Вторым был коллега Филатова охранник Борис Самусенко. Еще недавно он служил прапорщиком в артиллерийском полку. Когда ему исполнилось сорок пять, а выслуги было на тот момент двадцать семь лет, он решил больше не мотаться по полигонам, а нашел тихую пристань в Ежовске, где устроился охранником на товарную станцию. И когда его спустя некоторое время вызвал к себе один знакомый и предложил подзаработать, Самусенко сразу же согласился – он не видел ничего противозаконного в том, чтобы иногда присмотреть за вагоном или контейнером с каким-либо грузом. Отставному прапорщику сообщали номер вагона и точное время, в которое он должен покинуть территорию станции. И вот один из таких вагонов прямо на его глазах собирались самым наглым образом увести!
– А ну, стой! Стрелять буду! Не двигаться! Куда вагон цепляете? Ему только завтра положено с отправкой!
Гриша медленно повернулся. За его спиной маячила фигура охранника в камуфляже, направляя на него луч мощного фонаря. В другой руке мужик держал дубинку, напоминавшую милицейскую, только покороче. У Гриши все екнуло. Кравченко где-то недоработал.
– Мужик, а не пошел ли бы ты на... – сказал он. – Мне скомандовали, я выполняю.
– Что ты выполняешь? Не пойдет вагон сегодня никуда!
Рядом тенями возникли Толик и Шерхебель.
– А ну, все назад, быстро! – у охранника прорезался голос артиллерийского прапорщика, которым он был почти всю сознательную жизнь. – Стреляю на поражение!
– Во, блин, заладил! – сзади к охраннику подбирался Гнюс с какой-то железякой. – Слышь, мужик, лучше по-доброму – ты нас не видел, мы тебя. А то...
В руке Гришки появился пистолет. Это был выброшенный кем-то на берегу реки после «мокрого» дела «макаров», который Гриша случайно нашел, вычистил, один раз пальнул ради проверки... Он носил его для понта, желая походить на местных парней, членов бригады Буденного, не имевших нужды связываться с такой, как он, мелкой швалью.
– Я сказал, никуда вагон не пойдет! – охранник не разглядел пистолет в темноте. Внезапно он опустил свою дубину прямо на правую руку Григория, и тот сначала не понял, почему через мгновение охранник выронил дубинку, прижал руки к груди, согнулся пополам и тихо осунулся головой вперед. Григорий удивленно поднял пистолет к глазам, учуял кисловатый запах пороха и понял, что только что убил человека. Несколько мгновений он постоял, пропуская через свою душонку этот факт... и потащил из кармана мобильник.
– Павел, немедленно сюда, у нас ЧП, – пробормотал он
Через пять минут начальник охраны был на месте. Он выслушал короткий рассказ Каравашкина, перевернул мертвого охранника лицом вверх и сплюнул:
– Мать его, я так и думал, что он на кого-то работает! Вот только на кого? Уж не на Фому ли? Тогда – звездец... Так, грузи труп в тепловоз! Хотя... Стой, не грузи!
За спинами молча стоявших подельников в тусклом свете станционных фонарей Кравченко увидел медленно приближающуюся фигуру пьяного.
– Черт, это же Филатов! – пробормотал начальник охраны – Я ж его специально напоил да еще и подсыпал кое-что в водку. На хрен лишний свидетель? Он же прямой, как столб фонарный... Думал я, ты в отрубе уже... Крепок, десантник! Даже переодеться сумел. Ну, да ему же хуже... Свалим на него. Действуйте!
– Толик, бутылку! – просипел Гриша.
Толик сперва не понял, потом рванулся в сторону, вытащил откуда-то спрятанную бутылку «чернил», которую «атаман» тут же выхватил у него из рук. Вытер стекло полой ветровки, подошел к неподвижно лежащему Самусенко, стал рядом на колени, размахнулся и расквасил полную бутылку о череп отставного прапорщика. Тот уже и так был мертв. Гриша встал, тщательно протер оставшееся в руках горлышко и, отодвинув стоящего на пути Шерхебеля, подскочил к Филатову. Тот, ничего не соображая, шатаясь, цеплялся за вагон. Оторвав от него руку пьяного десантника, убийца приладил в нее горлышко бутылки, которое Филатов тут же выронил. Палкой Григорий подтолкнул «розочку» к телу охранника. Вытащил пистолет, протер, повторил процедуру, бросил оружие рядом с телом.
