.
Вот я замер в простенке: автомат наискосок висит на груди, в руках «стечкин» с глушителем.
«Сейчас они осмотрятся и найдут мой сюрприз… Секунд через двадцать… – отстранённо подумал я. – Встали они, скорее всего, у тех куч битого кирпича, они неплохо от огня из другого конца коровника должны прикрывать. Но я-то на этом!
– Štai jis! – раздался первый крик.
И вслед за ним:
– Бросай оружие! Ты окружён! – Акцент у кричавшего был заметно сильнее, чем у Томаса.
«Вы бы ещё добавили «рус партизан»!» – пошутил я про себя, появившись в дверном проёме.
Быстрая «двойка» в спину одному из врагов, устроившемуся справа с финским «ручником» в руках, и тут же ещё одна, сидевшему рядом с ним. Первая пуля попала ему в голову, а вторая прошла выше и, выбив фонтанчик пыли, с визгом улетела в глубь разрушенного здания.
Краем глаза отметив, что оба «готовы», я перенёс огонь на тех, что слева. Тучный здоровяк, заполошно вскочивший со старенькой шведской Aк-4 в руках, получил две пули в грудь и мешком завалился набок. Вскочил он, надо сказать, удачно для меня, перекрыв линию огня для второго, тощего брюнета в немецком камуфляже, вооружённого «семьдесят четвёртым» «калашом».