В том же загоне содержались и другие звери, и теперь они ревущим, рычащим, свистящим потоком вырвались наружу. Мое неожиданное появление на спине самого большого животного привело зрителей в изумление, потому что на ярко освещенную сцену легла необычная тишина. Если бы я не появился, звери набросились бы на кучку безоружных рабов и разорвали бы их когтями и клыками. Но мое появление изменило положение. Во-первых, мой зверь был так рассержен унизительным положением верхового животного, что не обратил никакого внимания на осужденных и продолжал дикими прыжками метаться по арене, пытаясь сбросить меня со спины. Его действия беспокоили остальных животных, вырвавшихся за ним из загона. Это были самые разные и невероятные чудовища: чешуйчатые рептилии с длинными змееобразными шеями, прыгавшие на задних лапах, как помесь тиранозавра с кенгуру. В гневе мой конь метался среди них, нанося удары мощными лапами. Одна рептилия оказалась у него на пути, и он разорвал ей горло мощным движением клыкастой челюсти.
Запах крови привел всех остальных в неистовство. Очевидно, их в ожидании праздника не кормили несколько дней или даже недель. Не обращая внимания на людей, они набросились на тело своего товарища и разорвали его на куски.
Потом обратились друг к другу, рвали и кусали, длинные змеиные шеи извивались, клыки сверкали, они наполняли воздух свистящими криками, похожими на свист парового гудка.
Я наконец извлек свою шпагу и старался ударить зверя. Он отдаленно похож на колоссального тигра, но почти двадцати футов в длину, с хлещущим хлыстообразным хвостом, украшенным цепью роговых лезвий, которые превращали хвост в смертоносное оружие. Похожей на тигриную была и рычащая морщинистая морда с горящими глазами. Но здесь сходство кончалось. Потому что чудовище покрыто алой шерстью, а из плоского низкого лба торчали два фантастически изогнутых рога. Эти особенности, вместе с жесткой гривой, больше всего похожей на стоячий воротник, какой носили джентльмены елизаветинской эпохи, превращали зверя в кошмарное чудовище. Я узнал в нем по описаниям, которые слышал раньше, дельтагара, одного из самых опасных и ужасных хищников джунглей.
Шпага рвала его шею и плечи, наносила порезы, но густая шерсть и стальные мышцы мешали нанести смертельный удар. Наоборот, раны только разъяряли зверя. Пена показалась на его пасти, обрызгала шерсть у горла, и его свистящие крики стали совершенно безумными.
В ярости зверь прыгнул на стену, со всех сторон окружавшую арену. На мгновение огромная алая кошка повисла тут, царапая когтями верхушку стены. Зрители с криками разбегались, топча упавших. Очевидно, они считали, что в следующее мгновение дельтагар приземлится прямо среди них. Я увидел королевскую ложу. Здесь, с бледным красивым лицом, на котором застыло выражение удивления и ярости, сидел принц Тутон под навесом с королевским гербом Занадара.
А рядом, глядя на меня широко раскрытыми от изумления глазами, Дарлуна, в шелковом платье, в волосах драгоценные украшения.
Но уже в следующий момент я был слишком занят, чтобы смотреть на что-нибудь.
Удачный удар шпаги наконец достиг жизненных центров зверя. Точный удар в основание черепа, где спинной мозг соединяется с головным, уложил его.
Он растянулся во всю длину на утоптанном песке арены. Я успел отскочить, чтобы меня не раздавило чудовищным весом. Поднявшись, я впервые смог целиком увидеть чудовище, на котором ехал верхом, и если бы не был уже потрясен, мог бы упасть в обморок. Дельтагар был огромен – ужасен! Представьте себе трех взрослых бенгальских тигров, соединенных вместе, вооруженных клыками размером с мачете, и вы представите себе чудовище, на которое я приземлился во тьме.
Осужденные бежали ко мне по арене. И впереди всех блестящая фигура моего друга Коджи. Я сорвал плащ и бросил Кодже меч-хлыст, который все время нес на спине.
Он испробовал лезвие, свистнув им в пыльном воздухе, который пах кровью, потом и зловонием дельтагара. У нас не было времени ни на одно слово, даже если бы мы смогли расслышать друг друга сквозь оглушительный рев толпы и яростные крики зверей. Но он в молчаливой благодарности сжал мне руку.
