– Город! – крикнул голос издалека, и еще больше смеющихся голосов послышалось с другого конца конюшни.
Я сильно нахмурился на Боба, и ждал.
– Нет никакой хитрости, Муравей, – Боб пытался сдержать смех, – Лошади знают, что ты новенький. Я говорил тебе, да, что каждая – отдельная личность, все они разные. Но все они голодны по утрам. Они не будут терпеливо ждать, пока ты войдешь и поставишь миску на пол. Тебе надо показать им, кто здесь босс.
Для начала это был хороший совет. Но чем дольше я входил в стойла, тем больше меня толкали и цапали. Боб сказал, что со временем станет лучше. Я надеялся.
Дальше, всем лошадям нужна вода. Слава Богу, здесь был шланг, и не надо было ходить вперед-назад к пруду и таскать ее ведрами. Я украдкой подошел к шлангу, огляделся, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и немного полил холодной водой свою бедную спину. Стоял сентябрь, но день был теплым, и я уже запарился. Когда бы я ни взглянул на часы на стене, они показывали, что прошло только десять минут! Блять! Время ползет как черепаха!
– МЕЙСЕН! – позвал меня Боб снова, и я забыл, что Мейсен – это я. Боб наверняка подумал, что я умственно отсталый, раз он меня позвал, а я не отзываюсь.
Боб вручил мне вилы и лопату, и с усмешкой сказал, – Пора убирать навоз в стойлах.
Затем он улыбнулся шире и ждал, пристально разглядывая меня. Он с наслаждением наблюдал, как я смущаюсь. Может, он запал на Шэрон и ревнует ее ко мне, или что-нибудь в этом роде.
– Что это ОЗНАЧАЕТ? – спросил я, чувствуя себя еще большим придурком, не в состоянии скрыть своего презрения и разочарования.
Другие мужчины выпускали лошадей из стойл, выводя их через двойные двери в конце ряда, к огромному земляному загону, на котором не росла трава. А другие взбирались на них и ездили верхом по кругу.
– Ты говорил, ты не ездишь верхом, да? – спросил он.
– На лошадях? – спросил я, смутившись, – Нет.
– Если ты ездишь верхом, можешь помогать с занятиями на улице, – сообщил Боб, – Но сейчас тебе выгребать лопатой дерьмо. Мы все прошли через это. К сожалению, новенькие делают всю грязную работу. Ничего личного.
Без проблем. Я делал грязную работу последние шесть лет своей жизни. Я сказал себе, что скорее стану убирать за лошадьми дерьмо, чем то, что я обычно делал для Виктории.
Боб передал мне тачку, и открыл первое стойло, на котором я прочитал «Бам Бам».
Повсюду на сене виднелись огромные лепешки лошадиного говна. Я старался не дышать и не морщиться.
– Собирай навоз и складывай его в тачку, – сказал мне Боб так, словно я был слабоумным, – Если сено мокрое, значит оно обоссано. Мокрое тоже складывай в тачку. Сделай, чтобы здесь было чисто и сухо; если понадобится еще, ну, ты знаешь, где оно, ага?
Я ничего не мог поделать со своим взглядом. В этот момент я хотел его смерти.
– Да, – я усмехнулся и прищурился, раньше, чем осознал, что делаю.
– Ладно, – Боб улыбнулся, все еще по-дружески, как и обычно, – Ты делай здесь, а я пойду дальше.
– Здесь? – я осознал, что здесь около 30 стойл, и мне выгребать их одному.
– Да, – сообщил Боб, – И не ленись, Шэрон НЕНАВИДИТ тех, кто плохо выгребает дерьмо. Лошади могут заболеть или подхватить инфекцию, если не чистить им стойла.
И сейчас мой желудок снова скрутило. Я знал, что это. Страх разозлить леди-босса. Эй, на этот раз я копаюсь в себе.
Coloring outside the lines. Глава 2 (часть 2)
– Да пошел ТЫ, – пробормотал я про себя, убедившись, что Боб не слышит.
Затем я начал передразнивать Боба.
– О, тебе ПОНРАВИТСЯ, МУРАВЕЙ! Не БЕСПОКОЙСЯ НИ О ЧЕМ!
Это заставило меня немного улыбнуться, время побежало быстрее, и я забыл о своей ноющей спине и ногах; я весь промок в лошадином ссы-колоне, стоя в нём весь день, а от усиливающейся жары моя фланелевая рубашка неуютно прилегала к телу. Здесь что – нет кондиционера?
