'Впрочем, как знать, может, судьба еще не столкнула меня с настоящими рыцарями, ‑ но даже эта мысль не придала мне желания встретиться с кем‑нибудь из знати. Я уже начал разворачивать лошадь, чтобы поискать себе другое место, когда у меня за спиной раздалась поясняющая реплика Джеффри: ‑ Это жонглеры!
‑ Жонглеры? Что они тут делают, в кустах? Представление дают?!
Мое оживление неприятно удивило телохранителя, что было нетрудно заметить по его кислому выражению лица.
‑ Не знаю. Стоянка, наверно. Может, кашу варят.
‑ Поехали, посмотрим! ‑ я снова повернул коня в сторону цветного пятна среди зелени.
‑ Милорд! Это же бродячие актеры! Воры и еретики! Отец Бенедикт не раз говорил, что через них Враг рода человеческого смущает души истинных христиан!
‑ Джеффри, это глупо… это же просто люди! Они прыгают, стоят на голове, жонглируют шарами!
‑ Как скажете, милорд.
Мой оруженосец и телохранитель в одном лице являл собой преданного слугу и отличного бойца, да и смекалкой с хитростью не был обделен, но его слепая вера и суеверия, которыми он был напичкан доверху, частенько раздражали меня. Хотя в тоже время я прекрасно понимал, что он, человек своего времени, мог только видеть окружающий мир через мелкое сито народных суеверий и проповеди священников. Человечество в те времена ходило по земле в трепете и боязни, так как над его головой находились Небеса, а под ногами прятался Ад. Отсюда все проявления природы или человеческой жизни могли быть даны только в двух вариантах: рука Божья или искушение Дьявола.
Выехав на поляну, я увидел около десятка человек, ходящих колесом, стоящих на руках, жонглирующих деревянными шарами. Жалкая одежда, которая была на них, говорила крайней бедности, так же как и их шатер, чьи яркие краски давным‑давно выцвели и поблекли, а заплат и чиненых прорех, было на нем не меньше чем на латаной одежде артистов. Правда, в следующую секунду, я заприметил несколько тюков, лежавших у стенки шатра. Из одного из них торчал угол струнного музыкального инструмента, а из другого свешивался широкий пояс, украшенный блестящими металлическими бляхами, а также торчал кусок ярко‑красного камзола. На самом краю поляны, чтобы не мешать репетировать свои номера артистам, горел костер, над которым исходил паром, закопченный котел. Рядом стояла средних лет женщина и деловито помешивала в котле деревянной палкой. Полностью отдавшись тренировке, артисты не сразу среагировали на трех вооруженных всадников, выехавших из‑за кустов, поэтому мне еще с минуту удалось понаблюдать за акробатом, расхаживающим на руках, и полюбовался отточенными движениями жонглера, посылавшего в небо ярко раскрашенные деревянные шары. Перевел взгляд на следующего артиста, раскручивающего веревку с грузом на конце… Мать моя! Да это же…! Вот еще один! И еще! Я удивленно переводил свой взгляд с одного узкоглазого лица на другое и никак не мог поверить своим глазам. Китайцы в средневековой Англии! Какого черта они тут делают?! Я понял бы, если бы встретил их… в Константинополе, или в Индии, но в Англии… В своем чрезмерном удивлении я даже повернулся к Джеффри и спросил: ‑ Ты видишь?! Это же китайцы! Как они сюда попали?!
Тот не понял причину моего восторженного удивления и невозмутимо ответил: ‑ Вижу, господин. Не знаю, как они называются, потому, что никогда раньше не видел желтолицых людей, зато видел оливковую кожу мавров и черную ‑ эфиопов.
'Действительно, ‑ подумал я, ‑ чего я так удивляюсь? Ведь плавают купцы по разным странам. Правда, тут есть странность. Какого черта этих троих занесло за тысячи километров от своего Китая? Хм! Загадка!'.