– Смывайтесь! – хрипло скомандовал Кравченко – Быстро! Гриша, лезь в свою колымагу. Бумаги на вагон готовы, на выпуске лежат. Вперед!
Компания, сразу протрезвевшая, рванула к проходу, который был проделан в ограде станции, оставив у вагона труп и стоящего на коленях, зачем-то шарящего руками по земле Филатова. Через несколько минут вагон тронулся, и тепловоз на малой скорости потянул его к воротам товарной станции.
* * *
Владельца литейного завода, в адрес которого пришел вагон с оловом, понадобившийся Буденному, разбудил телефонный звонок.
– Это Воскобойников. Вагон исчез. Тот самый.
– Что? Вы с ума сошли? Вместе с людьми?
– Да. И охранник мертвый на станции. Наш охранник.
– Этого просто не может быть! Ошибка в документах, сто процентов! Загнали вагон не на тот путь... А... Охранник... Твою мать... Ищите! Я вас вызову вместе с начальником охраны этой гребаной станции! – Известный бизнесмен, депутат Госдумы Константин Фомин положил трубку. Почесал переносицу и подумал: «Уж не Кайзер ли, сука, постарался?»
Глава 3
– Ой... Ой-ей-ей-ох-хх... М-м-м... – и так в течение нескольких минут. Лежащее поперек кровати тело, издающее нечленораздельные звуки, именовалось бывшим офицером советского десанта, бывшим инкассатором, бывшим электромонтажником, а ныне работником охраны товарной станции Юрием Филатовым.
Общежитие, в котором ему выделили комнату, давно проснулось. По коридору ходили работяги, с этажа, где жили семейные, доносились звуки утреннего выяснения супружеских отношений, короче, все было как всегда.
Нужно было как-то возвращаться к жизни. Рефлексии типа «до чего я дошел» никогда не были свойственны Филатову, но на душе было так гадко, что он, посмотрев на себя в зеркало, чуть не плюнул в рожу самому себе. Опухшее небритое лицо не вызывало положительных эмоций даже, у своего хозяина, чего уж говорить о других. «Эх, Ксения, Ксения...»
... С трудом проглотив яичницу, Филатов встал из-за стола, достал из стенного шкафа старый блокнот, в котором имел обыкновение делать сам от себя заначки. Глянув мельком на заляпанный глиной пиджак, вытащил из шкафа другой, парадный, и отправился в сторону рынка, где с восьми утра опохмеляла страждущих пивнушка под названием «Нива».
Залпом проглотив первый бокал, Филатов наконец-то смог без отвращения смотреть на мир. «Ну вот, исчезла дрожь в руках...» – промурлыкал он про себя.
– Маша, повтори! – протянул он бокал могучей, средних лет крашеной блондинке, хозяйке здешнего заведения.
– Мужики, слышь, на товарной охранника грохнули, – влетел в пивную сухонький, неопределенного возраста Сорока – «погоняло» и фамилия у него совпадали. – Ночью бутылкой по башке дали, потом из пистолета добили. И вагон с оловом увезли.
– На товарной? А что за охранник? – переспросил Филатов, который с трудом помнил, как под утро добрался оттуда до общежития. В смене было много охранников, кое-кого он даже не помнил в лицо.
– Прапор бывший. Не сиделось вот ему, в охрану пошел. Доохранялся.
Филатов перебрал в уме знакомых охранников. Такого вроде среди них не числилось.
– Взяли кого?
– Фиг его знает, там ментов немерено, убийство все ж. И вагон, однако...
Сорока тихонько зашептал что-то на ухо Маше, которая, недовольно поморщившись, налила ему пол бокала пива.
Ну, все, полегчало. Можно было идти в сторону гаража, где он по обыкновению коротал время. Филатов пошел дворами и в узком проходе между сараями нарвался на неприятность.
– Эй ты, х.., сто рублей давай! – заступил дорогу мутноватый парень с недельной щетиной.
– Сам ты это слово, свали в жопу! – воспитанный Филатов мог сказать и покруче, но, попив пива, он был добрый. Он знал в этих дворах почти всех, а вот это рыло видел впервые.
