Надо было помыться, переодеться и найти себе омегу. Хотя бы обзвонить мало-мальски подходящих кандидатов, но Матвей завалился на разворошенную постель и прикрыл глаза. И снова проснулся от скрежета замка. Выскочил в коридор и изумленно вытаращился на пахнущего прохладной свежестью Эрика. Тот нахмурился, покачал головой и поднял зажатый в руке пакет.
— Покушать принес. У тебя в холодильнике приют мышиного суицида, а голодать сейчас совсем не время.
Матвей давил улыбку, не позволяя странному восторгу прорваться наружу, и сдерживал радостного волка внутри. Не сбежал. Умница. Он прошел в кухню и сел на стул, наблюдая, как Эрик раскладывает продукты.
— Помочь? — Матвей ненавидел готовить. Нещадно эксплуатировал безотказного в этом отношении Лешку или влюбленных в него омег. Первого в большей степени, естественно, особенно после рассказов о подмешивании всяких течных штук в качестве приворота. И все-таки сейчас не предложить помощь было бы форменным свинством. Но…
— Ой, не нужно, — отмахнулся Эрик. — Терпеть не могу, когда кто-то рядом мешается. Особенно, — он с понимающей ухмылкой глянул на Матвея через плечо, — неумеха.
Матвей сорвал с крючка кухонное полотенце и шлепнул его по попе. Эрик, не глядя, швырнул в него куском какой-то упаковки.
— Бекон? — недоуменно спросил Матвей. — А почему не оладушки? — Этот выбор решительно выбивался из его опыта.
Эрик закатил глаза:
— Наверное потому, — язвительно пояснил он, — что мы не в американском ситкоме. Не знаю как ты, но я безумно хочу жрать, причем всевозможный белок, а не углеводы.
Брошенные на горячую сковороду ломтики зашипели и готовый ответ Матвея утонул в набежавшей слюне. Как же вкусно пахло!
Эрик тем временем вымыл листья салата, обсушил и бросил на тарелки. Одно движение, а казалось, что полдня потратил на художественное выкладывание. Сверху положил подостывший бекон, а потом — золотистую горку яичницы.
— Приятного, — бросил он, явственно сглатывая, и принялся за свою порцию.
Это было очень — ну просто оч-ч-чень! — вкусно. Матвей, наверное, никогда в своей жизни так быстро не ел. Даже Лешины бутерброды не уничтожались им с такой скоростью.
— А десерт? — из любопытства спросил Матвей. Омеги никогда не обходились без сладкого, и по его выбору можно было многое сказать о самом сластене.
Но Эрик наморщил нос:
— Терпеть не могу! Максимум шоколад, хороший, пару кусочков. Но в твоем магазине только скрипучее говно, уж прости. Я такое не ем. А тебе купить не догадался.
Матвей хотел сказать, что ему и не надо, что лучше мяса ничего быть не может (разве что вот эта яичница), но Эрик плавно отставил тарелку и так же плавно скользнул ему на колени.
— Но если ты не против десерта, сделанного своими руками… — он многозначительно поднял бровь, однозначно давая понять, что к продуктам это его предложение не имеет никакого отношения. Матвей расхохотался и, подхватив его под попу, потащил обратно в спальню. Против таких десертов он однозначно не был против!
========== Глава 4. ==========
Эрик оказался удивительно вынослив. Ну, или просто любил секс. Но спокойно выдержал все дни гона. Обычно через пару дней омеги начинали морщить носы и жаловаться на Матвееву ненасытность, но не Эрик. Его не хотелось закрывать на замок, потому что это было не нужно.
На третий день они бегали с утра. Матвей проснулся и увидел одетого Эрика.
— Уходишь? — в этот раз цепляло не так сильно, волк был почти сыт и не начинал беситься при намеке на исчезновение понравившегося омеги.
— Хочу побегать, — Эрик повел плечами, разминаясь, потянулся и обернулся уже на выходе из комнаты. — Ты со мной или я совсем тебя замотал?
Расчет был верным на все сто. Даже если бы Матвей и не захотел бегать, потому что обычный человек в таких условиях действительно бы замотался, то повелся бы на провокацию, такую явную и железобетонную, что отмахнуться не получится. Не у альфы. Тем более, не у волка.
Бегать с омегами Матвей не любил. Они воображали, любили поболтать и, чаще всего, еле плелись. Но не Эрик. Тот легко касался земли, пружинил мысками и почти не уступал Матвею. Волк был доволен. Секс сексом, но сидеть в четырех стенах он не любил, а вот лес и бег — обожал. Матвей глубоко дышал, косился довольно на бегущего рядом Эрика и ловил такой же взгляд в ответ.
