– Не ругайся. Я, что ли, виноват в том, что ты опоздала домой и теперь торопишься? Вот если бы пришла раньше…
– Послушай, что я забыла на этом вечере? Ты же знаешь, что я ненавижу белое вино и пустую болтовню. Если я говорю что-нибудь стоящее, никто из мужчин меня не слушает. Их женушки называют меня между собой деревенщиной. А ты разговариваешь со мной на таких приемах так, как будто у тебя рот сделан из проржавленного железа. Я же не зову тебя на наши деловые вечеринки.
– Просто я надеялся, что ты окажешь мне поддержку, – сквозь плотно сжатые губы процедил Эд. – Разве я много прошу?
Он засунул руки в карманы и повернулся к ней спиной.
– Тебе никто не говорил, что ты неотразим, когда бесишься? – игриво спросила Кэри, стягивая платье. Она села на кровать, достала пинцет для выщипывания бровей и начала чинить «молнию». Эд и правда хорошо смотрелся: почти шесть футов ростом, отлично сложен, с каштановыми, мягкими, как у детей, волосами, бледной кожей, серыми глазами и подбородком с ямочкой. Действительно, не стоило сейчас задирать его. Эта наметившаяся возможность большого повышения совершенно выбила его из колеи.
Ей не на что было жаловаться, Эд был любящим супругом и обожал дочерей. Кэри где-то прочитала, что средний американец тратит на воспитание и общение со своими детьми примерно двенадцать минут в сутки. Об Эде так сказать было нельзя: все время, когда он был дома, он возился с дочерьми. Что еще от него можно было требовать?
Можно сказать, что они жили вполне счастливо. Их жизнь спокойно и мирно текла своим чередом, пока… Пока Артур не объявил о том, что готовится уйти на пенсию. После этого известия Эда будто подменили.
Она сбежала вниз по лестнице в холл, где ее поджидал Эд. Вдруг в животе ее заурчало. Она остановилась.
– Подожди. У меня сегодня не было времени поесть. Я захвачу что-нибудь из холодильника и проглочу в машине, хорошо?
– Не выдумывай. Ты перебьешь себе аппетит, и весь обед у Грэхемов просидишь истуканом. Сильвана так старалась… И, главное, не пей до еды – ты знаешь себя.
– О'кей.
Черный «Линкольн», тихо урча мотором, покатил в сторону Сьюикли. Эд сказал:
– Похоже, мне нужно отдохнуть немного.
Кэри слегка толкнула его коленом.
– Я думаю, в поездке вы будете не только сидеть на совещании вокруг бассейна. Надо же куда-то девать целую неделю на этом тропическом островке. Отдохнешь. Эд, скажи прямо, так уж необходимо, чтобы я сопровождала тебя в поездке на этот чертов остров? Жаль тратить половину моего отпуска на то, чтобы посетить этот коралловый риф, где мне будут постоянно надоедать женушки патронов «Нэксуса», а тебе – сами патроны? Все там будут ходить в гавайских рубахах и темных очках, но вести себя так, как будто они и не уезжали из Питтсбурга.
– А я уверен, что большинство жен радуются этой поездке, – сказал угрюмо Эд и стряхнул с себя руку Кэри.
– По-твоему, слушать, как Артур выдает очередные свои безумные фантазии, – это хороший отдых? Или смотреть на то, как он ловит акул, словно какой-нибудь герой Хемингуэя? Да, выглядит это увлекательно, но это не более опасно, чем купать утку в ванне! – выпалила Кэри и откинулась на спинку своего сиденья.
– Многие мечтают побывать в Райском заливе, а тебя надо уговаривать туда поехать, – сказал Эд.
Первый роскошный курорт на Пауи был задуман как место отдыха супербогатых людей, ищущих приключений. Там можно было испытать кое-какие острые ощущения. Хочешь – лови рыбу с примитивного каноэ, вырубленного из цельного куска дерева, а хочешь – с самого современного моторного катера.
Кэри зажгла сигарету и возобновила атаку:
– Если Артуру так уж хочется половить рыбу, почему бы нам не отправиться куда-нибудь на Фиджи, в Кению или на Маврикий?
– Хватит! Ты же знаешь, что наши ежегодные конференции проходят каждый раз в разных торговых зонах. На этот раз Австралия, а Пауи находится у самого ее северо-западного побережья. Ребятам из «Нэксуса» нравится открывать для себя новые места.
– Ты хочешь сказать, что Артуру нравится открывать для себя новые места. Слава богу, что на Северном полюсе водится недостаточно рыбы, а то бы нас туда затащили проводить свои летние отпуска! – Она глубоко затянулась и стала смотреть в окно.
Кэри после первой сигареты тут же прикурила еще одну. Уж Эд-то знал, что это означало. Ему необходимо было переломить настроение жены до того, как они доедут до Сьюикли. Он сказал мягко:
– Просто ты мне нужна там, Кэри. Ты отличный организатор и умеешь ладить со всеми. Я хочу, чтобы Артур увидел и оценил это. А в этой поездке он будет много оценивать. Ты сто очков вперед дашь этой Пэтти, невротической сучке, которая вышла замуж за Чарли. – Он скосил на нее глаза и прибавил мягко, но настойчиво: – Эта поездка имеет очень важное значение для будущего нашей семьи. Я думаю, ради нее можно пожертвовать одним отпуском.
Кэри хранила молчание.
– Это мой шанс переиграть Чарли, – продолжал Эд. – Никто в «Нэксусе» не знает больше меня о Пауи.
– Тебе нужно схватиться за сиюминутное преимущество, как за соломинку, чтобы доказать, что ты лучше Чарли. – К его удивлению, Кэри рассмеялась. – Вспомнила фотографии, что ты привез из первой поездки. Все эти обнаженные туземцы с раскрашенными лицами и оперенными прическами. Скажи, Артуру тоже придется надевать маскарадное одеяние во время предстоящих переговоров?
– Нет, в Куинстауне носят в основном западную одежду.
Эд тем не менее рассмеялся вместе с женой и толкнул ее коленкой.
Рев, прокатившийся над трибунами стадиона, был поддержан одобрительным гулом в гостиной. Сыновья Анни расположились на диване и на полу и не отрывали глаз от телевизора. Анни сновала между ними с подносами и раздавала сосиски и гамбургеры.
Волосы Анни были уложены в прическу, поверх платья был накинут халат, и в темноте мальчики не могли рассмотреть ее макияж. Днем она провела два часа, лежа на спине на чем-то вроде операционного стола. Стэн – его посоветовала Сюзи, он был ее «визажистом», как сам себя называл, – несколько минут молча рассматривал лицо Анни, наклонившись к ней так близко, что она чувствовала неловкость, затем слегка дотронулся до вазочек с краской, стоявших на специальном подносе, смешал тона на своей руке и стал накладывать на лицо Анни осторожные мазки.
После этого он сказал ей, что она может встать, и протянул Анни зеркало. Глядя на свое отражение, Анни почувствовала себя опять семнадцатилетней и даже немного испугалась нахлынувших на нее ощущений.
– Вы просто волшебник. – И подписала чек.
– Шикарно, тебя просто не узнать, – сказала Сюзи, передавая Анни пару сережек, к каждой из которых была прикреплена свежая розовая камелия.
Анни ответила неопределенно:
– Пока я чувствую, что это не мое лицо, а чужое.
– Да какое это имеет значение? Ты выглядишь потрясающе! Давай примерим костюм. Хочу проверить, как на нем смотрятся цветы.
Вернувшись в комнату Анни, Сюзи достала из коробки розовый, в маках, шелковый костюм. Анни с сомнением посмотрела на него:
– Сюзи, ты думаешь, мне эти брюки пойдут?
– Не брюки, а вечерний туалет, – ответила Сюзи, помогая Анни облачиться. – Это же Сен-Лоран, дорогая. – Сюзи отступила на шаг и, прищурившись, осмотрела Анни. – Если ты хочешь сразить их наповал… нужно еще что-то. – Она щелкнула пальцами и воскликнула: – Нет! Наверное, я уже теряю чутье; нужно что-то другое и поменьше. Снимай эти штаны.
– Снять брюки? – Как бы защищаясь, Анни вцепилась в пояс.
– Да, этот костюм не очень сексуален. Я хочу сказать, тебе нужно что-то открыть. Примерь эту блузу. Она доходит до колен.
– Но ведь здесь же с обеих сторон разрезы, – попыталась возразить Анни.
– Да, но завязки не дадут им расходиться. Тебе пойдет.
Анни с неохотой сняла брюки.
– А теперь снимай колготы и трусики. – Сюзи была неумолима.
– Сюзи, я не могу отправиться к Артуру голой… Сюзи, я не могу.
– Анни, забудь, что ты немолодая замужняя женщина, и посмотри на себя в зеркало! – Сюзи подтолкнула Анни к старинному высокому зеркалу.
Анни посмотрела на себя, зажмурилась, снова посмотрела и улыбнулась. Затем на ее лице вновь появилось сомнение.
– Я не знаю, что подумает Дюк.
– Не говорю ему ничего! Он ахнет!
Сейчас, готовя для своих ребят еду, Анни чувствовала себя спокойно, поскольку на ней был запахнут халат.
Она услышала, как хлопнула входная дверь. Судя по звуку, у него был удачный день, слава богу и за это. Она почувствовала неожиданную, необычайную вспышку обиды, что ее счастье в этот вечер будет зависеть от настроения Дюка, которое кто-то мог ему испортить днем в офисе, но она постаралась не думать об этом. Подождав, когда, по ее расчетам, он налил себе второй бокал мартини, она спустилась вниз, встала в дверях гостиной и сказала:
– Если ты готов, то я тоже.
Дюк смотрел телевизор и не слышал ее. Анни повторила это громче, чуть не крикнула, и Дюк обернулся.
– Господи, Анни, что ты сделала с головой?
– Я сходила в салон красоты. Для этой вечеринки.
– Ты не можешь идти в дом моего босса в таком виде, будто свалилась в аэродинамическую трубу. – Дюку пришлось кричать, чтобы перекрыть голос телекомментатора. – Иди причешись как обычно.
Анни постояла в нерешительности, затем направилась к стулу Дюка, чтобы можно было говорить без крика. Дюк медленно осмотрел Анни с ног до головы. Он шагнул вперед и выключил телевизор, не обращая внимания на протестующие возгласы сыновей.
– Анни, что ты нацепила на себя? Иди и надень что-нибудь подходящее.
– Но это же от Ив Сен-Лорана.
– Какая разница? Сними это.
Как только Анни заплакала, все ребята мигом испарились из комнаты. У нее потекла косметика вокруг глаз – а ведь Стэн потратил целый час, приклеивая эти реснички по одной. Не сказав ни слова, она выбежала из комнаты.
На верху лестницы она заметила кучу грязной спортивной одежды.
– Неужели так трудно бросить это барахло в бак? – Своими серебряными босоножками она пнула эту кучу.
Наклонившись, чтобы поднять грязные носки и футболки, она услышала за спиной голос четырнадцатилетнего Роба:
– Мама, ты выглядишь классно. Просто ты не похожа на…
– Маму, – с горечью добавила Анни.
– По-моему, отец старомоден.
Анни подумала, что Сюзи сделала это без умысла… Или с умыслом?
В семь часов этого же вечера Пэтти позвонила своей матери во Флориду.
– Мам, как сердце? – всегда спрашивала Пэтти, хотя после операции прошло уже два года.
– Отлично, все отлично. Я только примеряла новый ковбойский костюм. Он тебе понравится. Держу пари, что ты никогда бы не подумала, что я буду капитаном болельщиков. Завтра «Сильвер-Сити» играет с клубом из Сарасоты.
Пэтти расплакалась. В голосе матери почувствовались зловещие нотки.
– Что он натворил теперь?
Пэтти выбрала рукой из волос кукурузные хлопья и зарыдала:
– Я больше не могу.
– Я знала это! Прошлой ночью мне приснился сон, что тебя засосало в какую-то черную дыру. Доктор Манхейм говорит…
Пэтти взвизгнула:
– Я не хочу слышать об этом твоем юнговском недоумке!
– Ты не должна так разговаривать со своей матерью. К тому же он последователь не Юнга, а Фрейда. Мне хотелось, чтобы ты, дорогая, попробовала обратиться к психоаналитику.
– Мне не нужен психиатр. Стефен – это реальная проблема. Как ты смеешь обсуждать меня с доктором Манхеймом!
– Я опасалась, что ты начнешь походить на папину тетю Эллу.
– Мам, она же старуха, а мне всего тридцать три. – Пэтти стряхнула молоко со своего рукава. – Проблема в том, что мой ребенок – инвалид, это, естественно, постоянно угнетает меня, и мне поэтому нужно небольшое словесное утешение.
– Дорогая, посочувствовать нетрудно, но ты же знаешь, что утешение не приносит реальной пользы. Стефен нормален настолько, чтобы водить тебя за нос.
– Как ты можешь говорить так о ребенке, который обречен провести всю свою жизнь в инвалидной коляске?
– Где Стефен ни проведет ее, он не идиот. Вспомни, какой высокий у него коэффициент умственного развития. Когда он в гневе начинает бросаться, он точно знает, что делает. Он вымещает свой гнев на тебе, потому что никто другой не станет мириться с его выходками. Дорогая, Стефен точно знает, как тобой манипулировать, а, поскольку ты чувствуешь свою вину, ты позволяешь ему делать все, что он хочет. Пэтти, ты делаешь из него и эмоционального калеку. Он должен учиться рассчитывать, где можно, на себя, иначе он всегда будет плохим ребенком.
– Не будет!
– Нет, будет. Он вырастет иждивенцем, озлобленным и мстительным. Прости, что я говорю это, но твой ребенок не видит в своей жизни ни цели, ни смысла. Ему просто жалко себя, поэтому он или злорадствует или играет на сочувствии.
Пэтти опять зарыдала.
– Пэтти, хочешь, я оплачу тебе визит к врачу?
– Нет!
– Дорогая, я говорю это только потому, что я – твоя мать и хочу помочь тебе. Ты приносишь себя в бессмысленную жертву и несправедлива ни к себе, ни к Чарли, ни к Стефену.
– Я сама это выбрала для себя.
Пэтти услышала за спиной грохот разбившегося фарфора и торопливо сказала:
– Мама, мне нужно идти. Я позвоню тебе завтра в то же время, чтобы узнать, как сыграл ваш «Сильвер-Сити».
Пока она неслась в комнату Стефена, раздался пронзительный крик. Эта комната была когда-то их гостиной, но сейчас она была переделана в детскую, и в ней стояла специальная кровать Стефена.
В луже воды посреди ярко-желтого линолеума стояла их экономка Джуди; вокруг нее валялись лиловые и белые хризантемы.
Сидевший в коляске Стефен вопил:
– Она ударила меня! Джуди ударила меня!
Пэтти знала прекрасно, что, как всегда, это была неправда. Джуди была единственным человеком, который мог обращаться со Стефеном, но она не позволяла Стефену манипулировать собой.
– Не беспокойтесь, миссис Сильвер. – Джуди вытерла со лба кровь. – У него сегодня вечером просто плохое настроение, вот и все.
Пэтти бросилась к аптечке первой помощи под вопли: «Я не просил, чтобы вы меня родили».
Обработав лоб Джуди, Пэтти вызвала по телефону такси, чтобы отвезти ее в госпиталь. Порез был не опасный, но Пэтти не хотела рисковать. Затем она набрала номер бюро сиделок, чтобы заказать няню на этот вечер до прихода ночной медсестры. Это бюро имело список сиделок, которые знали Стефена и которые получали двойную оплату за дневную работу и тройную – за ночную.
С того момента, как Пэтти попрощалась со своей матерью по телефону, и до того, как послышался звук подъезжающего «Мерседеса» Чарли, Стефен не переставал кричать.
Когда Чарли вошел в комнату, на него смотрели заплаканные большие голубые глаза, и его сын тихо сказал:
– Мама страдает.
Чарли взглянул на Пэтти, которая сжалась с побледневшим лицом в кресле-качалке; он заметил на ее костюме темные пятна.
– Плохо сегодня было, да? – Чарли поставил свой кейс на пол, сел на подлокотник кресла и поцеловал ее в макушку. Пэтти уткнулась лицом в его рукав. Чарли поцеловал ее волосы еще раз и прошептал: – Я тебя люблю.
Пэтти сказала виноватым тоном:
– Мы опоздаем. Медсестра не сможет добраться сюда за час.
– Это не имеет значения. Мы можем вообще не идти, если у тебя нет настроения. Я уложу Стефена. Приготовь себе выпить, возьми с собой коктейль в ванную и полежи в горячей воде.
Стефен сказал:
– Пап, пап, она не дала мне ужин.
Но раньше, чем Пэтти оказалась в ванной, вернулась Джуди с повязкой на лбу:
– Я бы не поехала в госпиталь, но миссис Сильвер настояла.
Чарли посмотрел на нее и сказал:
– Спасибо, Джуди. – И он, и Джуди знали, что он благодарил ее не только за сегодняшней вечер, но и за все последние восемь лет.
– Может быть, я снова спрошу у Бена, сможем ли мы въехать сюда, – сказала Джуди.
Чарли поднялся в ванную комнату Пэтти. Она лежала в ванне и даже не прикоснулась к своему бокалу белого вина.