А «рыло» без лишних слов молниеносно врезало Филатову в лоб – точнее, туда, где он находился за миг до того. Десантник успел присесть на корточки, несмотря на замедленную реакцию, распрямился и воткнул два сцепленных кулака в подбородок нахалу.
От филатовского ответа парень ляпнулся затылком о кирпичную стену, но не остыл, а замахал кулаками, выцеживая сквозь зубы матюки. Филатов, получив-таки затрещину, сгруппировался и сгибом среднего пальца правой руки, нацеленным прямо в солнечное сплетение, заставил противника согнуться пополам, после чего, недолго думая, подставил колено и почувствовал, как расплющился и без того не блиставший классической формой нос хулигана. «Су-ука», – выдавил тот, не разгибаясь, Филатов оттолкнул его с дороги и, тяжело дыша после такой разминки, зашагал к гаражу, чувствуя, как на скуле начинает наливаться фингал.
«Стажер» Володя принес на этот раз «чернил», и Филатов удобно расположился в бытовке гаража на пару с Марковичем, которому сегодня ехать никуда не приказывали. И так бы они с течением времени и упились до синих крыс, если бы в бытовку не заглянул совершенно запыхавшийся Коля Шустов, работавший водителем в милиции.
– Юра, блин, на два слова, быстро!
– Ну, чего тебе? – Филатову так не хотелось покидать насиженное место.
– Быстрее, я говорю!
Шустов отвел Филатова в угол и зашептал:
– Где ты ночью был?
– Да что ты прицепился? Был на смене, упился там с Кравченко, потом домой пошел на автопилоте...
– Через пути шел?
– А я помню, что ли?
– Кореш, ты залетел по-крупному!
– Что я, девушка, чтоб залететь?
– Не звезди! Короче, я утром следователей возил, Кольку Нестерова и Свиридова, капитана, так тот говорил, что на тебя показали, будто ты охранника из своей смены на путях замочил! Да и отпечатки вроде твои нашли на разбитой бутылке. И когда прокурор санкцию подпишет, будут тебя брать! Да еще вагон с каким-то оловом со станции исчез.
– Коля, да ты бредишь! – Филатов затоптал окурок. – Первое апреля в следующем году, чтоб ты знал.
– А вот чтоб ты знал: вся ментовка на ногах! Я тебе еще раз говорю, там бутылку нашли разбитую с отпечатками, посылали на экспертизу. Так уже результаты есть...
– Да не пугай ты меня, его ж из пистолета убили, я с утра в пивнухе слышал, а откуда у меня пистолет? Свой последний я год назад выбросил.
– Фил, я тебя предупредил, дальше – дело твое. И чтоб ни живой душе!..
– Ясно... Коля, стакашок вина вмажешь?
– Ну, пошли, не повредит... Только тебе линять пора!
... В общагу Филатов, который не принял к сведению этот полный бред, пришел почти трезвый – не брало его почему-то – и часам к двенадцати понял, что ночь без бутылки он не вытерпит. После того как он расстался с Ксенией, донимали кошмары, и, если не выпить основательно, заснуть Филатов просто не мог. Трезвый ворочался, читал, пока книга не выпадет из рук, но сна было минут на пять, за которые он успевал побывать во всех адовых колодцах Вселенной. Просыпался мокрым от пота – неприятного, липкого ледяного пота, тянулся за ускользающим призраком, метался в постели, часто так орал во сне, что соседи стучали в тонкую стенку.
Филатов оделся, взял на ощупь с вешалки пиджак и, тихонько заперев за собой дверь, отправился в «ночник».
Спускаясь по лестничным пролетам, исписанным всякой непотребщиной, Филатов снова ощутил приближение чего-то неприятного. И «оно» не заставило себя ждать.
На первом этаже, в закутке под лестницей, едва освещенном тусклой грязной лампочкой, происходило изнасилование. Сначала Филатов услышал тяжелое дыхание, хрип и только потом заметил в полутьме подвижный клубок тел. Тот, кто держал женщину за руки, стиснув в кулаке запястья и другой рукой зажимая ей рот, вызверился на него, и Филатов, недолго думая, саданул его носком туфли в выпирающий кадык. Парень захрипел, отпустил женщину и, держась за горло, откинулся к стене. Второй насильник вскочил на колени, ничего не соображая, и в тот же миг в пространстве смешались крик женщины, шум мотора подъехавшей машины, глухой стук ударившейся о стенку двери, топот ног и команда «Стоять!»
