Наследница - Ефиминюк Марина Владимировна 2 стр.


После несчастного случая я плохо ориентировалась в пространстве, иногда путала право и лево и могла заблудиться, просто выйдя на прогулку до реки. Тогда Кастан привез украшение со следящим кристаллом, созданное знакомым ему магом, и дуэнья в любой момент по карте, специально приколоченной к стене, могла определить, где я нахожусь.

– Мне правда жаль, Глэдис, – отозвалась я и тут же указала пальцем в глубь дома. – Ты же не оставишь меня спать на улице, правда?

Она пропустила меня в холл.

– Суним Стомма дожидается вас в гостиной уже три часа! – отрезала она. – Какие у вас могут быть дела, что вы уехали на целый день? Я думала, что с ума сойду от беспокойства!

– Так, может, не надо было его вызывать? – прошептала я.

Глэдис демонстративно цыкнула, развернулась на каблуках и, чеканя каждый шаг, направилась в сторону кухни.

– Не дуйся, Глэдис! – бросила я ей спину.

– Ужин в восемь! – Дуэнья не оглянулась. – Сейчас принесу чай!

Когда я вошла в гостиную, то обнаружила Кастана стоявшим у моей письменной доски. С непроницаемым видом он просматривал неосторожно оставленный мною блокнот, куда я записывала бесконечные слова и фразы, заполонявшие сознание. Точно назойливые пчелы, они гудели в голове и не затихали, пока не оказывались переложенными на бумагу.

Я тихонечко кашлянула, давая знать о своем появлении, и мужчина оглянулся в мою сторону. Не знаю, кто из нас испытывал большую неловкость: Кастан, из-за того что залез в чужой дневник, или я, из-за того что страницы этого самого дневника вместо записанных воспоминаний занимала нечитабельная абракадабра.

– Подозреваю, что на уроках словесности у меня были отличные отметки, – нервически пошутила я. – Иначе, откуда у меня такой богатый словарный запас? Наверняка я уже переплюнула составителя Большого Алмерийского словаря.

Мы одновременно посмотрели в сторону книжного шкафа, где на верхней полке тесно прижимались кожаными боками разноцветные блокноты, исписанные мною после побега.

– Уверен, что по сравнению с тобой он школяр, – подхватил шутку Кастан и протянул руки для приветствия.

Я сжала его теплые большие ладони влажными пальцами. Мне сколько угодно можно было трогать руки, но обрывки общих воспоминаний вспыхивали в голове только при прикосновении к лицу. Видимо, в прошлом я тщательно скрывала и контролировала проявления дара. Возможно, считала его изъяном.

– Тебе не стоило приезжать по первому требованию Глэдис, – произнесла я. – Наверняка ты сейчас сильно занят.

– Куда ты ездила? – перебил он.

– В газетных листах говорят, что твоему брату предложили должность мэра в Гнездиче? – сделав вид, что не услышала вопроса, учтивым тоном продолжила я. – Ты тоже думаешь переехать в провинцию?

– Не пытайся вести со мной светские беседы, – отрезал Кастан. – Я понимаю, что ты заговариваешь мне зубы.

– Мне не нравится, что ты приехал только для того, чтобы устроить мне разнос за рассеянность. – Я театрально приложила руку к груди: – Обещаю, что теперь не стану снимать следящий кристалл даже в умывальне.

На некоторое время мы замолчали.

– Я приехал не из-за Глэдис. Твоя мачеха подала Его Высочеству прошение о том, чтобы тебя признали погибшей, – без предисловий и подготовок вдруг огорошил меня Кастан, словно ему было столь невыносимо тащить груз дурной вести, что он не желал, но все равно его выронил. – Мне искренне жаль, но времени больше не осталось. Через три месяца пройдет официальное оглашение завещания, и ты должна воскреснуть, Анна, пока они не оставили тебя с одной парой туфель.

Новость обрушилась на меня, как ледяной водопад, подмяла под себя. В голове, как проклятые, закружились бессмысленные слова.

…Плющ, оконная решетка, чердак, клавесины, огонь.

– Мы знали, что этот день когда-нибудь наступит. Так ведь? – Я надеялась, что сумела скрыть, сколь пугающей казалась мне перспектива столкнуться нос к носу с реальностью. Виски ломило.

Я резко выдохнула, пытаясь потушить мысленную речевую карусель, возникавшую во время любого нервического напряжения.

– Все нормально, я справлюсь. Ты же видишь, что мне гораздо лучше. По крайней мере, я знаю родственников по гравюрам и не перепутаю имен.

…Синий бархат, фарфоровое лицо, серебристая пыль.

Кастан нахмурился, словно услышал мое мысленное жонглирование фразами. Невольно я проследила за его задумчивым взглядом и осознала, что он рассматривал мои руки. Сама того не подозревая, я до крови расковыряла на большом пальце заусенец.

– У меня есть к тебе просьба, – после долгого молчания произнесла я. – Я хочу, чтобы ты собрал досье на одного человека. Возможно, ты его даже вспомнишь. Его зовут Владислав Горский.

В тишине, обрушившейся на комнату, раздался оглушительный грохот бьющейся посуды. Мы резко оглянулись. Прижимая руки ко рту, в дверях застыла испуганная Глэдис, у нее под ногами валялись серебряный поднос и черепки чайного сервиза. По наборному паркету растекалась лужа.

– Простите, – пробормотала Глэдис и поспешно принялась собирать осколки.

– Я помогу, – предложила я, стараясь не задумываться о том, почему при упоминании имени Владислав у моего близкого друга вытянулось лицо. В том, что мои опекуны его знали, не оставалось никаких сомнений.

Некоторое время единодушное молчание нарушал лишь звон осколков, складываемых на зеркальную поверхность подноса.

– Расскажете, почему имя Владислава Горского испугало вас? – сидя на корточках, тихо произнесла я и посмотрела на Кастана. – Что меня связывало с ним?

– Ты встречалась с сунимом Горским? – сдержанно отозвался судебный заступник.

– Случайно. Я вспомнила, где находится его дом, но не ожидала там застать хозяина. Влад сделал вид, что мы почти незнакомы.

Неожиданно Стомма усмехнулся какой-то непонятной мысли и спросил:

– Что ты хочешь знать о нем?

– Все. – Я помогла Глэдис поднять поднос с расколоченным сервизом. – Я хочу знать о нем все.

– А если его досье окажется полным неприятных сюрпризов?

– Ну, я же не могу исправить прошлое? – дернула я плечом.

Кастан уехал от нас, когда за окном густела ночь и улицы тихого поселка, не знакомые с магическим освещением, утонули в беспросветной темноте. Сидя перед зеркалом, я следила, как Глэдис терпеливо расчесывала мои длинные волосы. От яркого блеска магического кристалла казалось, будто вокруг головы светился нимб.

– Почему ты никогда не рассказывала мне о нем? – спросила я, рассматривая дуэнью сквозь отражение. Глэдис тут же догадалась, что речь идет о Владе. На мгновение расческа замерла в воздухе, а потом снова длинные острые зубцы прошлись по золотой волне.

– Мне почти ничего не известно о том мужчине, но знаю, что вы сильно ссорились с сунимом Вишневским из-за него. Владислав Горский ему совершенно не нравился, но вы не слышали никаких увещеваний…

Она резко осеклась, вскинулась. Наши взгляды встретились, и в лице Глэдис вспыхнуло понимание, что еще минуту назад я не догадывалась о том, кем на самом деле являлся для меня Влад.

– Наш роман закончился плохо?

Дуэнья помолчала, а потом все-таки приз-налась:

– Насколько я понимаю, он и не заканчивался. Вы забыли сунима Горского, как и всех остальных.

* * *

Я схватилась за влажный от утренней росы молоточек на двери в дом Владислава Горского, но постучаться решилась не сразу. Звук вышел глухим, негостеприимным, и на него никто не вышел. Я ударила молотком еще, уже настойчивее и смелее, так, чтобы хозяева услыхали меня даже в дальних кладовках. И снова тишина в ответ.

Не придумав ничего лучше, я вытащила из ридикюля блокнот и быстро накарябала:

«Дайте шанс вас вспомнить. Мой адрес… Анна».

Выдрав листок, я сложила его вчетверо и воткнула в дверь, но уходить не торопилась. Ради несостоявшегося свидания с прошлым мне пришлось два часа протрястись в карете и хотелось хотя бы спокойно рассмотреть двор. Вдруг что-нибудь вспомнится?

Присев на краешек деревянного лежака, откуда на ночь кто-то убрал одеяла, я окинула старый дом долгим взглядом. В нем явно жили люди скромного достатка. Не поэтому ли мы ссорились с отцом? Хотя из разговоров с Глэдис у меня сложилось впечатление, что он снобом не был, да и Ева, его вторая жена, до замужества определенно не принадлежала к высшему обществу и титулов не носила, а работала дуэньей. Если быть точнее, моей дуэньей.

Неожиданно в тишине раздался звук открываемой двери, и у меня екнуло сердце. Записка слетела на пол, и на нее немедленно наступила начищенная до блеска туфля. Замерев, я следила за тем, как Влад нагнулся и, недоуменно нахмурившись, поднял послание. Секундой позже его взгляд остановился на мне и похолодел. Начиная краснеть, как робкая институтка, я сжала в руках ридикюль и медленно поднялась.

– Здравствуйте, – мой несмелый голос точно прозвучал со стороны.

– Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала сюда приезжать? – резко спросил он.

– Я же обещала, что буду появляться здесь каждый день, пока не вспомню.

Ничего не ответив, Влад решительным шагом направился к воротам. Он оставлял меня один на один с запертым домом!

– Простите, что я забыла вас! – громко вымолвила я ему в спину, и Горский резко остановился, точно ударился в невидимую стену. – Простите, что до сих пор не могу вас вспомнить! Наверное, для вас было шоком, когда я сначала пропала и вдруг появилась три месяца спустя. Вот так, как ни в чем не бывало. Простите, что мне никто не рассказал о вас, а я не спрашивала, хотя ваше имя снова и снова всплывало у меня в голове.

Он сунул руки в карманы, развернулся. В его лице неожиданно светилось высокомерие.

– Если вы поможете мне, расскажете о том, что между нами было. Я уверена, что смогу вспомнить.

– Вспомнить? – Влад нехорошо усмехнулся и стал медленно приближаться ко мне.

В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Он подошел так близко, что я невольно попятилась и со всего маху неловко уселась на лежак. Положение человека, смотревшего на собеседника снизу вверх, делало меня уязвимой.

Он склонился, и наши глаза оказались на одном уровне.

– Что ты хочешь обо мне вспомнить?

– Мы любили друг друга? – Я для чего-то прижала сумку к груди, как щит, подсознательно пытаясь отгородиться от нависавшего надо мной мужчины.

– Мы? – Он высокомерно усмехнулся. – Точно нет.

– Лжец.

– Но ты ведь это не можешь знать наверняка, так ведь, Анна?

– Но ведь я могу и проверить…

Секундой позже моя ладонь легла ему на щеку, и за миг перед тем, как утонуть в нашем общем видении, я успела заметить, как обжигающий лед его глаз неожиданно потеплел.

…Петля заколдованного замка щелкает в гнезде, и темноту разрезает голубоватая вспышка. Это огромное нахальство повесить круглый навесной замок на перила Королевского моста, откуда, как на ладони, виден Алмерийский дворец, но я уверена, что Его Высочество простит мне хулиганство. Принц испытывает ко мне слабость и прощает все, даже возмутительную дерзость.

– Ты знаешь, что его невозможно снять? Не боишься так сильно рисковать? – Влад смотрит со снисходительной улыбкой.

Он не разделяет удушающего сумасшествия, охватывающего меня. Он всегда раздражающе спокоен и собран, а мою грудь разрывает от клокочущих внутри чувств. Кажется, я даже не могу улыбаться.

Пытаюсь пальцами обхватить запястье Влада, но рука слишком мала, чтобы обвить его полностью, как кольцом. Разрыв выглядит тревожно. Искать во всем знаки – это признак любви?

– Я хочу стать твоим замком, – шепчу я…

Убрав руку от лица Влада, я вернулась в реальность. Густое и насыщенное воспоминание кружило голову, как крепкое вино, и впервые за много времени в ней не осталось места ни для одного проклятого слова.

– Не веди себя как мерзавец. Ты не такой, – прошептала я. – Я уверена, что не смогла бы влюбиться в мерзавца.

