Тоха - Ad Валентина 10 стр.


17

После нашего разговора с Быковым, каждый новый день превратился для меня в пытку. Я просыпался с мыслями о том, что где-то неподалеку вчера засыпала любимая мною девушка с разбитым другим парнем сердцем. И засыпал я с такими же мыслями.

О том, что все случилось, я узнал из социальной сети:

                    «…Дверь полуоткрыта,

                        Веют липы сладко…

                        На столе забыты

                        Хлыстик и перчатка.

                        Круг от лампы желтый…

                        Шорохам внимаю.

                        Отчего ушел ты?

                        Я не понимаю…

                        Радостно и ясно

                        Завтра будет утро.

                        Эта жизнь прекрасна,

                        Сердце, будь же мудро.

                        Ты совсем устало,

                        Бьешься тише, глуше…

                        Знаешь, я читала,

                         Что бессмертны души…

                                                                    Анна Ахматова».

Это была единственная запись на странице Златовласки. Статус отсутствовал, как и семейное положение, как и все жизнерадостные картинки, приколы и цитаты. Не было ничего, только строки, которые я и сам знал почти наизусть.

- Привет, ты что, порвал с Никой?

- Да, - в трубке послышался сонный голос. - А чего это ты собственно ни свет ни зо…

- Просто. - Я не дал Быкову закончить, я не мог подобную новость обсуждать по телефону, мне нужно было узнать все в подробностях и видеть лицо Быкова при этом. Для меня было важно, что сказал или сделал он, что сказала или сделала она; как вообще они разошлись. -  Рус, ты не против если я сейчас к тебе заявлюсь. Сегодня воскресенье дома реально скучно, а так в игру какую порубимся, а заодно ты мне все в подробностях распишешь, как ты любишь. Ок?

Не дожидаясь его ответа, я одной рукой натаскивал на себя джинсы, а другой искал в куче тряпья подходящий свитер.

- Ок. - Лениво прозвучало в ответ.

Я вылетел в коридор и моментально натолкнулся на сонную маму.

- Не поняла, куда это ты, Антошенька, собрался в воскресное утро? По твоим же меркам еще «ни свет, ни зоря». Что-то случилось?

- Нет ма, все в порядке. Руслан позвонил у него что-то с компом, а сам он разобраться не может.

- А это что, так важно? - Мама механично затягивала на халате пояс и недоверчиво посматривала в мою сторону.

- А как ты думаешь, если я в выходной выполз из своей комнаты раньше обеда? - это был железный аргумент, в выходные меня в девять утра увидеть за территорией комнаты можно было разве только в туалете.

- Да уж, как к бабушке на выходных съездит, так тебе некогда, отдохнуть нужно. А как к другу за компьютер, это с радостью.

- Мааа.

- А что «ма», что «ма»? Я что, не права? - мама огорченно вздохнула. - Ладно, папа проснется, мы с ним вдвоем съездим. А ты не сиди у Русланчика целый день, не надоедай людям. И обедать чтоб домой пришел, а то будешь по чужим людям…

- Маа! - я реально вскрикнул, другого варианта заставить маму замолчать не существовало.

- Ладно, ладно сыночка, иди. - Мама тут же схватила меня за уши и притянула мой лоб к своим губам. - Веди себя хорошо и не задерживайся.

- Договорились.

По дороге к Быкову, хоть она не заняла у меня больше десяти минут, я все время думал о произошедшем. Как и чем Руслан объяснил Нике что у них все кончено? Позаботился ли он о ее душевном состоянии? Что я говорю: Быков и забота, два понятия не совместимых друг с другом, что меня и пугало безумно.

Стих Ахматовой выложенный Вероникой был пронизан печалью и болью. Я мог только догадываться, что должна чувствовать сейчас Златовласка. Я пацан, испугался боли разбитого сердца на столько, что даже не попытался стать для Вероники тем самым - ЕДИНСТВЕННЫМ. Как же девчонке, с ее хрупкой душей, должно быть больно сейчас. Получается - я избежал собственной боли, подставив под удар чужое сердце. Я ведь знал, что рано или поздно все произойдет именно так. Кто я после этого?

- Привет.

- Хай.

Руслан открыл мне дверь в одних труселях и походу те десять минут что я к нему шел, он спал.

