виноделов, уксусников;
Выделка кож, изготовление экипажей,
котлов, плетенье веревок,
перегонка, раскраска вывесок,
гашение извести, уборка
хлопка, гальванопластика,
электротипия, стереотипия;
Станок для клепки, строгальный
станок, жнейки, плуги,
молотилки, паровозы;
Повозка возчика, омнибус, ломовой
фургон;
Пиротехника, разноцветный
фейерверк ночью, причудливые
фигуры и струи;
Мясо на прилавке, бойня, мясник в
кровавой одежде;
Загон для свиней, молоток для
убоя, крюк, лохань
ошпаривания, потрошение,
большой нож для разде
молоток упаковщика, кропотливая
зимняя заготовка
свинины;
Помол пшеницы, ржи, кукурузы, риса,
мешки муки в баррел,
в пол и четверть баррела, груженые
баржи, высокие
на пристанях и набережных;
Люди и труд людской на паромах,
железных дорогах, каналах
каботажных судах, рыбачьих
баркасах;
Ежечасный обычный порядок вашей
или другой человеческой
жизни, магазин, склад, депо,
фабрика;
Все это вблизи тебя днем и ночью, о
рабочий, кто б ты ни был,
показывает твою ежедневную
жизнь;
В этом, в них тяжелейшая весомость
гораздо больше, чем
считаешь, и гораздо меньше;
В них подлинная сущность, в них
поэмы для тебя и для меня.
В них, не только в тебе - ты и твоя
душа объемлет все
независимо от оценки;
В них развитие к лучшему, в них все
темы, намеки, возможности.
Я не утверждаю, что видимое вами
вокруг - бесполезно,
не советую вам остановиться,
Я не отрицаю значения того, что вы
считаете значительным,
Но я говорю, что ничто не ведет к
более великому так, как ведет
все это.
<>
6
<>
Вы ищете где-то вдали? Вы наверное
назад вернетесь,
В самых знакомых вещах находя самое
лучшее или только
хорошее,
В людях, самых близких к вам,
находя самое нежное, сильное и
дорогое;
Счастье и знанье не где-то в другом
месте, а здесь, не в другое
время, а сейчас;
Мужчина - в том, кого вы видите и
касаетесь, всегда в другом
брате, ближнем соседе, женщина -
в матери, в любимом,
в жене;
Народные вкусы и труд первенствуют в
поэмах и во всем.
Вы, рабочие и работницы наших
Штатов, владеете чудесной
мощной жизнью.
И все остальное уступает место
людям, таким, как вы.
Если б псалом пел вместо певца,
Если б проповедь проповедовала
вместо проповедника,
Если б кафедра, поднимаясь,
двигалась вместо резчика,
украсившего ее резьбой,
Если б я касался тела книг ночью или
днем и они прикасались
к моему телу,
Если б университетский курс убеждал,
как спящая женщина
и ребенок,
Если б позолота свода улыбалась, как
дочь ночного сторожа,
Если б акты ручательств отдыхали в
креслах напротив, как мои
друзья,
То тогда б я протянул им руку и
прославил их так же, как
мужчин и женщин, подобных вам,
МОЛОДОСТЬ, ДЕНЬ, СТАРОСТЬ И
НОЧЬ
Молодость, щедрая, страстная,
любвеобильная - молодость,
полная сил, красоты, обаянья,
Знаешь ли ты, что и старость придет
столь же красива, сильна,
обаятельна?
День, горячий, роскошный,
сияющий - день с великолепным
солнцем, полный движенья,
стремлений, смеха,
За тобой идет ночь, у ней миллионы
солнц, и сон, и живительный
сумрак.
ИЗ ЦИКЛА "ПЕРЕЛЕТНЫЕ
ПТИЦЫ"
ПИОНЕРЫ! О ПИОНЕРЫ!
Дети мои загорелые,
Стройно, шагом, друг за другом,
приготовьте ваши ружья,
С вами ли ваши пистолеты и
острые топоры?
Пионеры! о пионеры!
Дольше мешкать нам нельзя,
Нам идти в поход, мои любимые,
туда, где бой всего опасней,
Мы молодые, мускулистые, и весь
мир без нас погибнет,
Пионеры! о пионеры!
Ты, западная молодежь,
Ты неустанная, горячая, полная
гордости и дружбы.
Ясно вижу я тебя, ты идешь с
передовыми,
Пионеры! о пионеры!
Что же старые народы?
Утомились, ослабели, и их урок
пришел к концу, там,
за дальними морями?
Мы их ношу поднимаем, их работу
и их урок,
Пионеры! о пионеры!
Старое осталось сзади,
Новый, краше и сильнее, свежий
мир, могучий мир,
Мы в этот мир ворвемся с боем, в
мир похода и труда!
Пионеры! о пионеры!
Мы бросаемся отрядами
По перевалам и над кручами, по
дорогам неизведанным,
Напролом, в атаку, грудью
завоевать и сокрушить.
Пионеры! о пионеры!