В эту ночь Филатов действовал на автомате. Много времени спустя он так и не мог объяснить себе, почему не стал дожидаться милиции, а одним прыжком взлетел на площадку, через выбитое окно выскочил на козырек запасного выхода и тут же исчез в густых зарослях сирени. Ему повезло дважды – милицейский «воронок» был один, подъехал с фасада общежития, а менты не сподобились захватить собаку. Филатов перелез через забор, стараясь не задеть ветки, и тут почувствовал наконец, как мешает ему заляпанный глиной пиджак – именно его он в темноте снял с вешалки. Притаившись около подвального окошка котельной, он сорвал с себя пиджак и бросил вниз, не обратив внимания на глухой стук, с которым тот ударился о трубы.
И опять ему повезло – в мгновение ока по всей улице потухли фонари; уже слыша за собой топот погони, Филатов опрометью кинулся через проезжую часть и скрылся в лабиринтах темных дворов. Теперь он поверил в то, что его решили обвинить в убийстве.
Было прохладно. Филатов постоял с минуту под деревом, свыкаясь с мыслью, что все это не сон и в общагу, равно как и домой, ему идти нельзя. И никуда нельзя. Разве что к кому-нибудь из собутыльников? Они все частые гости местного НКВД. И тут Филатов вспомнил, что вчера, часов в одиннадцать вечера, ему звонил по мобиле Ленька Жестовский, близкий друг, с которым они служили когда-то в Афгане. Леня звонил с КПП своей части, где служил в чине прапорщика. Как раз сегодня он заступал дежурным и звал Филатова бухнуть граммов по триста спиртяги, над которой был в части практически полный хозяин. Спирт использовался для протирки каких-то контактов в радиоаппаратуре... Иногда. Филатов тогда отказался – считалось, что он на дежурстве, лень было пилить через реку, да и спирт воякам выдавали вонючий... Зато теперь он знал, куда идти.
Естественно, на мост, по которому круглые сутки шли машины на Москву и около которого вечно ошивался патруль дорожной милиции, соваться нельзя. Но Филатов не зря прожил в этом городе довольно долго, да и в детстве облазил с пацанами все ежовские зауголья, от средневековых подземных ходов до самых опасных новостроек, где постоянно «падали краны» и «стреляли сторожа». Под мостом, который вел через реку, будто специально для мальчишек, задумавших поиграть «в войнушку», были проложены железные мостки с каким-то кабелем. Бегать по ним было не то чтобы опасно, но как-то не по себе становилось, когда в метре над головой по настилу проносился многотонный грузовик; эти-то мостки и выручили Филатова, давно уже расставшегося с детством...
Филатов проскользнул вдоль стены литейного завода, купленного пару лет назад каким-то думским депутатом, огляделся и, не обнаружив ничего подозрительного, перебежал дорогу и нырнул в заросли. Под мост вела тропинка, в районе которой весь городской алкоголизированный бомонд потреблял «чернила» и «максимку». Глядя под ноги, чтобы не наткнуться на чье-нибудь дерьмо, беглец, подгоняемый утренней сыростью, вскоре очутился у огромного бетонного быка, выщербленного, словно древняя крепостная стена. «Черт, теперь только детство и вспоминать», – пронеслось в голове, когда Филатов ухватился за стальные прутья мостков. Подтянулся и, стараясь не шуметь, побрел над черной рекой. Над головой шумели машины.
Переулки были девственно пусты. Раннее утро не спешило выгонять людей из постелей, и до КПП Филатов добрался без приключений. Отворил тяжелую дверь.
– Дежурный по КПП рядовой Кац! – не открывая глаз, вытянулся разомлевший от сна солдат.
– Где дежурный по части?
– В штабе. Как доложить? – солдат, явно первогодок, начал с трудом приходить в себя.
– Звони, скажи... – Филатов чуть было не назвал свою фамилию, но вовремя спохватился.
– Короче, крути ручку, я сам поговорю.
– Не положено!
– Ладно, скажи, полковник Кудасов прибыл, – это была фамилия заместителя командира части. Так и не проснувшийся солдат с недоверием посмотрел на Филатова, но трубку полевого телефона снял.
– Таня? С дежурным соедини! – вызвал он коммутатор. – Докладывает дежурный по КПП рядовой Кац. Полковник Кудасов прибыл!