И тут мы увидели поразительное зрелище.
Пленники, осужденные на смерть вместе с Коджей, были пестрой толпой. Среди них и бумажнокожие черноволосые занадарцы, и несколько смуглых чак юл, разбойников с горящими глазами и бесцветными волосами, и даже несколько безволосых, с алой кожей, людей из Яркой Империи Перуштар. У всех пустые глаза, удрученный вид, и ясно было, что их морили голодом, избивали и вообще обращались с ними очень плохо. Но теперь у них появился шанс вырваться на свободу, и они за него ухватились.
Воспользовавшись суматохой, они бросились на занадарских солдат, которые пытались справиться с разъяренными зверями. В секунду три или четыре стражника лежали на песке, а полуодетые пленники обратились к остальным с оружием упавших в руках. Я обрадованно переглянулся с Коджей, и мы не стали тратить времени, присоединившись к неравной схватке. Стражники сытые, натренированные, они вооружены лучше голодных рабов. Но это не имело значения. У рабов впереди только ужасная смерть, им предстояло погибнуть в челюстях чудовищ на арене для развлечения жителей Занадара, поэтому они сражались отчаянно, безрассудно, так, как не может сражаться человек, не знающий отчаяния.
И вмешался еще один фактор. Стражники только защищались. А пленники сражались за то, что драгоценнее самой жизни, – за свободу. Поэтому они неизбежно должны были победить. Так и случилось. За время, меньшее, чем я об этом рассказываю, половина солдат была убита, затоптана или тяжело ранена, а остальные, бросая оружие и шлемы, бежали к веревкам с узлами, которые все еще свисали со стен и по которым солдаты спустились на арену. Мало, очень мало сумели до них добраться.
По веревкам устремились победители, вооруженные брошенным оружием солдат. И так как амфитеатр был заполнен вопящими бегущими зрителями, рабы легко смешивались с панической толпой, и я уверен, многие нашли путь к убежищам Нижнего Города.
Что касается меня – у меня была другая цель.
Я поднялся по веревке на стену и побежал по каменным ступеням между рядами сидений. Коджа следовал за мной по пятам. Я бежал к королевской ложе. Потому что Тутон и Дарлуна оставались в ней, не в состоянии пробиться сквозь толпу.
Вот у меня и шанс спасти огненноволосую принцессу Шондакора от этой предательской свиньи, которую она считает другом! А также возможность сразиться с этим коварным принцем Города-в-Облаках и отомстить за унижение, испытанное от его рук, когда мы впервые скрестили шпаги.
Тогда я был утомлен, ранен и вооружен совершенно незнакомым оружием. Он разгромил меня, но что гораздо хуже, он насмеялся надо мной, унизил меня, заставил выглядеть нелепым в глазах женщины…Женщины, чью дружбу и уважение я стремился заслужить.
Долгие часы утомительного каторжного труда у колеса на «Небесной чайке», в убожестве рабских бараков Занадара, недели своего вынужденного пребывания в гостях у учителя фехтования Лукора я мечтал о том, как снова встану с ним лицом к лицу, со шпагой в руке.
И это время пришло.
13. НА ОСТРИЕ ШПАГИ
Дарлуна вскрикнула от изумления, когда я перепрыгнул через низкое ограждение королевской ложи. Я улыбнулся и приветствовал ее обнаженной шпагой.
– Мы снова встретились, принцесса, – заметил я. Она глядела на меня со смесью удивления и гнева, а может, еще и чуточку облегченной радости было в ее взоре, потому что мне казалось, она не желает мне зла.
– Джандар – ты? – удивленно спросила она. – Ты убил дельтагара и вызвал восстание рабов?
Я улыбнулся и кивнул. Все как я и ожидал. Кожа моя покрыта отбеливающим веществом, взятым у друга Лукора из театра, волосы выкрашены черной краской, и принцесса не знала, что это я, пока не увидела мое лицо вблизи. Голубые глаза, неизвестные среди туземных рас Танатора, выдавали меня. И я чувствовал, почему она удивлена. По предыдущим встречам и из-за различных недоразумений между нами она считала меня хитрым и предательским мошенником или отъявленным трусом.
Но вот я перед ней в героическом облике!