Мы валим древние деревья,
Мы запруживаем реки, мы шахтами
пронзаем землю,
Прерии мы измеряем, мы
распахиваем нови,
Пионеры! о пионеры!
Мы родились в Колорадо,
Мы с гигантских горных пиков, мы
с сиерр, с плато высоких,
Мы из рудников, из рытвин, мы с
лесных звериных троп,
Пионеры! о пионеры!
Из Небраски, из Арканзаса,
Мы из штатов серединных, мы с
Миссури, в нас кровь
заморских наших предков,
Мы с товарищами за руку, мы
северяне, мы южане,
Пионеры! о пионеры!
Все смести, снести с пути!
О любимые, о милые! Грудь от
нежности болит!
Я и радуюсь и плачу, от любви я
обезумел,
Пионеры! о пионеры!
С нами знамя, наше знамя,
Поднимите наше знамя,
многозвездную владычицу,
все склонитесь перед нею,
Боевая наша матерь, грозная, во
всеоружии, ее ничто не сокрушит,
Пионеры! о пионеры!
Дети мои, оглянитесь.
Ради этих миллионов, уходящих в
даль столетий, напирающих
на нас,
Нам невозможно отступить или на
миг остановиться,
Пионеры! о пионеры!
Дальше сжатыми рядами!
Убыль мы всегда пополним,
мертвых заместят живые,
Через бой, через разгром, но вперед,
без остановки,
Пионеры! о пионеры!
Все живые пульсы мира
Влиты в наши, бьются с нашими, с
западными, заодно,
В одиночку или вместе,
направляясь неустанно в первые ряды
для нас,
Пионеры! о пионеры!
Многоцветной жизни
зрелища,
Все видения, все формы, все
рабочие в работе,
Все моряки и сухопутные, все рабы
и господа,
Пионеры! о пионеры!
Все несчастные влюбленные,
Все заключенные в темницах, все
неправые и правые,
Все веселые, все скорбные, все
живые, умирающие
Пионеры! о пионеры!
Я, моя душа и тело,
Мы, удивительное трио, вместе
бродим по дороге,
Средь теней идем по берегу, и
вокруг теснятся призраки,
Пионеры! о пионеры!
Шар земной летит, кружится,
И кругом планеты-сестры, гроздья
солнц и планет,
Все сверкающие дни, все
таинственные ночи, переполненные
снами,
Пионеры! о пионеры!
Это наше и для нас,
расчищаем мы дорогу для
зародышей во чреве,
все, что еще не родились, ждут,
чтобы идти за нами,
Пионеры! о пионеры!
И вы, западные женщины!
Старые и молодые! Наши матери и
жены!
Вы идете вместе с нами
нераздельными рядами,
Пионеры! о пионеры!
Вы, будущие менестрели,
Затаившиеся в прериях, скоро вы
примкнете к нам, нам спое
ваши песни.
(А певцы былого века лягте в гроб
и отдохните, вы свою работу
сделали.)
Пионеры! о пионеры!
Не услады и уюты,
Не подушки и не туфли, не
ученость, не комфорт,
Не постылое богатство, не нужны
нам эти дряблости,
Пионеры! о пионеры!
Что? Обжираются обжоры?
Спят толстобрюхие сонливцы? И
двери их наглухо закрыты?
Все же скудной будет наша пища, и
спать мы будем на земле,
Пионеры! о пионеры!
Что? уже спустилась ночь?
А дорога все труднее? и мы устали,
приуныли и засыпаем
на ходу?
Ладно, прилягте, где идете, и
отдохните до трубы,
Пионеры! о пионеры!
Вот она уже трубит!
Там, далеко, на заре - слышите,
какая звонкая?
Ну, скорее по местам - снова в
первые ряды,
Пионеры! о пионеры!
^TТЕБЕ^U
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты
идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен,
уйдет у тебя из-под ног и под
руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье
твое, и твой дом, и одежда
твоя, и слова, и дела, и тревоги,
и веселья твои,
и безумства - все ниспадает с
тебя,
И тело твое, и душа отныне встают
предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне
от работы, от купли-продажи,
от фермы твоей и от лавки, от
того, что ты ешь, что ты
пьешь, как ты мучаешься и как
умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на
плечо возлагаю, чтобы ты
стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
"Многих женщин и многих мужчин
я любил, но тебя я люблю
больше всех".
Долго я мешкал вдали от тебя,
долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить,
тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам
гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один
понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе,
ты и сам не был справедлив
к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один
не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания,
я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни
господина, ни бога: над тобою
лишь тот, кто таится в тебе
самом.
Живописцы писали кишащие
толпы людей и меж ними одного -
посредине,
И одна только голова была в
золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до
одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от
мужских и от женских голов
вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о
твоих величавых и славных
делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам,
проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были
всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя
обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья
- чем обернулись они?)