– Ты слишком мало знаешь о самой себе. – С короткой улыбкой он протянул мне зажатый между пальцами сложенный листочек с адресом. – Прощай, Анна.

Влад ушел, оставив меня наедине с украденным воспоминанием и старым домом с темными окнами. Прежде чем уйти, я настырно вернула записку на место.

* * *

На три дня столицу и пригород накрыло серыми низкими тучами. Окрестности маленького особнячка омывал дождь, стучал по крыше, змеился по оконным стеклам. Ветер гнул и трепал деревья, и со второго этажа было видно, как косые потоки ливня, бьющие по фермерским полям, от каждого порыва подергивались видимыми невооруженным глазом волнами. И как только серая хмарь истончилась, в прорехах показались несмелые солнечные лучи, а грязь на размытых глинистых дорогах стала подсыхать, у нашего дома остановилась незнакомая карета.

Не веря собственным глазам, я припала к окну, и когда дверца открылась, то, сама того не желая, задержала дыхание. Однако из экипажа появился смутно знакомый тип, высокий и худой, в недурственном камзоле и в высоких сапогах.

– Генри? – игнорируя сжавшееся от разочарования беспардонное сердце, припомнила я приятеля, живущего в доме Владислава.

Он сильно удивился, когда увидел на пороге меня, и вместо приветствия брякнул:

– А лакей?

– У нас нет лакея, – для чего-то оповестила я, вдруг остро почувствовав пустоту особняка, ведь, едва распогодилось, Глэдис отправилась в город. – Что вас привело к нам?

Генри покосился на притолоку, где поблескивал вживленный в дерево магический амулет, не пускающий в дом нежданных гостей. Насколько мне было известно, подобный кристалл стоил баснословных денег, но Кастан настоял на магических рамках ради нашей с Глэдис безопасности. Понимая, что без приглашения войти все равно не сможет, гость прочистил горло и объявил:

– Откровенно говоря, я здесь в качестве посыльного.

Он протянул знакомый сложенный вчетверо листочек, и у меня загромыхало сердце. Я схватила записку, развернула и с жадностью прочитала короткое послание, оставленное сразу под моим письмом.

«Я жду тебя».

– Почему Влад не приехал сам? – подняла я глаза от записки.

– Вы исчезли, забыв с ним попрощаться, так что будьте к нему чуточку снисходительнее, Анна.

– Мне надо переодеться, – решилась я на поездку. – Вы можете подождать в доме.

– Не переживайте о моем комфорте, я вполне способен посидеть в экипаже, – церемонно отказался от приглашения Генри и указал большим пальцем назад, намекая на заляпанную грязью карету.

Застегивать бесконечный пуговичный ряд, пудрить лицо, накладывать на губы розовую помазулю тонкой кисточкой нервными, нетерпеливыми руками было страсть как неудобно. Закончив со сборами, я остановилась у высокого зеркала. Из отражения на меня смотрела ярко накрашенная высокородная дама в дорогом бархатном платье и с несуразной маленькой шляпкой, приколотой к светлым волосам.

…Нелепая, смешная, претенциозная.

Разозлившись, я сорвала головной убор, вылезла из вычурного наряда, смыла краску с лица, надела простое дорожное платье. Вернулась из коридора, чтобы нацепить следящий кристалл, на столике в холле оставила письмо для Глэдис и вышла из дверей. К моему огромному удивлению, золотые карманные часы с острыми стрелками показали, что сборы заняли всего десять минут.

Генри с неуклюжей обходительностью помог мне усесться в карету, и все равно, когда я забиралась, то испачкала подол. В экипаже пахло кислым вином, словно кто-то разбил целую бутыль, а в незашторенное окно струилась дождливая прохлада, и я пожалела, что не взяла шаль.

Некоторое время мы в полном молчании тряслись по размытой дороге, но вдруг у Генри вырвался странный смешок. С удивлением я обратилась к попутчику. Он кусал кулак, стараясь подавить приступ хохота, и мне стало не по себе.

– Генри, что вас рассмешило?

– Я много лет мучаюсь вопросом, почему стоит произнести имя Влада Горского, как даже умницы превращаются в безмозглых гусынь?

Назад Дальше