Мой интерес к китайцам не прошел не замеченным, ни для самих китайцев, ни для других артистов. Основная их часть тут же подалась в сторону, сбившись в отдельную группку у шатра.
'Ишь как четко разделились! Мы сами по себе, они сами по себе. Похоже, у этих жонглеров с акробатами уже были проблемы из‑за китайцев, ‑ отметил я про себя, наблюдая за своеобразным маневром артистов. ‑ И что теперь?'.
Не успел я придумать, что им такое сказать, чтобы успокоить, как артист ‑ жонглер шарами, в полосатых штанах, отделившись от собратьев, юркнул в шатер. Затем полог откинулся и на свет вышел самый настоящий гигант с отлично развитой мускулатурой. Одет он был в штаны, похожие на шаровары, и в ярко‑зеленую жилетку, выставляя напоказ широкие плечи, выпуклую грудь и чугунные шары бицепсов. Сломанный не раз нос и решительные глаза человека, привыкшего к опасности, говорили о его неукротимом нраве, а прямая, словно рубленная, линия рта придавала его лицу выражение крайней жесткости. В его лице и движениях не ощущалось той настороженности, которая чувствовалась в других актерах, зато в манерах и облике просматривался скрытый, завуалированный вызов. Обежав глазами всех и оценив ситуацию, он вышел вперед, чуть склонил голову, изобразив поклон, а после чего обратился ко мне: ‑ Добрый сэр, мы странствующие актеры и жонглеры! До этого мы выступали с большим успехом в Сент‑Олбансе, теперь отправляемся в Мидлтон, где завтра открывается ярмарка! Многие герцоги, маршалы и рыцари, единодушно уверяли, что никогда не видали столь изящного и благородного зрелища, как наши выступления!
Затем он замолчал в ожидании моей реакции.
'Блин, еще одна непонятная ситуация! Что этот громила от меня хочет?! А главное: чего они все переполошились?! ‑ я уже начал злиться, не понимая, что происходит, а главное, что они хотят от меня.
Джеффри, глядя на мое недовольное лицо, положил руку на рукоять меча, как бы недвусмысленно говоря: будет приказ ‑ буду убивать! Хью, даже не пытаясь понять, тут же повторил жест телохранителя, положил руку на рукоять топора. При виде решительных действий моих людей кое‑кто из актеров начал бросать взгляды на близлежащие кусты, намечая себе путь отступления.
‑ Э‑э… как тебя там…
‑ Питер 'Силач', сэр!
‑ Слушай, Питер, а что вы так всполошились?!
Мне не нужно было смотреть в сторону Джеффри, чтобы увидеть на его лице тень недовольства. Он считал, что его господин свободно обращаясь с людьми, стоящими ниже себя, тем самым, унижает себя.
‑ Да все эти китаи, господин, ‑ при этом он небрежно ткнул рукой в сторону маленькой группы китайцев. ‑ Многие, увидев их, сразу спрашивает: не являются ли они слугами Врага человеческого, посланными в наш мир, чтобы смущать души честных христиан. А сколько раз святые отцы были готовы проклясть нас из‑за них! Ваша милость, вы не подумайте ничего худого ‑ мы добрые христиане! Ходим в церковь и чтим отца нашего, Господа Бога! А эти…они прибились к нам четыре месяца назад. Поверьте мне, господин, если бы я узрел, что они совершают хоть один богомерзкий обряд, сам бы им головы пооткручивал, как цыплятам! Господин…!
‑ Все! Вопрос закрыли!
‑ Что закрыли, добрый сэр?!
Я раздраженно отмахнулся от него, как от назойливой мухи и повернулся к Джеффри: ‑ Давай поедим.
‑ Слушаюсь, господин.
‑ Отъедем к тем кустам, в тень. Там и устроимся.
‑ Слушаюсь, мой господин.
Не успел я завернуть коня, как за спиной раздался голос Питера 'Силача': ‑ Добрый господин! А с нами как?!
‑ Что тебе еще?!