— Догоняй, — вдруг бросил Эрик и рванул по дорожке.
Это было бы забавно, если бы поймать его оказалось так же легко, как думал Матвей. Но Эрик почти не уступал в скорости, а петлял в разы лучше. Мелкий и увертливый он уходил из рук как ртуть, буквально вытекал сквозь пальцы. Матвей порыкивал, удивляясь, как такое вообще возможно, а Эрик извернулся, обидно проскользнул между ног, мазнул ладонью Матвею по промежности и припустил к дому. Он перестал петлять, надеясь на скорость, поэтому и попался. Матвею, удерживающему его на плече, хотелось вышибить дверь ногой, чтобы не задерживаться, но остатки здравомыслия победили. Ключ чуть не сломался от напора, непривычной резкости в обращении. И был отброшен в угол. Эрик полетел на кровать, а Матвей, не сводя с него тяжелого взгляда, принялся срывать с себя одежду. Настроение рядом с этим непредсказуемым омегой плясало, выделывало пируэты, то затапливая Матвея нежностью, то почти обращая его, выцарапывая зверя на поверхность, отделяя его от мира тонкой мыльной пленкой: одно прикосновение и — пф-ф-ф! — разлетится на куски. Было хорошо, настолько, что едва успев отдышаться, Матвей повернулся, приподнимаясь на локте, и спросил:
— Может, будем так делать почаще? Мне понравилось.
Спросил без особых мыслей. Такие вот вопросы обычно называют «вырвалось». Подходящее настроение, момент, довольный изнуренный волк. Но Эрик нахмурился и тоже повернулся к нему.
— Вообще-то, я думал на этом закончить наше общение.
Матвей никогда не попадал в такую ситуацию. Именно он всегда инициировал расставание с наскучившим омегой. Исключений не было. Гордость взвыла, задремавший было волк тревожно поднял голову. Матвей недовольно прищурился. Губы поджались, концентрируя готовое сорваться недовольство, но Эрик поднял руку. Взгляд у него был серьезным:
— Я ведь объяснил все. Отношения мне не нужны. А то, что происходит между нами — это даже сейчас не просто секс. Я боюсь дальше. Ты слишком хорош, слишком подходишь мне, чтобы я не понимал всей опасности. Лучше закончить все сейчас. Да и тебе на данный момент разве нужно что-то большее, чем секс без заморочек?
Матвей выдохнул, признавая неприятную правильность такой позиции.
— Ты замечательный альфа, — подсластил пилюлю Эрик. — Уверен, ты встретишь хорошего домашнего омегу, который каждый вечер будет ждать тебя с горячим ужином и непременными мягкими булочками. И оладьями на завтрак. А я сам-то ем через раз. Моя цель в другом. Так что, — он протянул руку, — давай не будем усложнять?
Матвей поколебался секунду, а потом пожал ее. Он и в самом деле не был уверен, что готов к отношениям. Поиграть в любовь с Эриком не выйдет, он прав. Это, безусловно, выльется во что-то еще. И чем такой расклад обернется для каждого из них — большой вопрос. Так что да, лучше закончить все вот так, почти не начав.
И, несмотря на это решение, выбросить Эрика из головы не получалось. Он то и дело мелькал на периферии, царапая именем слух в разговорах, независимым видом — взгляд в универе. Он нравился Матвею, стоило это признать. Однако предпринимать что бы то ни было Матвей по-прежнему не собирался.
Но и полностью исключить Эрика из своей жизни он не мог.
— Да все вы корыстные бляди! — голос Андрюхи сочился такой явной обидой, детской слабостью, что поморщился даже либеральный Вовка. Так открыто проявлять недостойные альфы эмоции — это мог только Андрей. Матвей в который раз порадовался, что не принял его в стаю.
Народ толпился в большой гостиной, где и разворачивалось представление. Матвей быстро скинул обувь и куртку и прошел туда, уже понимая, кто же смог развести Андрея на почти истерику. Эрик сидел на крышке пианино и даже не пытался скрыть пренебрежительную ухмылку.