Ей это должно показаться неразрешимым противоречием. Но ее спутник в королевской ложе испытывал другие чувства. Сзади послышался тягучий голос Тутона, и я, отвернувшись от принцессы, увидел насмешливое лицо принца.
– Итак, варвар вернулся? – усмехнулся он. – Я считал, что тебя отправили на черную работу, соответствующую твоему низкому положению и поведению!
За снисходительностью я чувствовал его гнев. И решил попробовать вывести его из себя, прежде чем мы скрестим оружие.
– Кроме принцессы Дарлуны и одного джентльмена, я в этом городе благородных людей не встретил, – спокойно ответил я. – А что касается тебя, то твое намерение продать королевскую гостью ее величайшему врагу, Черному Легиону, выделяет тебя из всех жителей города.
Глаза его сузились, бледные щеки вспыхнули. По изумленному лицу Дарлуны я понял, что он, разумеется, все переговоры с Арколой из чак юл вел в тайне от нее. Он смотрел на меня холодным яростным взглядом, и его мурлыкающий голос утратил лоск и стал хриплым от угрозы.
– Попридержи язык в присутствии принцессы, парень, и перестань изрыгать презренную ложь, или… – он положил сильную белую руку на рукоять шпаги, – возможно, урок цивилизованного поведения, который я тебе дал, недостаточен, и мне придется еще поучить тебя!
Я рассмеялся.
– Да, я помню, как ты легко победил меня, когда мы встречались в последний раз, – спокойно ответил я. – Но не слишком гордись этой схваткой, Тутон. Руки у меня тогда устали: я целую ночь простоял с руками, скованными над головой, и к тому же ослаб от раны, нанесенной клыками вастодона, которого я убил, спасая принцессу от верной гибели.
Взгляд мой стал холодным и презрительным, я осмотрел противника с ног до головы, задержался на чуть заметном животике, выступающем над узорчатым поясом, на темных кругах, которые пьянство оставило вокруг его налитых кровью глаз, на щеголеватом, почти женственном покрое платья.
– Сегодня я в лучшем состоянии, – намекнул я. – Может, мне даже удастся преподать тебе один-два урока… Цивилизованного поведения.
Лицо его застыло и стало отвратительным, рука легла на рукоять шпаги. Но я услышал за собой восклицание Дарлуны.
– Что за наглость! – воскликнула она уничтожающим тоном. Сердце мое слегка упало: я надеялся восстановить себя в ее мнении. Но я забыл кодекс поведения, который почти религиозно соблюдается воинами Танатора. Я нарушил главный принцип этого кодекса: воин Танатора никогда не хвастает своей доблестью, он молчит, за него говорят его действия.
Заметив ее реакцию, Тутон ухмыльнулся.
– Преподать этому нелепому шуту еще один урок, принцесса? – спросил он. Дарлуна высокомерно взглянула на меня и кивнула. Он сделал насмешливый полупоклон и красиво извлек шпагу. Мы не стали обмениваться приветствиями, а тут же сцепились.
Вокруг нас суматоха, крики солдат, истерические вопли зрителей, рабы, пытающиеся вырваться на свободу. Но я вскоре забыл обо всем, сосредоточившись только на улыбающемся лице Тутона. Вселенная сократилась, сузилась, и только мы втроем – принцесса, небесный пират и я – оказались в своем замкнутом мире, изолированные от всего окружающего. Мы слышали только звон своих шпаг, шорох ботинок на каменном полу, тяжелое дыхание. Я сосредоточился на улыбающемся белом лице, которое плыло перед моей шпагой. Я хотел стереть эту ухмылку, вызвать пот на этом гладком ироническом лице, блеск страха в этих насмешливых глазах.
Вначале Тутон фехтовал небрежно, беззаботно. Очевидно, считал, что перед ним новичок, неспособный отличить один конец шпаги от другого. Я держался настороже, удовлетворяясь пока тем, что отводил его шпагу, когда она приближалась ко мне, действовал исключительно в защите.
Но вскоре, увидев, что я парирую все его удары, он начал раздражаться ходом дуэли и теснить меня градом блестящих ударов, любой из которых мог проткнуть меня насквозь, если бы я не продолжал отражать их уверенными движениями запястья. Мы отскочили друг от друга, он недоуменно посмотрел на меня, я в ответ спокойно улыбнулся и приготовился встретить следующую атаку.