‑ Благородный господин! Наше искусство требует большой точности и мастерства, мы не можем и дня пропустить, не упражняясь в нем, для чего отыскиваем какое‑нибудь тихое, укромное местечко и делаем привал. Если, ваша милость, не будет против, мы бы продолжили наши упражнения.
‑ Продолжайте!
В следующую секунду артисты снова рассыпались по поляне. Зазвучала музыка и разноцветные шары полетели в синее небо. Китайцы, до этого хмуро стоящие, вернулись к своим цирковым номерам. Я слез с лошади и усевшись на подстеленный Хью плащ, стал наблюдать за тренировкой артистов, а бывший арбалетчик стал пластать ножом кусок запеченной свинины и ломать хлеб, в то время как Джеффри стоял позади меня, неся охрану своего господина.
‑ Господин, извольте кушать, ‑ пригласил меня к импровизированному столу Хью, после чего принялся откупоривать баклагу с вином.
Когда мы были наедине, мое общение с Джеффри проходило проще, без четкого разделения 'слуга ‑ господин', но в присутствии посторонних, кто бы тот не был, он тут же превращался в вышколенного слугу. Мой телохранитель не был умным в обычном понимании этого слова, но в нем была природная сметка, звериная хитрость и осторожность, что ставило его выше таких людей, как Хью. Таких было подавляющее большинство. Они были просты, наивны и весьма недалеки, принимая окружающий их мир с его законами как церковную догму. Китайцы же никак не вписывалась в мировоззрение обычного человека, а потому были обречены быть изгоями.
Я ел и смотрел на них. Не трудно было понять, почему Питер до сих пор не избавился от китайцев, которые приносили ему немало неприятностей. Ведь их внешний вид и необычные номера привлекали толпы зрителей, а значит и деньги. Взять хотя бы номер китайца с веревкой, на конце которой было закреплено нечто похожее на наконечник копья. В умелых и мускулистых руках, веревка то извивалась, как змея, скользя над землей, то взлетала подобно птице в небо. Двое других китайцев репетировали свой номер на пару. Один аккомпанировал, другой двигался под музыку. Но как двигался! Это было нечто похожее на кун‑фу. Точно! Оно! Мое увлечение восточными единоборствами пусть и было недолгим, но я успел прочитать пару популярных книг и посмотреть несколько документальных фильмов на эту тему, только поэтому я мог понять, что этот каскад акробатических трюков представляют собой комбинацию базовых комплексов… Как же он называется, этот комплекс… А! Вспомнил. Таолу! Точно! Накрутили сюда акробатики и сделали музыкальное сопровождение. А что, впечатляет! Наблюдая за ними, я вскоре заметил, что не только они привлекли мое внимание, но и моя персона их также заинтересовала. Нет‑нет, да скосит на меня взгляд, то один, то другой китаец. Впрочем, на нас, время от времени, бросали взгляды и все остальные актеры. Проверить на всякий случай, довольны ли господа и не тянутся ли их руки к мечам.
Сейчас я во все глаза смотрел на китайца, раскручивающего свою веревку во всех направлениях. Металлический груз, похожий на дротик, закрепленный на конце веревки, метался из стороны в сторону, переходил из одной плоскости в другую, выписывал просто невозможные восьмерки и петли. Казалось, вот‑вот и он обовьется или вокруг руки, или заденет землю ‑ но нет! Он продолжал летать около человека как живое, но вполне прирученное существо. Наконец, китаец позволил веревке намотаться на руку, остановив ее стремительное движение. Я подумал, что он завершил свою тренировку, но оказалось, что это не конец. Китаец неторопливо направился к дереву, растущему на краю поляны, по пути сорвав цветок. Его непонятные и в тоже время интригующие действия меня всерьез заинтересовали. Дойдя до ствола, он закрепил в коре сорванный им цветок на уровне человека и пошел обратно. Отойдя метров на семь, раскрутил наконечник копья с такой силой, что груз, превратившийся в размытое пятно, стал издавать низкий гудящий звук, наподобие недовольной пчелы. Я напрягся в ожидании, чем же артист закончит свой номер. И дождался. Словно выдернутое из воздуха лезвие молниеносно метнулось вперед и, пронзив цветок, вошло на треть в ствол дерева.