Я знал, что это неправильно, особенно с моим прошлым, но мне хотелось сорвать с себя всю одежду до последней нитки, и битый час поливаться из шланга. И сразу же мне стало стыдно. Может, в душе я по-прежнему шлюха, в какой бы обстановке я ни находился. Я был избалованный и ленивый, как черт. Господи, я слабак. Это мой новый шанс, чудо, о котором я молился и которое ПОЛУЧИЛ… и мне уже мало. Я был рад, что Белла не видит меня сейчас.
Я решил стараться сильнее и не думать о собственном дискомфорте. Сделай это для Кэти и Беллы, говорил я себе.
Часа через два, когда я почти закончил с тридцатым стойлом, я услышал, что люди и лошади возвращаются. О, здорово. Я только что все вычистил, а они сейчас снова все засрут.
Мне казалось, что я мокрый насквозь. Шляпа приклеилась к голове, а мои симпатичные кожаные ковбойские ботинки не просто были отвратительны, и измазаны в грязи и дерьме, они еще жали мне ноги. Болью отдавала каждая кость и мускул на моем теле! И, я уже говорил, что ВОНЯЮ как МОЧА?
Короче, я был близок к тому, чтобы расплакаться. Я посмотрел на часы и увидел, что только 9:13 утра! ВЫ НАЕБЫВАЕТЕ МЕНЯ? Мне казалось, что я пробыл здесь две недели! У Кэти только начались занятия в 9 утра! Интересно, как она там? Я клянусь, если какой-нибудь ребенок обидит ее или будет ее дразнить, я оторву ему голову!
Да, Виктория, смейся над своей задницей, ты, сука! Я тебя слышу.
Боб подошел ко мне сзади, когда я развеивал сено в последнем углу.
– Хорошая работа, Мейсен, все нормально, – заверил меня Боб с оттенком гордости в голосе.
Господи, этот маленький комплимент заставил меня чувствовать себя лучше? Я чуть не кинулся к нему на руки.
– Да? – я чувствовал, что сияю, вцепившись в черенок вил, чтобы не упасть.
– Да, очень хорошо, – сказал Боб, – Просто завтра шевелись чуть побыстрее, и все.
Моя радость померкла. Шевелиться быстрее? После сегодняшнего меня придется буксировать.
– Ладно, перерыв окончен, – Боб щелкнул пальцами перед моим носом, – Пора чистить лошадей.
ПЕРЕРЫВ? Я что – что-то пропустил? У меня сейчас был ПЕРЕРЫВ? Может, он говорил о моей долбанной спине? (в английском существительное «перерыв» и глагол «ломать» – break – это одно и то же слово; Эдвард намекает на то, что Боб заметил, что у Эдварда болит спина – прим.пер.) И только за это я возненавидел Боба с новой силой. Я решил, что наши отношения всегда будут между любовью и ненавистью. Он был моей новой Викторией.
Я потащился за Бобом, как за мамкой, ощущая пустоту и онемение внутри, глаза уставились вперед, как два пустых шара. Господи, мне это так знакомо. С одной лишь разницей – на мне нет ПОВОДКА!
Мы решили начать с жеребца по кличке Аполлон. Боб накинул ему на голову кожаные ремни, чтобы можно было удержать его на месте, пока мы будем его чистить (по описанию похоже на уздечку, просто, Эдвард, видимо, не знает, как это называется – прим.пер.).
Боб начал показывать мне, как расчесывать узлы на хвосте у Аполлона. У него было множество гребней и щеток. Боб пропустил длинный черный хвост коня сквозь пальцы, словно это были волосы прекрасной женщины.
Я действительно пытался не гримасничать. Надеюсь, у меня получалось.
Затем он сказал мне брать по маленькой прядке волос на хвосте и аккуратно расчесывать каждую прядь, пока весь хвост не будет расчесан. И стоять сбоку, и НИ ЗА ЧТО не позади лошади. Я не понял, почему, но спрашивать не стал. Боб уже подшучивал надо мной по этому поводу.
Я запомнил, для чего каждый из трех скребков. Боб дал мне попробовать самому, но стоял сзади и подсказывал. Он велел мне начать с шеи Апполона, и чистить его круговыми движениями. Это мне понравилось. Казалось, лошади нравятся мои действия. Мне бы тоже понравилось, если бы кто-то играл с моими волосами или причесывал их… ух, теперь я сравниваю себя с лошадью. Сделайте мне лоботомию. Сегодня же напишу Санте.
И, что забавно, пока Боб стоял рядом, лошадь вела себя хорошо. Меня не проведешь. Этот конь был один из тех, кто вел себя как полный придурок, когда я кормил его утром. Я понял, что сержусь на лошадь; раньше я думал, что лошади – такие милые создания, но теперь я знаю, что это самые подлые твари на планете!