— Корыстные? — пропел он. — Нормально, как по мне, предпочесть парня с мозгами и здоровыми амбициями тупому нищеброду, который всю жизнь так и просидит на продавленном диване, оправдывая интеллектуальную импотенцию какими-то там политическими обстановками и сволочами вокруг. — Намек был более чем прозрачен. Андрюха любил поныть о своей горькой судьбе в поганой России. — А касаемо блядства… Так вы же сами, милые альфы, столько лет твердили о положительных сторонах полигамии, о том, как важно иметь опыт. Вы сами дали нам свободу, сказали, что мы одинаковые. Вытолкнули из рамок домохозяев. Так чего ж теперь удивляетесь? Я, — Эрик наклонился вперед, упиваясь видом покрасневшего Андрея, — сейчас зарабатываю достаточно, чтобы содержать пятерых таких как ты, Андрюша. Что? Наденешь ради меня кружевной передник? Будешь ждать дома с котлетками-пюрешками? А я обещаю взамен — как ты там говорил? — достойную жизнь. Ты ведь об этом всегда мечтал? Чтобы не делать нихрена, но жить в шоколаде. Так давай! — От красивых ударов, физических или словесных, Матвей всегда получал искреннее удовольствие. Вот и теперь он заслушался, залюбовался Эриком. Потому и забыл про его острый язычок, про то, что мягкими упреками он не ограничится. — Только один момент, — Эрик спрыгнул и прищурился, медленно приближаясь к Андрею, — шоколадная жизнь отрабатывается задницей.
Андрей заревел и бросился вперед. Матвей рванулся, понимая, что ничего сделать не сможет, даже если обратится вот прямо сейчас. Но Эрик извернулся, ухватил Андрея за протянутую кисть и легко швырнул через себя. Медленно отошел в сторону, хотя мог бы прижать, додавить. Предоставил возможность подняться. А потом склонил голову и поманил пальцем. Андрей нахмурился в нерешительности, и Эрик насмешливо протянул:
— Что, ссыкотно?
Матвей видел, что да, ссыкотно, и очень гордился Эриком. И Андрею бы извиниться, замять ситуацию, потому что это пиздец же — напасть на омегу, пусть даже в аффекте, но тот, идиот, снова бросился вперед. Волчье зрение позволило увидеть, как недовольно прищуривается Эрик, прежде чем от души вмазать ногой с разворота. Сильный мальчик, способный уложить оборотня — чудо какой замечательный!
Все новые плюсики напротив имени «Эрик». Внутри мешалось желание сделать все-таки мальчика своим и абсолютное непонимание, что же в это понятие входит. Матвей пытался прислушаться к волку, но тот тоже словно бы метался в сомнениях, принюхивался, прислушивался и не давал однозначного ответа. И был еще Эрик со своими заморочками, который смотрел невзначай, незаметно для человека, но совершенно четко и однозначно для Матвея. Во время редких встреч его желание чувствовалось кожей, и Матвею страшно и сладко было даже думать о том, как он мог бы пахнуть в такие моменты.
========== Глава 5. ==========
К концу весны все, вроде бы, поутихло. Матвей окунулся в легкую интрижку, которая затянулась на целый месяц. Эрик пропал. Жизнь стала налаживаться. А потом неугомонный Трофимов затеял поход. Теплые деньки, свежий воздух — самое оно, чтобы разогнать застоявшуюся за зиму кровь. Лешка на это фыркал и говорил, что львиная доля обновления крови будет на совести проснувшихся комаров, но вещи собирал исправно.
Среди туристов оказался и Эрик. Он совершенно не вязался с обязательной грязью похода, тяготами пути, но оказался лучшим из омег. Ни разу не пожаловался, легко шел до самого привала, таща за спиной внушительный рюкзак. Пока все охали и ахали, развел костер и незаметно включил всех в готовку. Матвей не хотел, но любовался.
Спать полагалось в деревянных клетушках на двухъярусных дощатых настилах. Матвей, взбудораженный новыми Эриковыми плюсами, вновь всколыхнувшимся ненужным любованием, не спал. Он вертелся и явно мешал то и дело просыпающемуся Андрюхе. Поняв, что сладких снов не дождаться, вышел на улицу. Был второй час ночи. Все спали, кое-кто так крепко, что храпом своим распугивал звенящих комаров. Около кострища сидел Эрик и вяло отмахивался прутиком от назойливых насекомых. Он выглядел сонным и уставшим, но отчего-то спать не шел. Матвей постоял немного, принимая решение, а потом подошел и сел рядом.
— Почему не спишь?
Эрик поднял на него глаза, и на дне их заплескалось что-то, что — Матвей точно знал! — выльется в охуительную историю.
— Мне приснилось, что я в эпицентре землетрясения. Все вокруг колбасит, и полный трэш. Сыпящиеся здания, земля из-под ног. Все как в самых кассовых блокбастерах, понимаешь? — Эрик чуть наклонил голову, снизу вверх заглянул Матвею в глаза, и стало совершенно ясно, что дело вовсе не во сне. — А потом я проснулся. А землетрясение продолжилось. — Матвей все еще не врубался и нахмурился. Какое нахрен землетрясение? — А оказалось знаешь что?