Он напал из третьей позиции. Я парировал удар, при этом мое острие пробило его защиту как раз в районе сердца и разрезало куртку.
Дарлуна ахнула, на лице Тутона появилось выражение изумления. Я лишь улыбнулся и стоял в ожидании следующей атаки.
Он ударил из квинты, я без труда отбил, и снова мое оружие прошло сквозь его защиту, и на щеке принца появилась кровавая царапина. Он гневно отскочил, глядя на меня в совершенном изумлении. Я иронически поднял одну бровь и стоял в ожидании.
Очевидно, мое превосходство, достигаемое почти без усилий, привело его в полное замешательство. И еще его удивляло, что я не наносил смертельных или тяжелых ран. Он осторожно приблизился в очередной раз, и воздух снова зазвенел от ударов стали.
Я радовался, видя его искаженное, налитое кровью лицо и удивление во взгляде. Особенно приятно было видеть испарину на лбу, смешивавшуюся с кровью от царапины на левой щеке.
Теперь он действовал осторожно, в защитной манере, как я перед этим. Я разорвал дистанцию с шестой позиции, он парировал, но не успел занять нужную оборонительную позу, и я провел царапину по его правой щеке.
Тутон в страхе и тревоге вскрикнул, неуклюже отступил, чуть не упав при этом. Поворачиваясь к нему, я заметил выражение лица Дарлуны.
Было ли это – восхищением?
Теперь Тутон отбросил всякую осторожность и набросился на меня с градом ударов. Он теснил меня быстрой глиссадой, ослепительным сверканием стали, и я отступал, посмеиваясь над его манерой вести схватку. Не знаю, у кого принц Города-в-Облаках учился фехтованию, но фехтовал он напоказ, вычурно, выкрикивая замечания, гримасничая, – на аудиторию все это производит впечатление, вероятно, на, на мой вкус, слегка показно. Я, по контрасту, сражался спокойно, легко, с минимумом усилий и движений, отступал перед его прыжками и отводил каждый удар ловким движением руки. Мы дважды обошли ложу, отбрасывая с пути стулья. Я позволил ему наступать, понимая, что долго он не выдержит. И оказался прав. Скоро он уже тяжело дышал, рука у него устала, шпага начала дрожать. Он хотел разорвать дистанцию и отдохнуть, но тут я начал наседать, прорвал защиту и еще раз уколол в грудь. Снова нанес только царапину, проведя ее параллельно первой, разорвав куртку до кожи.
Продолжая теснить его, через несколько мгновений я разрезал куртку на плече, а потом на втором плече, и все это время, ревя, как выброшенный на берег кит, с лицом, почерневшим от усилий, он пытался уйти от меня. Наконец я сделал его совершенно беспомощным и срезал всю переднюю часть куртки, обнажив его по пояс. К этому времени его правая рука дрожала от усталости, а в глазах уже давно виднелся страх.
Тутон – хороший фехтовальщик, и учился он у мастера. Я не намного лучше его. Но за прошлый месяц я ежедневно по многу часов упражнялся со шпагой, учил новичков, а заканчивал день схватками с одним из лучших фехтовальщиков планеты. Естественно, рука у меня стала твердой, а владение шпагой, пройдя многие часы напряженных упражнений, стало лучше, чем у него.
Обнажив его по пояс, я продолжал покрывать его торс, теперь блестевший от пота, царапинами. Я уколол его в оба плеча, провел кровавую линию вдоль ребер с обеих сторон и уже собирался нацарапать «Джандар» на груди меж сосками, но тут нервы его не выдержали, и он неожиданно струсил. Крича, как испуганная женщина, он буквально швырнул свою шпагу мне в лицо, неуклюже выпрыгнул из ложи, покатился по ступенькам и смешался с толпой. Это почти неслыханный по трусости поступок, и даже я удивился.
Фехтовальщик просто не отдает свое оружие врагу таким образом – не на Танаторе по крайней мере! Даже если тебя превосходят по всем статьям, каллистянский кодекс чести требует, чтобы ты сражался и умер, если понадобится, но не убежал. Но я привел Тутона в ужас, и он просто сбежал. Я стер предыдущее унижение, великолепно реабилитировал себя и сожалел только о том, что не убил его.