- Тоха, ну ты гонишь. Чего тебе не спится в такую рань? - Сонно потирая глаза ныл Руслан.

- Я ж говорил дома скукотень.

- Какая на хрен может быть «скукотень», когда спишь? Вот мне, например, очень даже весело. - Включив для загрузки комп, Быков рухнул на кровать и забрался почти с головой под одеяло.

- Ага, я бы тоже с удовольствием бы дрых, но моей мамочке захотелось, как обычно, поэкспериментировать с едой. Не знаю, что она там готовит, но похоже на жаренную селедку или что похуже. Дышать даже в моей комнате за закрытой дверью нечем. Вот и пришлось спасаться бегством. - Умнее отмаза чем обвинить во всем маму я придумать не смог.

- Понятно. Сочувствую чувак. А моих родаков по выходным раньше обеда в квартире и не встретишь, кайф.

Я сидел на компьютерном кресле, которое Руслан попросил меня покинуть, как только его ноут окончательно загрузился. Быков без особого энтузиазма вынырнул из под одеяла и все-таки соизволил натащить на себя треники и толстовку.

- Говоришь, в игруху порубиться хочешь. - Руслан внимательно рассматривал ярлыки на рабочем столе. - Может гоночки? Или танки?

- Может, - меня этот выбор мало волновал, я судорожно пытался сообразить, как заговорить о Нике, - ты внимательно посмотри, что у тебя там еще есть и что-то выберем. Кстати, что у вас там с Любимовой произошло?

Кружить вокруг да около не было ни малейшего желания, я безумно волновался за Златовласку. Быков, не отрываясь от монитора, вяло начал блеять.

- Да ничего, собственно страшного. Все к этому и шло. Ника в последнее время доставала меня своим вечным «ты меня не любишь». Она по сто раз наяривала, раздражая этим, выпытывая где я и с кем. Молчу уже о том, как умело она выносит мозг своей поэзией. Да меня уже тошнит от ее «люблю». От постоянного сравнения как умели любить раньше, и как обесценилось это чувство сейчас. Я ей как-то говорил, что не Пушкин я и не Блок, а Быков, и так как они излагать свои чувства на бумаге не умею... Короче. Один сплошной бред. Я понял, что с этой Ахматовой, у меня вряд ли выгорит секс, уж очень серьезно она к нему относится. В последнее время, хоть я вам с Борей и не рассказывал, но я даже избегал свиданий с ней. Мы не ссорились, но и общаться нормально уже не выходит. А пару дней назад она заявила что видела меня с Диной, мол, я такой счастливый был и просто сиял. Чего она давно не замечала, когда я бывал с ней. Она начала загоняться требуя ответа на вопрос люблю ли я до сих пор Дину, а я на сотый раз не выдержал и ляпнул что я никогда и не переставал ее любить. Все. Разговор вмиг прервался. Она тупо развернулась и пошла прочь. Я не стал ее догонять. Вот скажи, зачем все усложнять?

- Выходит вы с ней еще в пятницу расстались?

- Нет. То что я тебе рассказал, произошло в четверг вечером.

Боря безразлично стучал по клавишам, и каждый его удар отдавался в моем мозгу маленьким разрядом тока. Бедная моя Златовласка.

- А почему ты нам с Бобровым ничего не рассказал? Ты даже виду не подал.

- А что рассказывать? Я не бросал Нику, она сама ушла, тем самым развязав мне руки. У Динки скоро днюха и когда я буду с ней мириться, не забуду упомянуть, что я не такая уж и сволочь, какой она меня считает. В этот раз меня кинули и это я жертва осознавшая что лучшей девушки чем она у меня в жизни не будет.

Я смотрел на довольного собственными планами Быкова и отказывался верить в то, что мой лучший друг такой урод. Скажи мне кто твой друг и я скажу тебе кто ты - это уже не о нас.

«Я люблю тебя, а если тебе на это плевать, и я тебе не нужна… Что ж, мне тоже… мне Я тоже не нужна.  Помни, хотя бы, что я любила по-настоящему…»

Я бы многое отдал за подобные слова адресованные мне. Но смятый клочок тетрадного листа, который я случайно заметил на компьютерном столике Быкова, был исписан не для меня. Ее почерк я бы узнал из миллиона. Она часто писала Руслану, и когда он хвастал перед нами с Бобровым очередным ее посланием, оголявшим перед ним свою душу, я молча завидовал. По телу пробежала толпа холодных мурашек. Пальцы безвольно сжались в кулаки.

- Что это?

Едва мои глаза добежали до конца записки, вопрос вырвался сам собой.

- Да так. Не обращай внимания. - Руслан резко вырвал из моих рук обрывок тетрадного листа и, безжалостно смяв его в ладони, отправил в мусорное ведро. - Ника загоняется.

- На загоны не похоже.

- Не знаю. Она всегда все усложняет.

Руслан отмахнулся от меня и не заморачиваясь продолжил втыкать в комп. Там как раз грузилась новая игра. Можно подумать игрушка, любая, а тем более шаровая версия, может быть важнее Ники.

Я потянулся к мусорной корзине и достал ту самую записку.

- Рус, ты бы вник. Что-то тут не то, - я бережно расправлял в руках бумагу, - это на нее не похоже. Ника никогда словами не бросается. Все, что она писала тебе раньше - правда, ее суть. А тут будто…

Я даже боялся допустить напрашивающуюся мысль, а тем более произнести вслух.

- Да ладно тебе, Тоха. Расслабься. Загоняется Ника. Меня весь ее детский сад уже достал. Пусть что хочет то и делает. Мне пофиг. Вот честно. - Степень безразличия в голосе Быкова сводила с ума.

Руслан уставился в монитор, а я среагировал по-своему.

Не могу сказать, что я хотел того, что произошло дальше, и тем более не планировал, но рука сама по себе взметнулась вверх иии…

- Черт, Тоха, ты дебил?! - в следующую секунду мой лучший друг валялся в паре со своим компьютерным стулом, хватаясь за разбитую губу, растирая по роже кровь.

- Это ты, дебил.

Быстро сунув записку в карман джинсов, я пулей вылетел из квартиры Быкова. Руслан не пропадет, а вот Ника…

Я знал, я чувствовал, я ощущал седьмым, восьмым, девятым чувством, что в этих нескольких спешно нацарапанных строчках заключена жизнь - ЕЁ жизнь…

18

Где искать Нику я не знал. Я не знал ее адреса, но вспомнил что Быков как-то дал мне ее номер, которым я ни разу не воспользовался. Видно, пришло время.

Я нервно листал список контактов. Один вызов, другой, пятый и ничего. С экрана телефона на меня смотрела солнечная девушка посыпающая себя осенними золотом и я был уверен, что сейчас от ее лучезарной улыбки не осталось и следа.

Где искать Нику, я понятия не имел, меня вело шестое чувство.

Я прошелся по нашему району, заглядывая в разные его уголки: школьная спортивная площадка, детский сад, беседки, кафешки, Ники нигде не было. Раздавленный и нервный, я готов был снова навестить своего друга Быкова, что б узнать у него домашний адрес Златовласки, но что-то невидимое и необъяснимое заставило меня поднять голову вверх. На крыше хрущевки находившейся в нескольких домах от моего, я увидел ЕЁ.

Я не мог видеть лица Ники, но мне хорошо был знаком ее нежно-голубой пуховик. Голубой, один из оттенков ее глаз, цвет, который преобладал в ее гардеробе.

Девушка стояла на краю крыши и я знал, что она сделает то, зачем она туда забралась. Времени подниматься по ступенькам на крышу дома у меня не было. Кричать и умолять что б она не делала последний шаг, было бесполезно. Я знал, она не из тех, кто побоится довести начатое до конца. Просто знал.

Первым делом я позвонил в скорую, если я это сделаю после, может оказаться слишком поздно. Пробки и водители, которые не спешат уступать дорогу медицинским машинам, часто играли с людьми злые шутки. Я не мог этого допустить.

В голове все смешалось. В панике я бросился стаскивать к предполагаемому месту падения ангела все, что могло хоть как-то смягчить его. Я притащил ото всех парадных мусорные баки и вывернул их содержимое на тротуар. Я выдирал с корнями попадавшиеся на пути кустарники, цветы, и практически догола «раздел» две несчастные туи растущие на углах дома. Я принялся обламывать липу и клен, растущие через дорогу, когда из подъездов повалили бабушки с душераздирающими криками.

- Подлец!

- Сволочь!

- Ты посмотри на это хулиганье, вообще что ли страх потеряли!

- Вот я сейчас в милицию позвоню, они на тебя быстро управу найдут. Посмотрите только, люди добрые, какой беспредел этот сопляк устроил!

- Бандит!

- Хулиганье малолетнее!

Со всех подъездов словно крысы со своих нор выныривали пенсионерки, ответственно следившие за порядком у собственного дома. Это была естественная реакция на тот беспредел, который я устроил, но выбора у меня не было. Обозленные бабули меня абсолютно не пугали, мной управлял другой страх. Я молча продолжал делать свое дело, никак не реагируя на полетевшие в мою сторону пару костылей, и поток матерных слов.

- Ты что, глухой что ли? Прекрати хулиганить! - Не унимались старушки, а из крайнего парадного подтягивались два дедушки. - Коля, звони участко…

Бабуля с противным голосом моментально заткнулась. У ее ног в неестественной позе распласталось юное девичье тело. Бабушка упала рядом. Часть возмущенных пенсионерок застыла на месте, а самые смелые ринулись к лежавшим в куче мусора телам.

Я пулей подбежал к Нике. Старушка меня мало волновала.

- Ника, Ника, детка… - Златовласка дышала и несколько секунд после падения порадовала меня синевой своих глаз, в которых еще искрилась жизнь. - Ника, только не отключайся, не отключайся… Дыши, детка, дыши…

Вероника Любимова, моя Златовласка, лежала на перине из отвратно вонявших объедков, использованных целлофановых пакетов, картофельных очистков и прочего дерьма. Даже сквозь всю эту вонь я чувствовал запах персиков и солнца. Она недолго порадовала меня сознанием и устало прикрыла глаза, после чего все посторонние запахи с силой ударили мне в нос. Я переставал улавливать аромат лета. Я начинал осознавать, что теряю ее.

- Ника, пожалуйста, Ни-ка…

Только после того как она закрыла глаза, я увидел ее целиком: обе ноги неестественно вывернутые, одна рука лежала под спиной, вторая была задрана выше головы, максимально вывернутой вправо будто пластилиновая, само туловище лежало ровно. Из головы или шеи, я не понимал, сочилась кровь. Джинсы были разодраны в нескольких местах, а там где находились колени, очень быстро появлялись бурые мокрые пятна. Золотые волосы были перепачканы непонятным мусором вперемешку с быстро запекающейся кровью.

Я не сдерживал себя. Пацаны не плачут, плачут человеческие души и сердца. В этот момент я был просто несчастным человеком, который отчаянно пытался высвободить из лап смерти не безразличного мне человека. Мне никогда и ничего в жизни не хотелось так сильно, как заставить это юное тело дышать, жить, улыбаться. Я желал только одного - что б запах солнца и персиков никогда не покидал меня. Я нежно сжимал руку Ники в дрожащей собственной, а затем достал из внутреннего кармана своей куртки ее фото, которое всегда носил у сердца. Я не спеша прочел ей те слова, что лились из меня в тот день, когда я имел возможность наслаждаться ею почти открыто. Слова, которые родились во мне глядя на отливающиеся на солнце волосы и соблазнительную шею, когда Ника, в песочнице моего двора, полностью была погружена в чтение. Тогда эти слова были нужны мне, сейчас - ей.

Я не знаю, слышала ли меня Вероника, но она должна была чувствовать мое присутствие и физически ощущать сумасшедшие удары постороннего сердца через пульс на руке, сжимавшей ее ладонь. В этот самый миг я поклялся сам себе - если Вероника… Если сегодня был последний день когда я видел синеву ее глаз и ощущал ее аромат, Быков проживет не многим дольше ее. В том, что произошло, виноват и я тоже, но себя мне не жалко. Собственная участь предрешена. Если бы не моя трусость… Если бы я признался Руслану что Вероника Любимова должна быть моей… Если бы я только рискнул заговорить с ней… Но теперь сожалеть глупо и бесполезно. Все, что могло случиться, случилось и глядя на окровавленное тело Ники, меня больше не пугало собственное разбитое сердце.

Назад Дальше