‑ Ну, прямо Шаолинь какой‑то! ‑ я просто не смог сдержать своего восторга. ‑ Молодец, китаец!
На какое‑то мгновение все артисты на поляне замерли при моих словах, пытаясь понять, что выкрикнул господин, но, поняв, что это не ругательства и не угрозы, продолжили свою тренировку. Китаец, чей трюк произвел на меня такое большое впечатление, тем временем аккуратно смотал свое нехитрое приспособление и сел, скрестив ноги, в двух шагах от костра с кипящей похлебкой. Вслед за ним у огня потихоньку начали собираться у костра остальные артисты. Когда я понял, что больше ничего интересного не будет, то откинулся на траву и закрыл глаза. Проснулся оттого, как кто‑то осторожно тряс меня за плечо.
‑ Ваша милость. Ваша милость. Пора ехать.
‑ А… Хорошо, Хью.
Тот отошел к своей лошади и стал подтягивать подпругу. Я сел. Потянулся. Костер уже догорал. Вся труппа, за исключением китайцев, отдельной группой сидевшей поодаль, расположилась в живописных позах вокруг костра с кружками в руках. Время от времени чья‑то кружка поднималась в воздух и тогда женщина, стоявшая, за их спинами, с большим кувшином в руках, наполняла ее. Груда пустых мисок и лежавший на боку опорожненный котел довершали картину конца обеда. Заметив, что я проснулся, Питер 'Силач' вскочил на ноги и встал, выжидающе глядя на меня.
‑ Джеффри!
Тот, оторвавшись от укладывания остатков провизии в одну из дорожных сумок, обернулся в мою сторону.
‑ Кинь им монету!
Голова телохранителя склонилась в легком поклоне, но я все же успел заметить гримасу досады на его лице. Что за прихоть появилась у господина ‑ впустую разбрасываться деньгами! Если бы шлюхе, а то ведь какой‑то голытьбе, чуть ли не порождениям дьявола! Прочитав это на его лице, я усмехнулся про себя. Встал и осмотрелся. Все было уже убрано Хью и Джеффри в седельные сумки. Оставалось только вскочить на коня ‑ и в дорогу! Только поставил ногу в стремя, как услышал за спиной негромкие голоса. Резко обернулся. Шум был вызван препирательством Питера 'Силача' с китайцами, которым тот попытался преградить дорогу. Джеффри сделав несколько шагов стал рядом со мной. Пальцы сомкнуты на рукояти меча. Хью с топором в руке стал чуть позади и левее от меня. Я, в свою очередь, с любопытством наблюдал за развитием инцидента, пытаясь при этом понять, что могло его вызвать. Неожиданно их спор сменился воплем боли гиганта, после чего тот, рухнул как подкошенный на колени, прижимая руки к животу.
'Черт! Неужели ножом ткнули?!'.
Из‑за широкой спины Питера 'Силача' я не видел, что с ним произошло на самом деле, но эта мысль первой пришла мне в голову, правда, тут же исчезла, когда увидел, что один из китайцев низко кланяется поверженному гиганту, после чего все трое аккуратно обошли его, направляясь ко мне. Ни у одного из них ничего похожего на холодное оружие не было.
'Похоже, один из них здоровяка в нервный узел ткнул! Мастер кун‑фу, блин!' ‑ мелькнула догадка, вслед за ней, рука сама, словно бы невзначай, легла на рукоять меча, но те, не доходя до меня метра три, остановились и низко поклонились, после чего один из них упал на колени, несколько раз поклонился, касаясь лбом травы, затем сказал, не поднимая глаз от земли: ‑ Добрый господин! Могу ли я, ничтожный червь, задать вам несколько вопросов?