Но посмешище это - не ты,
Там, в глубине, под спудом
затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не
увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и
привычные будни, и конторка,
и дерзкий твой взгляд
скрывают тебя от других и от самого
себя, - от меня они не скроют
тебя,
бритые щеки, нечистая кожа,
бегающий, уклончивый взгляд
пусть с толку сбивают других -
но меня не собьют,
Пошлый наряд, безобразную позу,
и пьянство, и жадность,
и раннюю смерть - я все
отметаю прочь.
Ни у кого нет таких дарований,
которых бы не было и у тебя
Ни такой красоты, ни такой
доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья
такого, какие есть у тебя.
И какие других наслаждения ждут,
такие же ждут и тебя.
Никому ничего я не дам, если
столько же не дам и тебе,
Никого, даже бога, я песней моей
не прославлю, пока
не прославлю тебя.
Кто бы ты ни был! иди напролом и
требуй!
Эта пышность Востока и Запада -
безделица рядом с тобой,
Эти равнины безмерные и эти реки
безбрежные - безмерно
безбрежен и ты, как они,
Эти неистовства, бури, стихии,
иллюзии смерти - ты тот,
кто над ними владыка,
Ты по праву владыка над
природой, над болью, над страстью,
над каждой стихией, над
смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и
ты видишь, что все хорошо
Стар или молод, мужчина или
женщина, грубый, отверженный
низкий, твое основное и главное
громко провозглашает себя
Через рожденье и жизнь, через
смерть и могилу, - все тут
ничего не забыто! -
Через гнев, утраты, честолюбье,
невежество, скуку твое Я
пробивает свой путь.
ФРАНЦИЯ
(18-й год наших Штатов)
Великое время и место,
Резкий, пронзительный крик
новорожденного, который так
волнует материнское сердце.
Я бродил по берегу Атлантического
океана
И услышал над волнами детский
голос,
Я увидел чудесного младенца, он
проснулся с жалобным плачем.
от рева пушек, от криков,
проклятий, грохота рушившихся
зданий.
Но я не устрашился ни крови,
струящейся по канавам, ни трупов,
то брошенных, то собранных в
кучи, то увозимых в телегах,
Не отчаялся при виде разгула
смерти, не убоялся ни ружейной
пальбы, ни канонады.
Бледный, в суровом молчании, что
мог я сказать об этом взрыве
давнего гнева?
Мог я желать, чтоб человек был
иным?
Мог я желать, чтоб народ был из
дерева или из камня?
Чтобы не было справедливого
воздаяния времен и судьбы?
О Свобода! Подруга моя!
Здесь тоже патроны, картечь и топор
припрятаны до грядущего
часа,
Здесь тоже долго подавляемое
нельзя задушить,
Здесь тоже могут восстать наконец,
убивая и руша,
Здесь тоже могут собрать недоимки
возмездья.
Потому я шлю этот привет через
море
И не отрекаюсь от этих страшных
родов и кровавых крестин,
Но, вспомнив тоненький плач над
волнами, буду ждать
терпеливо, с надеждой,
И отныне, задумчивый, но
убежденный, я сохраню это великое
наследство для всех стран мира.
С любовью обращаю эти слова к
Парижу,
Где, надеюсь, найдутся певцы, что
поймут их,
Ведь должна быть жива во Франции
музыка тех лет.
О, я слышу, как настраивают
инструменты, скоро звук их
заглушит враждебные голоса,
Я надеюсь, что ветер с востока
принесет к нам торжественный
марш свободы.
Он достигнет сюда, и, от радости
обезумев,
Я побегу перелагать его в слова,
воздать ему славу, -
И еще пропою тебе песню, подруга
моя.
ГОД МЕТЕОРОВ
(1859-1860)
Год метеоров! Зловещий год!
Закрепить бы в словах иные из
твоих деяний и знамений,
Воспеть бы твои девятнадцатые
президентские выборы,
Воспеть бы высокого седого
старика,
взошедшего на эшафот в
Виргинии.
(Я был совсем рядом, молчал, сжав
зубы, наблюдал,
Я стоял возле тебя, старик, когда
спокойно и равнодушно,
дрожа только от старости и
незаживших ран, ты взошел
на эшафот.)
Воспеть бы, не жалея слов, твои
отчеты о всеобщей переписи.
Таблицы населения и
производства, воспеть бы твои корабли
и грузы,
Гордые черные корабли,
прибывающие в Манхаттен,
Одни набитые иммигрантами,
другие, те, что идут с перешейка, -
золотом,
Спеть бы обо всем этом,
приветствовать всех, кто сюда прибывав
Воспеть бы и вас, прекрасный
юноша! Приветствую вас, юный
английский принц!
(Помните, как вздымались валы
манхаттенских толп, когда
проезжали с кортежем из пэров?
Я тоже был в толпе, преданный вам
всем сердцем.)
Не забуду воспеть чудо, корабль,
входящий в мой залив.
Четкий и величавый "Грейт
Истерн" плыл по моему заливу,
в нем было шестьсот футов,
Он входил в гавань, окруженный