Матвей отрицательно покачал головой, давя ухмылку — Эрик, с печатью интриги на всем хорошеньком личике, был невероятен.
— Не знаю, — сочащимся секретностью голосом ответил Матвей.
— Оказалось, что Мишаня — это мой друг, как ты, наверное, не знаешь — и его альфа не придумали ничего умнее, чем потрахаться на этом соплями склеенном дерьме, имитирующем койки. Это, Матвей, — Эрик всегда называл его именно так, не скатываясь в дерьмовое «Мотя», за которое Матвею хотелось перегрызть горло, — одно из самых отвратных воспоминаний для мемориза. Я лежал и охреневал. Просто даже непонятно, что делать-то: остановить их не могу, слушать все это невыносимо, настилы скрипят, как будто схлопнутся сейчас к чертям. — Он помолчал, успокаивая нервы и спокойно продолжил: — Дождался все-таки перерывчика. Теперь вот кормлю комаров и думаю, как вышло так, что самый главный стесняшка из всех моих знакомых, который в сауне по шею закутывался с одними омегами вокруг, вдруг настолько охренел. Что вы, альфы, с нами делаете? Что у вас там, — он выразительно глянул Матвею на ширинку, — волшебный всасыватель мозгов? Так длина не та.
Матвей заржал:
— А ведь я мог бы и обидеться.
Эрик фыркнул и закатил глаза:
— Ну вот только не ты. Твоей самооценкой можно земной шар укутывать. В несколько слоев. О парниковом эффекте слышал?
Матвей фыркнул в ответ.
Время сгустилось и замерло. Закутало их двоих, как самооценка Матвея Землю, в сюрреалистической концепции Эрика. Даже комары жужжали не так отвратно, будто приглушенно. Эрик вяло отмахивался веточкой, уставившись куда-то в пустоту. Видимо переваривал. Такое своеобразное отупение было понятно. Увидеть друга в подобной ситуации — гаденько, если ты не питаешь каких-то левых чувств. По виду Эрика было ясно — не питает. И все же Матвей не выдержал. Выдал отдающую белой кушеткой фразу:
— О чем ты думаешь?
Сам поморщился, но все же посмотрел на молчащего Эрика — психотерапевт из него всегда был, как пуля из того самого. Даже Лешка периодически ныл, что Пара вожаку требуется в ускоренном режиме — чтобы поддерживать внутристайный микроклимат. Но Эрик, вопреки всем законам логики, не стал ни ржать, ни синхронно морщиться. Повернулся, улыбнулся еле заметно краешком губ и покачал головой:
— Должен о низкокачественном пореве, о падении нравов и всяком таком пиздеце, но… — Он показательно тяжко вздохнул. — Но думаю о том, как же хочется сейчас с тобой потрахаться.
Матвей даже вздрогнул — настолько это было неожиданно, насколько внезапно. Примерно настолько же, как и рванувшее сверху вниз по всему телу безрассудное возбуждение, отчаянное, как и всегда рядом с Эриком, стоило только ему поманить пальцем. Впору пугаться, а не получается. Получается схватить его, потянуть на себя, почти не ощущая веса, найти вслепую губы, хотя Матвей никогда глаз в поцелуе не закрывал.
— А как же «закончить общение»? — Матвей спросил не с целью ткнуть носом, а чтобы прояснить ситуацию, хоть как-то расставить точки.
— Матвей, — слегка задыхаясь, почти шипя сквозь зубы, нервно выдал Эрик, — давай мы потом порассуждаем на эту тему? Готов даже посыпать голову пеплом, — он коротко кивнул на догорающий костер.
Матвей хмыкнул и подхватил его под бедра, поднимая. Затащил Эрика чуть в лес, не столько из-за смущения, сколько из-за несвойственного ему, непонятного нежелания делиться. А того словно с катушек сорвало. Он ерзал, извивался, потираясь твердым членом о Матвеев стояк, облизывал подставленную шею, прикусывал кадык и плечи, чуть не рвал толстовку, стискивая ее в кулаках на спине. Матвей не успевал за ним, терялся в напоре, и это тоже было нихрена непривычно. Дико, если бы на месте Эрика был кто-то другой. Но с ним все становилось органичным, естественным. И Матвей плыл по течению, отдаваясь безмолвным приказаниям. Немного пришел в себя, когда прислонял Эрика к дереву, разворачивал, прогибал под себя. Из-за своего роста Матвей ненавидел эту позу, было некомфортно, а тут вдруг захотел. То ли волк постарался, то ли еще что. И было бы снова неудобно, если бы не Эрик. Инициативный зайка-интеллектуал, даже в вопросах секса. Он подтянулся повыше, обхватил Матвея ногами и выдохнул: