Один был сразу перехвачен «Вьюгой» – демонстративно направленные на китайцев орудийные башни тысячетонного бронированного монитора, из которых торчали весьма устрашающие стволы, привели моряков Поднебесной в состояние жуткой паники – они сразу же выбросились на берег, оставив прежним хозяевам судно, и шустро, как ошпаренные кипятком тараканы, разбежались по тайге.
Второй крейсер укрылся в левом притоке Амура – Сунгари, в Маньчжурии, к тому же китайцы, опасаясь ответного «визита вежливости» северного соседа, перегородили русло реки минным заграждением. Перед морским министром контр-адмиралом Смирновым встала трудноразрешимая задача – как без открытия стрельбы лишить южных соседей неправедно нажитого российского имущества и если не отобрать его обратно, то полностью уничтожить.
Вот тут-то начальство и вспомнило о секретной байкальской базе, и Тирбах получил приказ уничтожить китайский корабль, причем в самые сжатые сроки.
Операцию разработали и провели за неделю – группу моряков с миною провели вверх по Сунгари тайными тропами китайские разбойники-хунхузы, поставленные перед немудреным выбором – либо веревка на ближайшем суку, либо деньги, а потому, понятное дело, сразу же прельстившиеся навязчивым блеском презренного металла.
Петр Игнатьевич решил лично произвести дерзкую и внезапную атаку на «крейсер», считая, что будет не вправе отправлять в будущем своих моряков на смерть, не пройдя самому это первое испытание. Плавающий трехпудовый «сюрприз» спустили на воду, и, крепко держась за него, офицер с заслуженным минным квартирмейстером Волковым спустились вниз по Сунгари по течению добрые три версты, кое-как опознав в ночной темноте вожделенную цель.
Самым трудным делом оказалось прикрепить мину под днище, слушая, как сверху доносится непривычный для европейцев крикливый китайский говор. Ведь достаточно было бдительным вахтенным заподозрить неладное и бросить в воду гранату, так пришлось бы морякам уже утопленниками плыть вниз по течению вместе с тушками глушеной рыбы.
Но, как говорится, пронесло – и через два часа несчастный «крейсер» оказался переломлен чудовищным взрывом. Тирбах благополучно вернулся в Благовещенск, честно отработав, таким образом, полученные авансом долгожданные погоны капитана второго ранга. А потом было громыхание вагонов по бесконечным рельсам, от Амура до Урала, стремительный бросок через Каспий и Черное море на Сулин и Констанцу…
И вот сейчас он пошел на еще более дерзкую операцию, которую со своими «боевыми пловцами» при строжайшей секретности тщательно отрабатывали три недели в Казачьей бухте на мысу Херсонес. Адмирал Колчак не отказался от его дерзкого предложения, изложенного в рапорте, тем более что свое «добро» на подготовку успел дать и генерал Арчегов, торопившийся вылететь в далекую Сибирь.
Страсбург
– Не балуй, Контра, не балуй!
Жеребец нагло проигнорировал просьбу своего хозяина и боевого товарища, презрительно фыркнув и покосившись на него лиловым глазом, продолжая бить копытом по песчаному дну, разбрызгивая во все стороны холодную, в льдинках, воду.
Странно, но зима до сих пор не вступила в свои права – серо и уныло кругом, река не замерзла, лишь у самых берегов можно было видеть тонкие наплывы льда, да кое-где виднелись грязные, в черной копоти снеговые разводы.
Мерзость, а не погода, одна слякоть – постылая бесконечная осень, и нет радующего душу белого снежка, искрящегося искрами, да морозца, что слегка прихватывает раскрасневшиеся щеки. Отсутствует тут русская широта, все уныло и мерзко, смотреть тошно…
– Не балуй, всего замочил! Ну, ты и контра, сукин сын! Да не бей ты, а то выхолостить прикажу!
Рокоссовский с усмешкой посмотрел на своего верного копытного товарища, с которым они проделали за последние месяцы долгий путь от самой Москвы. Сколько было этих рек и речушек, больших и малых, на боевых дорогах, в которых он поил своего коня?