Я понял, как чистить лошади морду, мокрой губкой, почистить вокруг глаз, вытереть ноздри, которые, кстати, были очень интересными; я понял, как поднимать ей копыта и счищать с них грязь и мелкие камни. Пару раз конь чуть не лягнул меня в лицо, но я делал, как говорил Боб, и крепко держал копыто, пока лошадь не успокоится, а потом можно было легко зажать его между ног и делать свое дело. И я даже не думал о том, как ужасно, что копыто одного из коней зажато между МОИМИ ногами. Но никто не лягнул меня по яйцам, и я подумал, что кто-то наверняка стоит сзади и наблюдает за мной.
И я понял, как находить на лошади следы пота, и как их счищать с лошадиной шкуры. На этом родео хотели, чтобы лошади были чистыми и выглядели идеально, потому что они сами принимали участие в шоу.
Я понял то, что Боб говорил об индивидуальности каждой лошади, когда вычистил немалую их часть. Некоторые были милыми и нежными, даже несколько игривыми со мной, пока я работал. А другие были грубыми, пытаясь усложнить мне жизнь, ржа на все лады, словно смеясь надо мной.
Один из них, по кличке Псих, навалил дымящуюся кучу прямо у моих ног, пока я чистил ему задницу! И был этим невероятно доволен.
Я думаю, что теперь понял, почему не надо стоять прямо позади лошади.
– Ты мне не нравишься, – проскрипел я, пока он весело и истерично мотал головой.
– Дорогой Боб…– ворчал я про себя, когда взялся за шланг и повернул его к своим ногам, – Так приятно с тобой работать,… но с сожалением сообщаю тебе, что у меня внезапно появилась аллергия на лошадей…
И когда холодная вода успокоила меня, когда я наполовину избавился от навозной вони, я понял, что это просто несбыточная мечта. Я не могу бросить эту работу. Ее мне назначила полиция. И я застрял здесь, в роли лошадиного прислужника.
Я сдержал всхлип, когда осознал это. Господи, я как девчонка! Я пытался взяться за старое и снова подлизывался, сделав при этом счастливое лицо.. Я надеюсь, здесь есть кто-нибудь плохой, кто заставит меня работать. Я бы это сделал.
После того, как я закончил поливать себя из шланга, и был весь мокрый ниже пояса, появился Боб.
Отлично!
– Мейсен, надо купать лошадей, а не себя! – он непринужденно хихикнул.
Я снова бросил на него свирепый взгляд, и уже был готов уйти прочь, когда в моей голове раздался голос Виктории.
– Ты, бесполезная маленькая СУКА, – кричала она мне, шлепая по лицу, – Ты, МУДАК! Убери весь этот бардак и прекрати так смотреть на меня!
Я опустил глаза и с облегчением вздохнул.
– Прости, Боб, – сказал я едва слышно, – Я исправлюсь. Я все вымою.
– Все в порядке, Муравей, – он улыбнулся, – Так бывает. Ты в норме?
– Да, Боб, все хорошо, – повторил я с сердечностью робота.
– Если тебе жарко, сними рубашку, – Боб размышлял над моей дилеммой.
Нет, я не могу. Я думал, опустив глаза в пол, о том, что я весь в шрамах – следах от кнута Рэйвен. Они зажили, но не исчезли совсем. Я едва мог снять рубашку перед Беллой. И НИКОГДА не снимал перед Кэти. Мы ходили купаться на пруд через три дня после того, как переехали, и я купался в футболке, и чувствовал себя полным дураком.
– Мне не жарко, все нормально, – сказал я по-прежнему покорным тоном, молясь, чтобы он не понял, как сильно мне приходится сдерживаться.
– Ты вспотел! – Боб почти снял с меня шляпу и увидел, что мои волосы мокрые, и тогда я набросился на него.
– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! – зарычал я и так крепко стиснул челюсть, что думал, она сломается. Я зажмурился, не желая видеть, как он кладет на меня свои руки.
Я ждал… и не чувствовал его прикосновений. Я застыл в таком положении на минуту, и он ничего не говорил, а я не двигался.
Наконец он сказал самым спокойным голосом, какой я только слышал, – Прости. Это моя вина. Я забыл. Заканчивай.
Я почувствовал, как меня отпускает, когда он исчез, и глаза подернулись пеленой. Отлично! Снова ебаные слезы. Какого черта со мной не так? Мне нужна доктор Белла ПРЯМО СЕЙЧАС!
А только около полудня! Сколько еще часов я должен здесь быть? Я хотел сбежать… унести свою задницу отсюда так далеко, как только возможно. Но куда я побегу?
Я сморгнул и почувствовал влагу на лице. Я проигнорировал это, и пошел убирать навоз за Психом, и потом, когда я закончил его мыть, можно было идти к следующей лошади, и кошмар начинался заново.
Боб, наверно, сейчас пошел распускать сплетни, какой этот новый парень неженка. Мне было все равно. Я ни с кем из них не собирался водить дружбу.
Я украдкой осмотрелся в надежде, что Шэрон не появится и не надерет мне задницу. Не знаю почему, но мне действительно не хотелось ее разочаровывать.
Кэти, должно быть, сейчас на ланче, думал я, пока споласкивал Психу задницу.
Я надеюсь, она ест в приятной компании… надеюсь, она заводит друзей.
Я повел Психа в загон и привязал его там, не отводя от него глаз, пока шел, и закрыл дверь, запирая ее полосой металла, а затем вылез через дыру в двери.
– Правильно тебя назвали, – сказал я, будучи в безопасности по ту сторону от двери. Он просто смотрел на меня, заставляя двигаться.
Я собирался пойти и открыть следующую дверь, к лошади по кличке «Не Чеши Меня», когда сзади раздался крик Боба.
– МЕЙСЕН! – позвал он.
Если он так часто будет звать меня Мейсеном, я поверю, что это мое настоящее имя.
– Да? – я повернулся к нему, чувствуя, как невольно опускаются глаза.
– Вот и я, Муравей! – пошутил он, крутя своим пальцем у лица.
Я заставил себя поднять глаза, радуясь, что смотрю на него счастливо и беспечно.
– Так-то лучше, – он усмехнулся, – Время ланча.
Я чуть не заплакал.
Но вслух сказал лишь «О, окей». Голос звучал абсолютно глухо. Я даже не узнал его.
Я не знал, где здесь некое подобие столовой, но я знал, что не хочу сидеть там и есть рядом с остальными. Я был грязным, и вонял дерьмом и мочой. И все еще был очень мокрым.
– Ух, мы можем поесть на улице, – Боб махнул мне рукой, и я пошел за ним. Я подумал, может, он читает мои мысли, и, может, он был прав. Может, он тоже все обдумал и понял.
– Хороший денек, – объяснил он, открывая холодильник и вручая мне мою коробку с ланчем, – И, может, если поедим достаточно быстро, окунемся в озере.
Звучало божественно, но я понял, что мне придется окунаться в одежде. Я по-прежнему хотел окунуться, но знал, что тут же полетят слухи о том, какой я болван. Я не понимал, почему меня это волнует. Да, конечно же. Я жажду одобрения. Белла говорила мне это однажды.
Я уже начал выдумывать истории о том, какой классный у меня был день, и что я расскажу ей, когда приду домой. Кэти захочет послушать милые истории про лошадок. Я начал их выдумывать, пока мы шли в обратную сторону, оставив позади огороженные загоны и поля. К счастью, в поле зрения не было ни одной лошади.
Привет, я Эдвард Каллен, и я ненавижу лошадей. О Господи, Кэти убьет меня, даже за то, что я ДУМАЮ так!
Вдвоем мы шли прочь от конюшен, пока не дошли до милого маленького озера. Солнце стояло в зените, и я подумал, что здесь даже ЖАРЧЕ, чем на конюшне.
Боб сел на траву и стал снимать свои рабочие ботинки, его коробка с ланчем лежала слева.
Я просто стоял и наблюдал за ним, как идиот. Мне это не нравилось. Поблизости никого… что, если он начнет снимать рубашку? Может, я смогу извиниться и уйти.
– Давай, Муравей, – Боб снял второй ботинок, затем носок, – Я знаю, что у тебя болят ноги.
– Да, – сказал я, словно это было очевидно.
– Тогда поторопись, – он улыбнулся, – Ланч длится около 40 минут. А потом мы снова пойдем кормить лошадей.
Угх. Они что, только едят? Я не мог себе представить, что на меня нападут 30 раз подряд.
Боб рассмеялся, увидев что-то на моем лице.
– Будет лучше, Муравей, – заверил он меня, словно знал это, – Расслабься. Я не кусаюсь.
Я хотел извиниться. Я хотел признаться ему во всем и сказать: «Мне жаль, что я такой». У него хорошие намерения, он хороший человек, а я веду себя так, словно он собирается меня изнасиловать, только потому, что кто-то другой сделал это со мной. Наверно, ни один их этих парней не притронется в этом смысле к другому, даже если ты приставишь пушку к его голове.