Названия сами о себе говорят – Днепр, Березина, Неман, Буг, Висла, Одер, Эльба. И вот, наконец, он поит коня в Рейне. А ведь были еще до этого в его жизни Кама, Тобол, Иртыш и Обь, и чуть-чуть не хватило, чтобы увидеть Енисей!
Страшно подумать, что прошло чуть больше года, как от далекой сибирской реки судьба закинула его в самое сердце буржуйской Европы, заодно предоставив возможность в полной мере насладиться победой. Побывать в Варшаве и Берлине и питать надежду в скором времени увидеть и Париж, загадочный и манящий…
Раскаленным ножом в кусок масла вошла Красная армия в Германию, полностью разорвав взбаламученную страну на две половины за каких-то четыре месяца. Немецкий пролетариат повсеместно бастовал и брался за оружие, оказывая тем большевикам неоценимую помощь. Вот и сейчас, хоть и в полном враждебном окружении, провозгласили очередную советскую республику – Бременскую. Да и в Мюнхене вновь, как два года назад, тоже объявили народную власть, и по всей Баварии начались ожесточенные бои восставших коммунистов с внутренней контрреволюцией.
Рокоссовский, пройдя весь этот путь от Одера до Рейна, прекрасно сознавал, что продвигаться вперед Красной армии скоро станет намного труднее. Французская буржуазия, до смерти напуганная стремительным продвижением большевиков, пошла на сговор с германскими капиталистами, презрев, ради собственного спасения, даже ряд статей «похабного» Версальского мира. Более того, Париж не просто разрешил немцам увеличить армию и начать производить оружие, с запада принялись поставлять пулеметы, винтовки, пушки, снаряжение и даже танки.
На западной окраине города громыхнули пушечные выстрелы, в перебранку снова вступили пулеметы – далеко над домами поднимался черный столб дыма, уходящий в серое хмурое небо. Там продолжали сражаться с конармейцами отступившие до самой границы разрозненные подразделения и группы немецких белогвардейцев. Они дрались вяло, не как прежде, видя, что сдержать яростный напор красноармейцев уже не удастся. И помощи, на которую германские офицеры и несознательные солдаты так рассчитывали, им не будет.
– Ничего у вас не выйдет, буржуи недорезанные! – пробормотал Рокоссовский и посмотрел вправо, где чуть в стороне от красноармейцев оживленно разговаривали между собою солдаты в германской серой и во французской голубоватой униформе.
Константин Константинович ожидал, что, войдя в Рейнскую демилитаризованную зону, его полк, шедший в авангарде армии, встретит ожесточенное сопротивление. Французы действительно начали стрелять, вот только чаще не в наступающих красных бойцов, а в своих собственных офицеров. Вчера целый батальон, выстроившись под красным знаменем, с громогласным пением «Интернационала», перешел на сторону революции – началось братание братьев по классу.
Добрый почин, что и говорить!
Фронт по Рейну мгновенно рухнул – колеблющиеся французские части были спешно уведены за реку генералами, которые испугались своих же солдат, что за малым восстание не устроили. Вот только напрасно «их превосходительства» надеются стравить между собою народы – немцы и русские уже поняли, что простые французы, рабочие и крестьяне, обряженные в солдатские шинели, воевать с ними не станут, а повернут штыки против вековых классовых врагов…
Нижнеудинск
– Костя, если мы просчитались и большевизм поглотит Францию, как и Германию, то нам вскоре придется туго! А там пожар и на Англию легко перекинуться может!
– Хана будет им, полная хана! Что уж тут слова выбирать… Вот только такой расклад так же невероятен, как предыдущий случай. По теории вероятности – дважды зеро выпасть не может. Один раз хватит, пусть их результаты обнулятся. Англичане слишком любят спокойствие и порядок, чтобы начать весело поджигать свой собственный дом. Хоть люмпенов у них немало, но времена Кромвеля давно позади. Отвыкли наши джентльмены от революций, давно отвыкли!
– Так и у нас, Костя, революций никогда не было! А тут всю страну накрыло, как волной…
– Ага, сейчас! Плохо ты историю своей страны знаешь! Внезапно она началась, как же?! Пятый год тебе что, не урок? И декабристы на Сенатской площади пивом с корюшкой торговали? Отвыкли? Держи карман шире! В любом русском бунтовщик спит, а поскреби чуток, так и Стенька Разин с Емельяном Пугачевым наружу живо проявятся, а то вообще Кудеяр какой-нибудь вылезет! Империю выручало, что наш мужик не образован! Зато, когда всякие интеллигенты, что по Женевам и Парижам обучались, бунт возглавили и Ленина своим атаманом сделали, вот тут мы все шкуркой полярной лисицы и накрылись!
Арчегов хмыкнул, глядя, как чуть наморщился Михаил Александрович от такого замаскированного ругательства – не любил монарх, когда вот так аргументы подбирали. А ведь сам мог душу облегчить крепким словцом, особенно когда любимым фотографированием занимался у громоздкого аппарата, и, позабыв обо всем на свете, не скупился на эпитеты. Впрочем, генерал за таким занятием своего венценосного друга видел только раз…
– Англичане по такому пути вряд ли пойдут! У них народишко позажиточней да образованный, так что чуму эту как-нибудь переживет, переболеет… Хм… Недаром наш пока «вечно живой Ильич» свое учение с бациллами сравнивает! Моровое поветрие!
– Зато французы могут сломаться, Константин Иванович!
– Ну и хрен с ними, нам же лучше! Ты вспомни, Мики, когда это лягушатники нам были не то что друзьями, но даже союзниками?! – Арчегов криво ухмыльнулся, губы сжались, глаза гневно сверкнули. – Только в прошлую войну, кстати, в первый и единственный раз за всю историю, мы сражались вместе с Англией и Францией. Последняя, кстати, завсегда была враждебна России, вечный наш недруг, Мики! Тут исключений нет! Хотя… Вроде как с Наполеоном мы при их поддержке воевали, но не припомню чтобы наши солдаты дрались рядом с британцами…
– И я не припомню… – после некоторых раздумий произнес Михаил. – Во время зарубежных походов пруссаки, австрияки, шведы и прочие германцы сражались, а вот англичан не было… Ни при Лейпциге, в «Битве народов», ни при взятии Парижа!
– Вот видишь, Мики, какие они нам союзники?! Мы всю войну захлебывались кровью, а они потом воспользовались плодами победы и развалили Россию, а заодно и Германию с Австрией! Как позже приложили руку и к распаду Союза – и там постарались на совесть, гниды! Это нам не союзники, Михаил Александрович, а вечные и постоянные враги, которые изредка надевают маску дружбы, но за ласковой улыбкой прячут нож. Исподтишка напакостить норовят – это даже не волки, а именно шакалы, терпеливо ждущие своего часа! Да еще чужими руками норовят жар все время заграбастать. Я не помню точно кто, но один из их премьер-министров так и сказал: «Плохо, когда с Россией никто не воюет!»
– Лорд Пальмерстон, если мне память не изменяет! – направив взор в окно, глухо произнес Михаил Александрович, на скулах которого заходили тугие желваки. Хотя в бытность великим князем он несколько лет прожил в Англии, изгнанный из России братом за морганатический брак, и вполне искренне наслаждался размеренной жизнью на «туманном Альбионе», но только последние месяцы император стал отчетливо понимать, насколько враждебна политика Англии по отношению к России: с неприкрытой корыстью и своим вековым постоянством.
– Ты, Мики, не обольщайся! Британцы, когда нужно до зарезу, сквозь задницу вывернутся, без мыла в любую щель пролезут, да так, что никто не заметит! Даже не почувствует… Хм, о чем это я?! Вспомни, как они нас уговаривали с Наполеоном воевать, с тем же кайзером, а в моей истории и с Гитлером. В коврик половой готовы были превратиться, лишь бы ноги вытерли. Всего год назад они рассуждали, что неплохо было бы Россию поделить между всеми заинтересованными союзными державами, пока наша страна ослабела, в раздорах и междоусобице погрязла! С нами как с дикими туземцами обращались, с презрением нескрываемым – я на собственной шкуре ощутил, когда с союзными послами переговоры в Иркутске вел! А теперь их хорошо поприжало, и маски сменились – заискивают перед нами, падлы!!!
– Куда им сейчас деваться? – Михаил Александрович невесело рассмеялся. – Только челом нам и бить – большевики уже вышли к Рейну: впереди Эльзас и Лотарингия, а там и Париж близко. И в Англии не все ладно. Мне из Лондона доклады подробные шлют – там по стране идут забастовки и бурные манифестации, для разгона которых применяют даже танки!
– Ты, Мики, Ирландию еще вспомни – как британцы тамошним фениям «Кровавую Пасху» устроили. «Демократы», мать их за ногу, огнеметами людей жгли! Даже наши большевики, на что изуверы изрядные, до такого варварства не додумались. Смех и грех – но нам сейчас надо хорошо за Ленина помолиться, за успех его почти безнадежного предприятия! Ибо чем сильнее большевики ослабят Запад, пустят кровь «союзникам», тем для нас лучше. Я бы даже помог им в этом благом деле! Но раз уж ты не желаешь, Мики, избавиться от комплексов…
– Это не комплексы, а старые привязанности, Костя! Просто я не хочу, чтобы большевики превратили эти страны в пепелища. Ты не знаешь, как хорошо прохаживаться по вечернему парижскому бульвару под старыми каштанами, молча смотреть на Сену, подниматься на Эйфелеву башню? Или просто дышать лондонским туманом ранним утром…
– Разве я сухарь, понимаю – ностальгия! Да и людей жалко, они-то в чем виноваты?! Солдаты кровь проливают, а политиканы вершат их судьбы и набивают карманы золотом… Нет, нет, Мики, – Арчегов в искреннем порыве даже поднял ладони, – хоть я и ненавижу эту западную «либерастию», но помогать большевикам не буду, ибо это вернется рикошетом!
– Что у тебя за слова, Константин Иванович?! Странно слушать столь неподобающие выражения от тебя, ты же генерал-адъютант!
– Мы в гимназиях-с не обучались…
– Я тоже, но учителя во дворце строгие были! Я тебе скажу одно – пусть все идет своим чередом, ваше высокопревосходительство! Не стоит оказывать услуги врагу, с которым нам предстоит вскоре воевать. Сам же говорил мне про ту лишнюю соломинку, что может запросто сломать хребет любому верблюду.
– Говорил, ваше величество! Однако позволь задать тебе всего один вопрос. – Глаза Арчегова чуточку сверкнули, и Михаил поневоле напрягся. Император по своему опыту знал, что сейчас его хитроумный друг уже задумал какую-то гадость своему противнику, причем совершенно непредсказуемую. – Ответь мне – какой верблюд в караване везет на своем горбу самый тяжелый груз?
– Самый сильный, не иначе… – после короткой паузы, потраченной на поиск потаенной каверзы, без которых Арчегов никогда не обходился, тихо произнес Михаил Александрович. И тут же в ответ прозвучал злорадный генеральский смех, дребезжащий нехорошими нотками.
– Нет, Мики! Самый тяжелый груз несет самый тупой верблюд! И для наших «союзников» мы были прошлую войну именно таким двугорбым. Даже сейчас, находясь на краю пропасти, они привычно пытаются скинуть на нас бремя войны, мы же заранее подставляем плечи, как тот верблюд спину. Ну и как нас именовать прикажете?!
– Что ты предлагаешь?
Император прикусил губу, но обиды не держал – Константин Иванович назвал вещи своими именами. Такая грубая и нарочитая прямота друга иной раз его язвила, как человека, но зато шла во благо императору, а потому прислушаться к нему было необходимо. Еще не было случая, чтобы, задав вопрос, Арчегов не имел на него своего ответа.
– Пока ничего не предлагаю, Мики, только спрошу тебя еще раз. Ты хочешь увидеть Петербург, походить по Дворцовой площади, прогуляться по набережной? Полюбоваться золоченым Адмиралтейским шпилем, посмотреть на разведенные над Невой мосты? Вдохнуть полной грудью свежего соленого воздуха Балтики?
– Ты, Костя, кружева не плети, говори прямо!
– Дорога в Петербург для нас идет только через пепелище Парижа, взятого красными через пару месяцев. А посему мы должны скинуть весь груз на спины наших заклятых «друзей», все лишние соломинки. Если сломаются, то и хрен с ними! Но с большевиков они огромную плату поперед возьмут, причем кровью!